Пьющие чудо - Кирилл Князев

Сдерживаю вздох, полный вселенской грусти. Опять новички, опять поход с ними? Я-то вчера думал, что больше малышей не увижу. Сколько нервов убито. И тут – опять двадцать пять.

– Мы не добыли ни крупинки золотой, – напоминает Данил.

– Серьёзно? А я уже и забыл. Думал, наше с тобой парное подражание мигрирующим леммингам – часть плана.

– Не ёрничай. Послушай лучше Аню…

Внимательно слушаю. Девушка рассказывает о том, что ей, по знакомству, на днях скинут координаты места силы. Не такого крупного, как до этого. Но возле таких и фриков поменьше. Или может статься, что их там нет вообще.

– Насколько источник надёжен? – спрашиваю. – Ты в курсе, что новичков, неспособных отличить пряху от обычника, через раз кидают ушлые ребята?

– Не бурли, – просит Дан. – Мы об этом уже говорили.

– Не грех поговорить ещё раз, – парирую.

Господи, да что с ним такое? Носится с ней, как с писаной торбой. Раньше новичков жёстче меня отшивал.

– Она моя подруга, – примирительно говорит Аня. – Очень близкая. Куда уж надёжнее? Вместе за партой сидели, понимаешь? В Горький наша семья переехала совсем недавно. До этого жили в Геленджике. Саша раньше меня стала иллюзорщиком, освоилась. А ещё нет. Вот и помогает.

– Ладно, снимаю вопрос. Тогда что с картой, координатами?

Аня улыбается:

– Их мы получим на заранее обговорённом месте. Где – знаю только я и Хома. Так ведь правильней, да, Фокс?

Молча показываю девушке большой палец. Молодец. Уела!

– Что у вас с посмертием? – спрашивает Данил. – Когда сможете осуществить заход?

– Я – хоть сейчас, – пожимает плечами Анна.

– И я, – говорит Хомяк. – Уже ничего не болит, не чешется! Прямо рвусь в бой!

– Заходим как обычно?

– Угу.

Приносят чай, четыре чашки. Разливаю ароматный напиток.

– Что ж, удача с нами!

– А когда было иначе?..

В университет всё-таки успеваю заглянуть. Послушно сижу на парах, записываю лекции за преподавателем. В перерыве общаюсь с однокурсниками. Всё как всегда, как обычно. На лице – маска доброжелательности, хотя сердце гложет нехорошее предчувствие.

Нюх у меня на неприятности.

А может, я и правда излишне мнителен. То в Ире вижу иллюзорщика, то в Аниной подруге – кидалу.

Пытаюсь обвинить в нарастающей тревоге эффект посмертия. Не слишком удачно. Что я, ни разу не умирал? Такого не было. Зато случалось похожее, когда на группу устроили засаду, там я и лишился двух зубов. И ещё раз, когда лёгкая прогулка возле западного нагорья обернулась кровавой баней – откуда ж нам знать, что местное племя абсолютников решило устроить праздник, а мы, неудачники, подвернёмся под руку?

В общем, беда.

На учёбу стараюсь ходить, по возможности, исправно. Это моя зацепка, наряду с родителями. Крючок, что держит на Земле. Пока есть хотя бы видимость нормальной жизни, пока знаю, что нужен и ждут – хочется вернуться. Пусть я трижды успешен в Канве, пусть нужен и там, по-своему. Здесь, дома, у меня долг. По мере возможностей буду его выполнять.

Палец, обтянутый кожаной перчаткой, жмёт кнопку дверного звонка. Минуту жду. Затем слышу шаги с той стороны. Лязгает замок, дверь отворяется, пропуская меня внутрь.

Заспанная Женя широко зевает.

– Нагулялся, – говорит, – блудный сын.

– Так точно.

По традиции идём на кухню. Здесь за чашкой чая рассказываю про ребят, Анну. Про то, как бесславно погибли, потеряли золото, недели, убитые на поход. Девушка огорчённо качает головой.

– Вить, может, это был знак свыше? – спрашивает она. – Может быть, стоит задуматься…

– О чём? О том, что не следует держать лопухов в команде?

– Нет. О том, что со всем этим тебе пора завязывать.

Ухмыляюсь:

– Да? Околачиваться по лесам, отстреливая мало-мальски крупную живность? Плавали – знаем. Дохода считай что никакого. Данил этим заниматься не станет, придётся в одиночку.

– Не об этом я. Ведь есть же у вас там… люди, что… не рискуют. Положим, рукодельник из тебя не очень, а вот фермер…

– Фермер! – смеюсь. – Издеваешься? Какой из меня земледелец? Я старатель, Женя. Старатель! Мне житья не дадут. Иллюзорщики нас не любят. Это во-первых. Во-вторых, денег с земли – чуть. И в-третьих, ты знаешь, я сорвусь.

Молчу, глядя на подругу.

– Или мне заходить в Канву ради сна?

– Или так. Что плохого? Ты парень здоровый. Здесь стоишь крепко. Раз в неделю будешь туда заходить, отдыхать. Зато сможешь совместить учёбу с работой, это же сколько времени…

– Прорва времени, – холодным тоном говорю. – Целая вечность без… неё. Жить, понимая, что мог бы сейчас заниматься любимым делом, а не торчать… тут, среди пробок, машин, среди каменных коробок…

Подруга вздрагивает:

– Говоришь, как абсолютник. Меня это пугает, Виктор.

