История Халифата. Том 1. Ислам в Аравии, 570—633 - Олег Большаков

Неразвитость внутренней организации племен в сочетании с остатками материнской линии счета, полиандрии, свободы расторжения брака со стороны женщины производят впечатление большой примитивности бедуинского общества V–VII вв. [+77]. Появление же государственных образований кочевников (Кин-дитов, Гассанидов, Лахмидов), выделение племенной верхушки, присваивающей лучшие пастбища в форме хима («заповедных земель»), усиление неравноправных отношений между чужими и родственными племенами — все это единодушно рассматривается учеными как начало разложения этого примитивного общества, противоречия во взглядах проявляются лишь в определении того, какое классовое общество складывалось: рабовладельческое или феодальное [+78].

Сложность заключается в том, что мы принимаем все эти явления за начало процесса, который с созданием Халифата завершается становлением классового общества. Однако все имеющиеся у нас сведения о жизни кочевников в VIII, IX, X и далее веках говорят о неизменности образа жизни и социальной организации (если исключить довольно поверхностную исламизацию) кочевников. Так почему же мы считаем, что период V–VII вв. был переломным, кризисным? Почему мы думаем, что процесс выделения племенной верхушки, захвата земель, подчинения слабых племен и родов сильным начался только около IV–V вв.? На каком основании полагаем, что образование Пальмирского или Набатейского государств было принципиально отличным от образования государства Лахмидов? Быть может, все эти представления — лишь добросовестное заблуждение, порожденное отсутствием сведений о состоянии общества Центральной Аравии пятью веками раньше? Ведь если процесс разложения общинной собственности на пастбища и выделение богатой верхушки продолжался почти до наших дней, то почему бы не предположить, что он начался задолго до VII в., еще тогда, когда первые семитские племена начали выходить из Аравии, образуя древние государства Передней Азии.

Есть немало доказательств того, что общество Центральной и Северной Аравии, являясь частью структуры большого переднеазиатско-аравийского региона древних цивилизаций, сохраняло в то же время в силу специфики кочевого хозяйства примитивные фермы организации, основанные на родственных связях. Так и образуется странное смешение примитивных форм брака и племенной организации с наличием собственной письменности, с развитой торговлей и товарно-денежными отношениями, с существованием развитой поэзии, явно не соответствующей мышлению примитивного общества, хотя и оперирующей предметами и обстановкой примитивного быта. Поэтому в любой исторический период мы можем обнаружить признаки разложения родо-племенного строя, но затем встречаться с ним снова и снова.

Это — проблема, к которой историкам придется возвращаться неоднократно, мы лишь хотим здесь показать, что условия, в которых рождались новая религия и новое мировое государство, были не так уж просты и однозначны, как это может показаться.

Верования

В религиозном отношении Аравия представляла собой такую же пеструю картину. В Южной Аравии намечалась постепенная унификация пантеона, превращение городских божеств в общейеменские, выдвигается в качестве главного бог Луны Алмаках, превращающийся постепенно в единого владыку неба и земли, часто обозначаемого одним эпитетом рахманан («милостивый») [+79]. Параллельно с этим процессом трансформации политеизма в монотеизм в Йемене получают распространение сложившиеся монотеистические религии Ближнего Востока: иудаизм и христианство. Будучи теологически более разработанными, они ставили преграду дальнейшему самостоятельному развитию южноарабского монотеизма. Христианство и иудаизм проникли в Южную Аравию практически одновременно. В начале VI в. принятие иудаизма правителем Йемена Зу-Нувасом выдвинуло на первый план именно эту религию, но затем вмешательство христианской Эфиопии привело к победе христианства, которое, впрочем, тоже не стало господствующей религией йеменцев [+80].

Христианство проникло в арабскую среду и в Северной Аравии: в византийских пределах арабы исповедовали христианство монофизитского толка, в сасанидских — несторианского, который принесли к ним гонимые из Византии несториане. Несомненно, отдельные проповедники должны были проникать и в Центральную Аравию, но, насколько нам известно, не смогли завербовать последователей своих религий. Все это, вместе взятое, должно было способствовать знакомству арабов-язычников с отдельными положениями христианской догматики и мифологии.

