Королева сыска - Галия Мавлютова

Мила сидела нога на ногу, с отрешенностью во взгляде отвечала на протокольные вопросы. Попытки разговорить Милу не удавались, а Гюрзе хотелось разговорить. И чем дальше, тем больше крепло у нее убеждение, что это необходимо сделать, необходимо «достучаться» до девушки, вызвать на откровенность. Зачем?

Юмашева почувствовала в сидящей напротив женщине надлом. Словно душа той, как ветка дерева, сломана бесповоротно, без возможностей срастись, обрести утраченную цельность, держится на последнем лоскутке. Почувствовала, потому что и сама много повидала, и — главное — у нее не пропало желание заглянуть человеку в глаза, влезть в душу. Понять. Кстати, если пропадет желание копаться в чужих душах, умах и белье, то, считай, ты кончился как опер. Потребность все для себя выяснить, раскопать, разузнать (пускай это сегодня и не нужно, и неизвестно, пригодится в дальнейшем или нет) — вот что отличает настоящего опера, «мента по жизни», от человека случайного. У самой Юмашевой после двенадцати лет работы в органах эта потребность приняла уже гипертрофированную форму. Даже проводя отпуска в санаториях, даже на расслабляющих теплых морях она не могла успокоиться до тех пор, пока про всех не узнает: кто с кем романы крутит, кто с кем дружит, кто лидер в этой и той компании, у кого что на уме. Сыщик — это образ жизни. Образ мыслей.

Разговорить Милу не удавалось. Гюрза предположила, что мешает казенная обстановка, которая, кажется, так и шепчет: «А ну-ка, раскалывайся».

— Есть охота, — Гюзель захлопнула папку, убрала ее в стол. — Пойдем перекусим. — И пошутила:

— По дороге сможешь убежать.

В кафе (в том самом, где спустя полтора года она будет беседовать с молодым оперативником Виктором о деле Марьева) за чашкой кофе, рюмкой коньяка и бутербродами они с Милой говорили ни о чем, просто за жизнь, как женщина с женщиной. Беседовали, снова брали коньяк и кофе (причем тратилась исключительно Юмашева, и не из соображений расположить к себе девицу угощать себя она не позволяла никогда, полагая такие деньги грязными). Пепельница быстро наполнялась сигаретными окурками. Алкогольный дурман и сизый табачный дым растопили ледяную — схему «опер — задержанный», на ее место пришло что-то совсем другое… Больше двух часов проговорили они тогда.

Мила рассказала о себе.

Обыкновенная история. Вчерашняя школьница приехала в Петербург из Екатеринбурга учиться.

Поступила в ЛИАП. Жила пять лет в общаге. Зацепиться за город не удалось, хотя куда менее симпатичные, тоже иногородние подруги нашли себе городских мужей с пропиской, а она, дуреха, влюбилась в мальчика из Владимира, студента Педагогической академии, проживавшего в соседнем корпусе студгородка, и прожила эти пять лет с ним.

После учебы он вернулся во Владимир, а она осталась. Ей не хотелось уезжать из Питера, она решила, что как-нибудь устроится здесь. Торговала в каких-то ларьках, продавала овощи на рынке, снимала комнату в коммуналке, безденежье и одиночество. Разумеется, в конце концов она очутилась на панели. Обыкновенная история… Нет, не совсем.

Гюрза слушала, и ей вспомнилась фраза, кажется, Цветаевой: «Помочь можно только богатому, спасти можно только сильного». Сказано, конечно, сильно, но, увы, в корне неверно. Потому что в реальности дела обстоят с точностью до наоборот.

И все эти сопливые истории об очарованных красивой и легкой жизнью наивных дурочках, которые подаются в проститутки, а потом прозревают, но уже поздно, — все это беспардонная ложь.

Проститутка (в полном смысле этого слова, разумеется, а не пятирублевая привокзальная шмара) есть женщина необыкновенных ума, таланта и силы. И на фиг ей сдались любые спасение и помощь. Она с самого начала знала, на что и ради чего идет (ради чего? — только и исключительно из-за денег, других вариантов нет). Ум? Ум требуется, чтобы выжить в «теплой» компании «коллег», а попросту говоря, в банке с пауками и из низшей касты рублевых девочек перейти в валютные. Талант?

Талант необходим, чтобы развлечь «клиента», — ведь факт, что мужику зачастую нужно не столько перепихнуться, сколько поговорить, расслабиться и излить душу. И если Мила как профессиональный психолог не сумеет поддержать беседу, успокоить, то цена ей рубль и прямая дорога к вокзалу.

