По лезвию ножа, или в погоне за истиной - Максим Окулов

— Я вам дам телефон одного моего друга — это человек-легенда острова. Семен русский, женат на киприотке. Он удивительно добрый и безотказный человек. — Димитрис протянул нам листок с номером телефона.

Вернувшись в номер, я тут же позвонил Семену. Он с радостью согласился нам помочь, тем более, что в это самое время стараниями Семена была сформирована группа туристов из России, где случайно (сколько же в нашей жизни происходит таких вот «случайностей»!) осталось два свободных места. Корабль отплывал через три дня. Мы договорились с Семеном о встрече в порту Лимассола накануне отплытия теплохода.

На следующий день я без проблем выполнил поручения отца и был теперь свободен как ветер. Три дня прошло в безмятежном отдыхе, состоящем преимущественно из лежания на пляже и походов по тавернам, барам и дискотекам. Даже не знаю почему, но чем меньше оставалось времени до путешествия, тем большее нетерпение мы оба испытывали. Наконец настал день отплытия. Вскоре после обеда мы собрали небольшую сумку с минимумом необходимых вещей, и приветливый таксист (а бывают ли вообще на Кипре неприветливые люди?) отвез нас в порт. Мы сразу узнали Семена по словесному описанию.

— Добрый день, — радушно приветствовал он нас. — Семен.

— Денис, Лена, — пожал я протянутую руку.

— Вот Ваши путевки, — передал Семен конверт.

— Спасибо огромное, — протянул я конверт с деньгами за путевки, — вы нас так выручили!

— Да что вы, пустяки! Пойдемте на борт, уже объявили посадку.

— А вы плывете с нами? — спросила Лена с удивлением.

— А я вам разве не сказал? Да, у нас группа двадцать человек, включая вас и меня.

— Как здорово! С вами нам будет спокойнее, — Аленка была явно очарована Семеном.

— Приятно слышать, но вынужден признать, что вы явно переоцениваете мою скромную персону.

Мы прошли паспортный контроль и взошли на борт судна. Наша каюта располагалась где-то в недрах корабля, но все же имела маленький иллюминатор где-то под потолком. Вскоре корабль отчалил, мы простились с удаляющимся берегом, прогулялись по открытой палубе и направились в сторону ресторана — начиналось время ужина. Официант, к моей большой радости, усадил нас за уютный столик на четверых у окна. Только мы успели наполнить тарелки закусками, как рядом возник Семен:

— Можно к вам за столик, не помешаю?

— Конечно, — обрадовалась Аленка. — Семен, можно задать в некотором роде личный вопрос? — спросила Лена.

— Пожалуйста, — кивнул наш благодетель.

— Вы, насколько я поняла, приятели с Димитрисом? — Семен кивнул. — Но он же верующий человек, это не мешает вам общаться?

— А почему это должно мешать? — искренне удивился Семен. — Я, например, тоже верующий. Здесь на Кипре вообще трудно найти атеиста, скажу я вам. Вот группа наша, с которой вы завтра познакомитесь — православные паломники из Москвы, с ними батюшка один едет замечательный — иеромонах Кирилл. Иеромонах — значит монах в священническом сане. Вон он, кстати, сидит в дальнем углу, — мы обернулись и увидели сидящего за угловым столиком аскетического вида человека, с длинной, но аккуратной бородой, большими темными глазами, глядящими пронзительно и строго. Собственно, я так и представлял себе монахов — угрюмый и сосредоточенный, без тени улыбки, отрешенный от всего земного.

Аленка сидела, словно громом пораженная.

— А как же мы?

— А что вы? Смею вас уверить, что православные не кусаются и нецерковных людей на обед не кушают! Леночка, — взял Семен ее руку в свою. — Не напрягайтесь, ладно? Все будет хорошо! Если вдруг кто-то захочет вас скушать, обещаю, что не раздумывая предложу свою кандидатуру вместо вашей. Согласитесь, я все же несколько более упитан.

Закончив ужинать, Семен отправился в свою каюту отдыхать, а мы решили немного прогуляться по судну. Около полуночи, подышав свежим воздухом на открытой палубе, мы отправились спать, не представляя, какую пакость готовит нам грядущее утро.

Подъем был ранним — завтрак начинался в 6.30. Быстро собравшись, мы отправились в помещение бара на корме для общения с иммиграционной службой. По договоренности с израильской стороной для таких кратковременных визитов на Святую Землю не требовалась виза. У всех туристов стран бывшего СССР на время пребывания на израильской земле отбирались паспорта, а взамен выдавался специальный документ. Паспорта же хранились у представителя иммиграционной службы на борту судна. Как правило, с каждого судна в Израиле оставались один-два человека незаконных иммигрантов. Дошло до того, что граждан Украины и Молдавии вообще перестали выпускать за пределы корабля, да и некоторым русским туристам приходилось возвращаться в Лимассол «не солоно хлебавши». Какими критериями руководствовались сотрудники иммиграционных служб при принятии решений, было загадкой.

