Тринадцатый апостол. Том II (СИ) - Вязовский Алексей

— Не бойся, эта птичка не кусается…

Египтянин с интересом следил за моей реакцией, но я лишь вежливо пожал плечами. Мне ли удивляться этому петуху после Павлина из нашего Эрмитажа? Этот древний петух лишь жалкий его предшественник. Вот там настоящее чудо механики. И кстати, свой петух в композицию с Павлином тоже входил — в него даже был встроен маленький органчик.

— Ты даже не удивлен, Избранный?

— Нет. Прости, хранитель, но я видел и более искусно сделанные механизмы, не сравнимые по красоте и мастерству с этим. Но для своего времени этот петух был, конечно, чудом.

— И сколько же ему лет по твоему мнению? — прищурился Хесир

— Точно сказать не могу. От трех до двух с половиной тысячелетий — прикидываю я в голове возраст постройки пирамиды Хеопса.

Старец удивленно на меня смотрит, потом уважительно качает головой.

Сначала коридор ведет нас вниз, потом мы начинаем подниматься вверх. Стены коридора гладко отшлифованы и в нишах стены расставлены фигуры животных и птиц высотой где-то с метр. Некоторые целиком высечены из полудрагоценного камня, а какие-то отлиты из золота. Или может покрыты позолотой, черт их знает. Меня больше интересовало мастерство древних камнерезов и ювелиров, чем стоимость. Фигуры были очень разные, но я задерживался лишь возле тех, что поражали меня достоверностью изображения деталей.

Серебряный орел в натуральную величину, нефритовый крокодил, стоящий на задних лапах, гиппопотам из темно-красного гранита. Кого тут только не было: львы, гепарды, различные птицы… Каждый шаг приносил восторг. Настоящий музей древностей в Чуде света. Сокровища еврейского Храма отдыхают — там даже золотого тельца не нашлось, одни лишь монеты. Нынешние евреи очень практичный народ!

— Представляешь, сколько это стоит? — спрашивает меня хранитель, остановившись рядом с тонконогой антилопой, отлитой из золота. Вместо глаз у нее два драгоценных камня, таинственно мерцающих в свете факела. Даже не знал, что древние египтяне умели так их обрабатывать.

— Это бесценно… — восхищенно вздыхаю я — какой мерой можно оценить такую красоту? Эти сокровища достояние цивилизации, и должны принадлежать всем, а не одному.

Коридор начал расширяться, и я понял, что мы попали в широкую галерею, которая ведет к гробницам. Так оно вскоре и оказалось. Мы вошли в большое помещение с высоким потолком, где в центре стояли два гранитных саркофага с крышками в виде спящих человеческих фигур в полный рост. Стены усыпальницы были украшены потрясающими цветными фресками, в которых рассказывалось о жизни царей Египта. И куда потом все это делось спустя две тысячи лет? Ну, ладно, сокровища воры и завоеватели разграбили. Но эти вот фрески?! Мне даже захотелось заглянуть в саркофаг, чтобы убедиться — там точно нет мумий?! Но у Хесира я спросил совсем о другом:

— А почему ты назвал себя последним хранителем?

— У меня нет детей. И совсем скоро наш род, который служил фараонам две с лишним тысячи лет, навсегда прервется.

Мы вышли из усыпальницы, вернулись в длинный коридор. На одной из развилок, Хесир повернул направо и начался долгий спуск вниз.

Я все меньше понимал происходящее и оттого в душе росла тревога. Мы все шли и шли куда-то, спускаясь все ниже под землю. У меня начала кружиться голова от ощущения замкнутого пространства, пусть энергетика этого места не была враждебной, но она все равно давила на психику. Я нервно поправил меч на поясе, проверил, на месте ли мой кинжал, приложил ладонь к крестику на груди. Это немного успокоило меня. Но все-таки зря я пошел за этим странным хранителем, да еще один, без друзей.

— Не пугайся, Избранный, для тебя здесь больше нет ничего опасного. Ты доказал, что достоин узнать главную тайну некрополя — Хесир открыл своим длинным ключем незаметную дверь, замаскированную под гранитный блок пирамиды и мы ступили на крутую лестницу — Теперь лишь должно исполниться предначертанное!

— Хесир, но если я не хочу эту тайну знать? Зачем мне она?