Гораздо дальше проникал в Аравию иудаизм. Иудейские колонии имелись во многих оазисах Хиджаза и Неджда, но мы не знаем, были ли это евреи, переселявшиеся в Аравию, или арабы, давно принявшие иудаизм.

Основная часть Аравии была царством язычества. Здесь продолжали жить остатки древних общесемитских верований, зафиксированных в Ветхом завете и в религиях других семитских культур древности, имена многих божеств арабского пантеона известны с древности. Во главе его стоял Эл (Ил, ал-Илах, ал-Лах), большим почтением пользовались женские божества ал-Лат (форма женского рода от ал-Лах), ал-Узза («великая») и Манат, воплощавшая в себе идею неотвратимости судьбы. Их культ зафиксирован от крайнего севера до юга Аравии. Наряду с этим было распространено почитание камней, скал и деревьев Иногда они имели самостоятельное значение, но часто считались воплощением указанных божеств [+81]. Кроме того, у каждой семьи был свой идол-покровитель, связывались ли они с культом предков, мы не знаем. Четких представлений о судьбе человека после смерти, о бессмертии души у арабов-язычников не имелось.

Как правило, вокруг храмов и святилищ выделялась «священная территория» (хима или харам), где все — люди, животные и растения — считалось неприкосновенным, здесь же находились храмовая сокровищница и алтарь для жертвоприношений. Человеческие жертвы к VII в уже не приносились, хотя раньше имели место. Возможно, что нередко упоминаемые мусульманскими авторами убийства девочек-младенцев бедуинами, осужденные в Коране и объясняемые историками как средство избавиться от лишних ртов в условиях полуголодного существования, во многих случаях были ритуальным действием [+82].

Большую роль в религиозных представлениях арабов играли джинны и шайтаны, которые представлялись посредниками между людьми и миром богов, с которым человек не может иметь непосредственного контакта Эти духи, добрые и злые, по воле божеств внушают людям мысли и поступки, открывают им сокровенное и наущают к злому Обычных людей они посещают время от времени, но есть люди, через которых они вещают остальным, — это аррафы («провидцы») и кахины («прорицатели»), они предсказывают будущее, ищут пропавшее, угадывают скрытое В каждом племени был свой арраф или кахин, некоторые пользовались славой за пределами своего племени, и к ним издалека приезжали за советами. Поэты также считались вдохновленными из этого мира, промежуточного между людьми и богами [+83].

Отсутствие четких догматических представлений открывало широкие возможности для проникновения в это аморфное мировоззрение идей более развитых религий, способствуя религиозно-философским раздумьям.

Важнейшим общеисторическим вопросом является исследование закономерностей появления новых религиозных систем. Несомненно, что каждому уровню развития общества соответствует свой уровень идеологического развития, своя система / мировоззрения, одной из форм которой является религия. Пример Средиземноморья как будто бы свидетельствует о том, что определенному уровню развития общества соответствует появление монотеизма, на этом основании рождение христианства связывают с кризисом античного общества, а появление ислама — с разложением общинно-родовых отношений и сложением классового общества Однако во всемирном масштабе такая зависимость прослеживается хуже: Индия и страны Дальнего Востока не знали монотеизма, а иудейский монотеизм зародился задолго до кризиса античного общества. Поэтому мы вправе задать вопрос в какой степени рождение ислама связано с коренными изменениями в структуре аравийского общества и в какой объясняется влиянием более развитых идеологий, почему, наконец, аравийскому обществу понадобилась новая религия, а не принятие уже имевшихся? В какой-то степени мы попытаемся ответить на него, рассматривая конкретную историю рождения ислама, хотя наша книга не является специальным историко-религиозным исследованием.

Примечания

[+1] В «Истории Византии» площадь Византии в IV в. ошибочно определяется в 750 тыс. км2 [Ист. Виз, т. 1, с. 68] явно вследствие механического переноса цифры, выраженной в квадратных милях, в километры (750 тыс. кв. миль = 2 млн. км2). В VI в. площадь ее выросла благодаря завоеваниям в Северной Африке и Италии.