– Я ещё не устал жить на два мира, Евгения. Сейчас я счастлив. Отними у меня мой талант, и я превращусь в тень.

– В обычника, – подливает масла в огонь Женя. – Вы нас так называете, о избранные? Что ты вчера говорил, вспомни? Мол, избранность – это иллюзия.

– Иллюзия – это верить в то, что можно переделать человека.

Девушка кладёт ладонь поверх моей, заглядывает в глаза:

– Тебя не надо переделывать. Ты хороший человек. Просто заблудился. Ты не думал о том, что болен? Что Канва для тебя всё, а родной мир – перевалочный пункт? Я ведь чувствую, ты врёшь себе. Каждый день. О том, что должен быть здесь. Ты сам говорил мне, что нет хуже участи, чем быть абсолютником. Ты в него неотвратимо превращаешься.

Я молчу. Подобный разговор у нас не первый. Каждый раз я сопротивляюсь, каждый раз слышу её правду. Беда, что мою правду она принимать не хочет.

Да, может быть я и болен. Да, от старательства одни беды. Я неплохо зарабатываю, но с тем же успехом можно трудиться вахтово, где-нибудь в тундре. Долго не проживёшь, зато весело.

– Женя, – говорю севшим голосом. – Я не хочу, чтобы мне промывали мозги. Особенно ты. Давай так: пусть жизнь у меня будет короткая, но весёлая. И без непонимания. Хочешь, я расскажу в сотый раз о людях, что не доживают до тридцати? О тех, что в Канве лишь спят? Ты можешь в сотый же раз начать спорить, но ничего не добьёшься. Потому что я был там. А ты – нет. Потому что ты нормальный человек, а я – обречённый. Не мешай мне погибать.

Она смотрит на меня. Полные губы дрожат. Господи, только слёз не хватало…

– До сорока, – шепчет она. – Не тридцати. Я уверена, ещё немного, и наука продвинется вперёд. Эту… болезнь можно вылечить, я уверена.

Взяла себя в руки. Какая умничка…

– Я устала смотреть, как рядом со мной загибается близкий человек.

Мне хочется сказать, что если так будет продолжаться, лучше найти другое место для ночёвок. Чтобы не мозолить глаза. Но знаю, что этим её смертельно обижу. Убью. Растопчу. Нельзя такого предлагать, даже в гневе.

Крепко сжимаю её ладонь.

– Прости меня, дорогой друг, – говорю. – Я сделал свой выбор. Ты ничего изменить не сможешь. Давай… хотя бы не ссориться.

Она грустно улыбается:

– Давай. Ты… сейчас уходишь?

– Да. Меня ждут. Я же рассказывал. К тому же Кышу обещался помочь. Слово надо держать. А нам с тобой жить на что-то.

Женя аккуратно убирает руку. Лицо у неё вдруг делается сдержанным, серьёзным – поразительный контраст.

– Ты меня извини, – говорит. – Сама не своя. Завтра с утра на работу… давай, спокойной ночи, что ли?

– Спокойной ночи.

Остаюсь на кухне один. Тупо смотрю, как за окном, в свете фонарей, падает снег.

Послать бы тебя к чёрту, мир иллюзорный. Вызвать такси, доехать до родителей. Ночь скоротать возле монитора, днём – пообщаться. Но нет. Ты оплела меня тенетами, затягиваешь, если не через увлечение, то через друзей.

И не отпустишь.

Никогда.

Уж я-то знаю.

Глава 2, часть вторая

Кто ты без меня, Канва? Чудесный неизведанный мир. Ты – колдовские рощи, алые восходы, янтарные закаты. Кристально чистые озера и шумные реки. Самобытный народ, плодородная земля, золотые нивы.

Кто я без тебя, Канва?

Никто.

Из блога Ткача

Первый день мы тратим на приготовления. Вместе со мной в пещере сгинула мало-мальски приличная одежда, пришлось раскошелиться. На часы и компас у меня привязан «маячок» – услуга, опять же, от прях. Девушки привязывают к вещи ниточку, клубок остаётся лежать в камере хранения. Он реагирует на температуру тела. Когда оно остывает, ниточка, подобно пружине, скручивается, сквозь основы притягивает вещи.

«Маячок» – услуга разовая, дорогостоящая, ненадёжная. Но уж лучше так, чем остаться без жизненно необходимых вещей. Часы я терял за всю карьеру два раза. Компас и рогатка исправно возвращались на место.

Вот что значит – удачная покупка!

Город у иллюзорщиков один. Зато какой: каменно-деревянная громада. Архитектура буквально режет глаза – дома такое скопление стилей не встретишь. Здесь и срубы, и почти настоящие небоскрёбы, возведённые стихийниками. Столица разделена кварталами. Два самых крупных – русскоговорящий и английский. Чуть поменьше – восточный. Тут обитают, вперемешку, китайцы, японцы, и прочий подобный люд. В Канву отчего-то чаще попадают из Европы, Америки. Странам востока в этом отношении несказанно повезло.