Купаясь в солнечных лучах. Часть 1. - Рина Зелиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ты... Почему... зачем... где... надо... - это все, что родил мой не проснувшийся мозг.
- Хорошо, я смотрю, устроилась, - перебило меня недоразумение развязанным тоном, оглядывая жадным взглядом мои казенные хоромы.
- Квартирку, значит, нашу продала. Сама пристроилась, как сыр в масле... а я, можно сказать, бомжую.
- Ну, если квартиру своей матери ты называешь бомжатником, то, видимо, я все же была отличной хозяйкой. Но это претензии не ко мне... Те че надо?
- Половину стоимости нашей квартиры...
Я задохнулась от такой бессовестной борзости, секундой позже услышав голосок проснувшегося Никитки, дернулась, но быстро вернула самообладание. Выяснять отношения при ребенке очень уж не хотелось. Сын едва пришел в себя после развода, потери собственного дома и переезда в чужой город. И стал потихонечку забывать про своего непутевого папашу, окруженный любовью и заботой. Да и наше материальное положение стало ощутимо лучше. Что также играло не последнюю роль в его реабилитации. Я могла теперь позволить себе вкусную разнообразную еду, одежду и игрушки, походы в цирк, кино, театр и прочие развлекательные мероприятия, которые, конечно же, тоже стоили денег. Никите было хорошо и без отца. Горькая обида незаслуженно брошенного оставленного ребенка постепенно утихала.
- Да пошел ты..., - придумыванием куда, утруждаться не стала: направление следования зависит от фантазии пославшего и посылаемого.
Я захлопнула дверь, едва не припечатав наглую рожу своего "бывшего", в целях не травмировать психику чада. Ну, как можно объяснить малышу, что его папка - козел? Козлик, в понимании ребенка, это такое милое и умное существо, которое умеет считать до десяти. Зачем так рано менять стереотипы...
Немного поразмыслив, так, на всякий случай (а они, как известно, бывают разными), я нажала кнопку вызова охраны. И правильно сделала, потому что "бывший", по видимому, решил дожидаться нас у порога, предполагая, что рано или поздно, а мне придется высунуться наружу.
Ждать пришлось недолго. Служба безопасности Арсения работала четко и оперативно. Прислушиваясь к шуму за дверью, краем глаза следя за поглощением кашки Никиткой, я облегченно выдохнула. Надеюсь, люди из службы безопасности отбили охоту у Павлика клянчить у меня деньги.
От звонка в дверь я подпрыгнула. В монитор крупным планом на меня строго смотрели глаза цвета августовской листвы.
- Ризван? - зачем-то спросила, открыв, хотя на память не жалуюсь.
Он так чарующе и как-то непонятно улыбнулся, что я оцепенела. Окинул меня неторопливым инспектирующим взором с ног до головы. Такой завораживающий проникновенный взгляд, необычный и поглощающий. Как будто, и одежды вовсе на мне не было. Обнажая тело и душу. Я так и застыла с приоткрытым ртом. Опять, как всегда при его появлении. "Нет, от этой дурной привычки нужно избавляться", - трепыхалась в голове тусклая мысль.
- Риз, - уточнил мужчина. - Я вопрос решил. Он тебя больше не побеспокоит.
Его тон мог заставить любого почувствовать себя букашкой. Словно, он не на службе у короля, а сам король. Он продолжал разглядывать меня, как статую на постаменте. Как какой-то экспонат музейный. Вот тут я разозлилась и ожила.
- Нравлюсь? - поинтересовалась ядовито и мстительно, желая поставить его на место.
А кто он такой, чтобы сканировать меня подобным образом? Словно, я на рентгене, и мне сейчас поставят диагноз.
- Да, - столь откровенно выбивающий ответ после предыдущих событий довел меня до нокдауна.
Я шумно захлопнула рот и судорожно сглотнула. Честность - это, конечно, хорошо. Но как прикажете на такое реагировать? Я - любовница его босса. И Ризу об этом прекрасно известно. Признаваться в своем увлечении мной - да это просто хамство с его стороны. И опасное хамство... А если я Арсену нажалуюсь? Наверное, он был убежден, что я этого не сделаю. И в этом был прав. Не сделаю. Конечно, очень бы хотелось вызвать ревность Арсения. Проверить: насколько он мной дорожит. Но вот в результате я была не уверена. Да и подставлять Ризвана почему-то очень не хотелось. От этих умозаключений, мимолетно пролетевших в моих мыслях, еще больше расстроилась.
- И че? - единственный вопрос, пришедший мне в голову, который, обычно, в русском языке должен являться заключительным.
Я задала его, посчитав про себя до девяти. Так что это еще не нокаут, а ответный удар. Сдачу, однако, получила. В виде заливистого смеха и его спины, удаляющейся по направлению к лифту.
- Смеется тот, кто смеется последним, - прошипела я в эту самую спину, подумав про себя: "Независимость - это возможность послать того, кого считаешь нужным, тогда, когда считаешь нужным, туда, куда считаешь нужным. И ее теперь это у меня никто не отнимет".
Ни в какой аквапарк мы, конечно же, не пошли. Арсений позвонил и сообщил, что у него возникли какие-то срочные и очень важные дела. Я не обиделась. Настроение все равно было испорчено. Странно, но я вообще про это не думала. Пробормотав что-то сынишке про другой раз. Весь остаток этого дня и последующий день мои думы занимал Ризван. Необъяснимая притягательность этого мужчины вызывала состояние крайнего замешательства. Я не могла понять: как каждый раз мои мысли возвращаются к нему. К его дерзкой ухмылке, обнажающей ряд ровных крепких зубов, к его необыкновенным, редкого цвета глазам, пронизанным зеленоватыми бликами, как болотная вода на солнце.
Глава 6.
Не все то золото, что блестит.
Передавай ей приветы,
И да, спасибо большое,
Но не давай мне, любимый, советы.
Ну что же это такое?
Песня. Елена Ваенга.
Утром понедельника, отойдя от моральных потрясений, немного успокоившись, я рассказала Арсению об этом "милом" происшествии не скрывая остатков все еще бурлившей злости, но местами даже с черным юмором, с целью не показывать свою незащищенность. И сама могла бы справиться, типо того.
Впрочем, можно было и не торопиться. Ризван, наверняка, уже обо всем доложил. Ну а как же: дружба дружбой, а служба службой. Арсен терпеливо выслушал мою гневную сбивчивую тираду и расхохотался.
- Тебе смешно? - я негодовала, меряя шагами кабинет и отлично осознавая, что выгляжу, как взбесившаяся тигрица, но ничего с этим поделать не могла.