Мы с Аленкой встали в очередь к толстой тетке-пограничнице. Она, как мне показалось, брезгливо взяла наши паспорта и углубилась в их изучение. Далее последовали вопросы типа «место работы», «место рождения», «цель визита» и т. п. Все пассажиры, стоявшие в очереди перед нами, получили вожделенную зеленоватую бумажку практически без единого вопроса, а на нас эту бдительную «стражу» порядка просто-таки прорвало. Задавая вопросы, она сверлила нас своим подозрительным взглядом — в целом, было не очень уютно. Через 5 минут расспросов она позвала какого-то офицера, передала ему наши паспорта, и нас провели в отдельную комнатенку, где сидел человек в штатском. Последовали те же вопросы, только уже по-русски. Я понял, что, скорее всего, дело наше «труба». Когда же начались вопросы о наличии родственников в Израиле и о причинах, по которым нам хочется остаться в Израиле, я расстроился не на шутку, да и Лена была, казалось, на грани истерики. Тем временем человек попросил нас подождать и вышел куда-то с нашими паспортами. Лена была так расстроена, что не могла и слова вымолвить, только положила голову мне на плечо. Не знаю, что на меня нашло — я в жизни до этого никогда по-настоящему не молился, а тут вдруг мысленно обратился к Богу. Вспомнив, что не крещен, я пообещал, что если Господь поможет и разрешит нам посетить Голгофу — место Крестных страданий, то я непременно пойду креститься. Не прошло и 5 минут, как человек в штатском с широкой улыбкой вошел в комнату, вручил нам вожделенные зеленые бумажки и извинился за задержку.

— Так мы можем сойти на берег? — спросил я в недоумении.

— Да, пожалуйста, добро пожаловать на Святую Землю!

Ничего не понимая, мы вышли в зал, где нас дожидался Семен со скорбной миной.

— Не расстраивайтесь, этого нельзя было предвидеть, у вас будет повод приехать в следующий раз, не бери… — осекся он, увидев в моих руках пропуск на берег. — Ничего не понимаю, вас все же выпустили? А чего тогда мурыжили?

— Сам не знаю, — ответил я. — Куча вопросов, а потом пустили.

— Очень странно. Насколько я знаю, эти беседы в отдельной комнатке — для отвода глаз. Решение пустить или не пустить принимают вот эти милые тетеньки. У меня такое впервые. Ну пойдемте, пока они не передумали, — потащил нас Семен к выходу. У самой двери я физически ощутил некое жжение в затылке. Обернувшись, я натолкнулся на полный ненависти взгляд толстой тетки-пограничницы, аж холодок пробежал по спине.

Вся группа русских паломников уже сидела в небольшом автобусе, для нас осталось три свободных сиденья в конце салона. У окна справа сидел отец Кирилл, глаза его были полуприкрыты, но он не спал — пальцы равномерно перебирали четки; у левого окна села Лена, рядом я, а между мной и батюшкой разместился Семен. Пожилая дама-экскурсовод заняла свое место, и автобус плавно тронулся с места.

Путь наш лежал практически через всю страну в Иерусалим. Израиль не произвел на меня ровным счетом никакого впечатления, я ни за что не захотел бы здесь жить. Иерусалим — совсем другое дело. Дух древности, казалось, жил в каждом камне, в каждом булыжнике мостовой. Мы покинули автобус недалеко от Храма Гроба Господня, а автобус поехал на специально отведенную парковку. Мы шли через восточный базар, окруженные сутолокой и шумом даже не средневековья, а глубокой античности, вдыхая дивные пряные ароматы. От этих мыслей, запахов и звуков кружилась голова, я крепко держал Лену за руку, чтобы не потеряться в этом водовороте жизни. Всего несколько минут пути, и перед нами открылась площадь перед Храмом Гроба Господня, которую я видел по телевизору в каком-то фильме. Наяву она выглядела несколько меньше. При входе в церковь создалось такое впечатление, что мы перешли некую невидимую черту, отделяющую один мир от другого: вся суета, заботы, печали и горести остались там, а здесь… Я не смог себе даже объяснить, что же я ощутил. Помните, как это бывало в детстве? Просыпаешься утром, и радость без всякой видимой и явной причины просто переполняет душу. Тебе хорошо, просто хорошо, и все. Хорошо оттого, что мама и папа любят тебя, оттого, что на улице солнышко или, наоборот, идет пушистый снег, хорошо оттого, что из кухни вкусно пахнет мамиными блинами и слышен неторопливый мирный разговор родителей. Если вы помните это, то отдаленно поймете чувство, испытанное мною. Мы шли по этому древнему зданию, вокруг «Кувуклии» — места, где был погребен Христос и где Он воскрес. В этот момент шла служба, и мы не смогли войти внутрь. Наша группа поднялась наверх — на вершину горы Голгофы, находящуюся внутри здания, к месту крестных страданий Иисуса Христа. Я мало что знал обо всем этом, но внимательно слушал экскурсовода, а еще более ощущал сердцем.