(Из настоящих проституток, кстати, действительно получаются идеальные жены, это не выдумка, это истинная правда.) А сила… Ведрами пить в ежевечерних компаниях, курить, нюхать и при этом не терять товарный вид, оставаться на плаву — нет, слабые в этом мире не задерживаются.

Их разговор закончился тем, что они решили встретиться еще раз. И стали встречаться регулярно. Юмашева сделалась для Милы чем-то вроде психоаналитика. Той нужно было кому-то выговориться, вывернуться перед кем-то наизнанку без остатка, ей оттого делалось легче, а больше ей не перед кем было так открыться. Информатор из Милы поначалу был никакой. Она мало что могла рассказать о делах криминальных. В то время милиционерша была больше нужна проститутке, а не наоборот. Но вскоре девушка поднялась на ступеньку в своем ремесле, стала работать в ночном заведении, где собирались и оттягивались бандиты, и потек ручеек информации, иногда весьма ценной. И еще. Роль Мата Хари дала Миле цель, придала смысл ее существованию. Тем более своих клиентов она ненавидела и сдавала их тайны охотно. Гюрзе приходилось пользоваться информацией очень аккуратно, каждый раз тщательно просчитывая свои шаги, чтобы тень подозрения не пала на ее человека. Вот так. Как ни странно, а оперуполномоченная, сделав преступницу своим агентом, тем самым не давала той потонуть в криминальной трясине. Хотя агент, опять та же тема, — неудачное слово. Их отношения все-таки иные.

Полуприятельские, что ли…

Мила вернулась от стойки с коньяком и конфетами.

— Дрянь погодка. — Она сняла сумочку с сиденья, повесила ее на спинку стула. — А у меня не топят. Второй день не могу зайти купить обогреватель. Мерзну, как дура. Только коньячок и спасает.

Виски еще, правда.

— У меня дома два года батареи простояли полухолодные, — рассказала в ответ Гюзель. — Кому я только не жаловалась, обошла всех начальников, шило им в толстые задницы. Через два года только затопили как надо… Сапожки новые купила? — полюбопытствовала Гюзель. — Смотрю, прихрамываешь.

— Заметно? — расстроилась Мила. — Да вчера тоска напала, дай, думаю, шмотку новую куплю, подниму настроение. Зашла, купила сапожки. Не разносила пока.

— Где брала? Сколько стоят?

Подслушать их, и, конечно, каждому пришло бы на ум — опер и его информатор на тайной встрече.

Обе закурили.

— Что это? — Гюзель дотронулась до руки Милы, чуть выше запястья, когда девушка подняла руку с сигаретой и обнажился синяк размером с пятак советских времен. — Били? — впрямую спросила Юмашева.

— Нет, — ответила Мила. — Мудак один попался. Захотел показать, какой он сильный. Сжал лапищей, ну и вот…

В этот раз не били. Но прежде доставалось, и никто ничего не может гарантировать на будущее.

Таково выбранное ею ремесло, его издержки. Все проститутки знают, что с ними может быть, что однажды могут и прибить насмерть. Подобных случаев сколько угодно. Вот та же Мила. Когда она только приобщилась к «профессии», с одной из ее подруг произошел случай, который, казалось бы, должен был заставить юную провинциалку бежать с панели сломя голову. Подругу звали Ира. Она «работала» на одном из «пятачков», где толклись девицы, мужчины с испитыми лицами и таксисты.

Схема «работы» была проста: девка заманивает, сутенер получает деньги, а «свой» таксист занимается развозкой. В один из вечеров Иру снял один кавказец, с бритой головой, в кожаном плаще, по виду старик, но на самом деле еще не старый.

Отдал положенную сумму Ириному сутенеру, посадил в «панельное» такси и отвез на Каменный остров. И там, не выходя из такси, он бил и истязал ее в течение пяти часов. Все это время таксист сидел не шелохнувшись и тронул машину, когда обессиленный кавказец уже стал выть, а Ира стала умирать. Ее выкинули там же, на Каменном, утром ее подобрали сердобольные граждане и вызвали «Скорую». В больнице она сказала, что ее избили неизвестные, а вернувшись домой, поняла, что жизнь кончена. В ней засел страх, который начал поедать ее не только изнутри, но и снаружи, съедал кожу, ногти, волосы. За считанные месяцы из полненькой румяной блондинки Ира превратилась в старуху, вдобавок покрылась струпьями с ног до головы. Ее навещали немногочисленные подруги, навещала и Мила, навещала даже Гюрза. Ей предлагали помощь, но Ира отвергала все. И вскоре умерла. Такая судьба… Везде и всегда побеждает сильнейший — сильный духом. Естественный отбор, япона мать, против него не попрешь. А вы говорите — «помочь богатому, спасти сильного»…

Детский лепет. Сопля в стакане…