— Это уже не зависит от нас с тобой. Триста лет назад наш пророк Манефон предрек падение Египта. Предсказал, что Птолемеи не смогут защитить его и отдадут страну римлянам, что боги Птолемеев окажутся фальшивкой. И это было горько слышать, ведь наши настоящие, древние боги еще раньше отвернулись от нас, египтян. Но Манефон дал людям надежду. В его пророчестве сказано, что придет живое воплощение Осириса — истинный Спаситель. И у него будут ученики, которых мы узнаем по кресту на груди.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Хесир опять обернулся, внимательно посмотрел мне в глаза.

— Манефон завещал хранителям войти в согласие с учениками Спасителя, дождаться их прихода и служить им. Но мало кто из потомков тех древних хранителей пережил резню, устроенную Клеопатрой, которая возжелала сокровищ нашего фараона. Она так хотела их заполучить, что безрассудно переступила через проклятие Хуфу. А оно гласило: фараон, который покусится на сокровища и жизнь его хранителей, станет последним правителем Египта. Древнее проклятие свершилось: Птолемеи больше не правят, но и хранителей Хуфу, тоже больше нет — Хесир тяжело вздохнул, словно в том была и его личная вина — я последний оставшийся в живых страж пирамид.

Еще одна дверь-плита поднялась перед нами и мы, наконец, достигли цели своего путешествия — оказались в большом зале с помостом, на котором стоял золотой трон. Рядом в каменной чаше бил источник. Хранитель зажег светильники, прошел на помост.

— Вот мы и пришли — Хесир безо всяких сомнений уселся на трон, словно имел на это полное право. Поставил посох рядом с собой.

— А он зачем здесь? — удивился я фонтанчику, любуясь игрой воды на каменной чаше. Откуда поступала эта вода, и куда она потом девалась, было непонятно.

— Это и есть главная тайна фараонов. Источник вечной молодости — тихо ответил Хранитель — Каждый, кто испьет из него, омолодится.

Я с сомнением посмотрел на старика. Что-то сам он не был похож на омолодившегося. Подошел ближе к источнику, внимательно посмотрел на бьющий ключ. Вода как вода. Может, Хесир меня просто разыгрывает? А то прямо как у Стругацких в их “Пяти ложках эликсира”.

— Есть лишь одна загадка у этого источника — Хесир прикрыл глаза — Испить из него может только праведник. Грешника святая вода состарит. А может даже и убьет. Хуфу, которого греки называют Хеопсом, именно так и погиб. Думал, что строительством пирамиды он заслужил себя святость перед богами. Испил этой воды и умер потом в мучениях.

— Прости мудрейший, но кто же из настоящих праведников не усомнится в своей святости? Любой из них искренне считает себя закоренелым грешником!

Хесир усмехнулся:

— Хорошо, что ты это понимаешь, Марк. Значит, я не ошибся в тебе. И жадности в тебе не увидел, ты остался равнодушен к сокровищам Хуфу. А ведь это тоже было испытанием: стоило тебе взять их в руки, и сработала бы ловушка. Сверху упал бы огромный камень, и ты остался бы погребенным здесь заживо. Помнишь те несколько блоков, что перекрыли прежние проходы? Это цена людской жадности и не пройденного кем-то испытания.

От зловещей усмешки египтянина волосы на затылке у меня встают дыбом, и пересыхает в горле. Вот же не было печали…! Да, зачем мне все это, зачем?!! Я же не просил его посвящать меня в тайны местных лабиринтов, приехал только на пирамиды глянуть!

— Скажи, разве Марк — это настоящее твое имя? — поинтересовался вдруг хранитель, оборвав накатившую на меня волну паники.

— Нет, Хесир, не настоящее — признался я — Но мое прежнее имя осталось в другой жизни. Здесь я быстро привык к тому, что меня теперь называют Марком.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Старик кивнул каким-то своим мыслям и взял в руки посох. Протянул его мне.

— Теперь ты новый Хранитель пирамид, Марк. Мое время закончилось. Покажешь анх любому местному египтянину, и они с радостью выполнят твою просьбу. Нас, хранителей, еще помнят в Гизе и Мемфисе.

Я на автомате принял из его рук посох, повертел в руках. Стоило дотронуться мне до его навершия, как анх сам отделился от основания и остался в моей руке.