Тайны Тарунинских высот - Георгий Травин

Майор Мятлев, бледнолицый офицер с красными от постоянного напряжения глазами, начал доклад бесстрастным голосом штабиста. Он обстоятельно охарактеризовал полученное «наследство», сообщил об изменениях, происшедших за последнее время в расположении пехоты и огневых средств противника, продемонстрировал подробную разведсхему. Наследство было уже приумножено наследниками: за несколько дней доразведки артиллерийские наблюдатели уточнили многое, доразведка позволила нанести на карту все расположение противника с такой полнотой, что можно было принять эту карту за немецкую.

— Наследство получено неплохое, — сказал генерал. — Плохо только то, что унаследованы также и пороки предшественников. Так сказать, унаследовали шубу вместе с молью. А ведь моль может шубу съесть! Одну личинку этой опаснейшей моли, кажется, сумел обнаружить полковник Буранов. Он вчера сообщил мне кое-что мельком. Теперь доложит обо всем подробно. Ксенофонт Ильич, докладывайте! Кому очень хочется курить, разрешаю. Только не все сразу.

Закурил для начала командир одного из стрелковых полков. Но через минуту он забыл о папиросе, и она потухла — слишком интересно было то, что говорил Буранов. Он рассказал об обнаруженной им на левом фланге траншее противника, фланкирующей подступы к главной высоте. Картину того, что, по его мнению, происходило при штурмах, он нарисовал так ярко, что мрачная тень легла на лица слушавших его офицеров: каждый живо представил себе все это.

В заключение Буранов развернул карту, на которой была нанесена немецкая траншея на лесистой высотке.

Это был уже не тот беглый набросок, что сделал он сам, сидя на бугре против высотки. По его приказанию разведчики артиллерийского пушечного полка в течение нескольких дней вели непрерывное наблюдение за лесистой высоткой, и постепенно им удалось с большой точностью нанести на карту всю траншею и определить расположение огневых точек. Зигзагообразная линия траншеи, как на двух гвоздях висела: правый и левый фланги ее замыкали два мощных пулеметных дзота. Кроме того, на протяжении ее насчитывалось не менее десятка пулеметных гнезд. Разведка установила также местонахождение штаба гарнизона высотки — командного пункта и землянок. Точно рентгеновскими лучами просвечена была вся высотка!

— Отлично! — сказал генерал, любуясь картой Буранова. — А позвольте вас спросить, полковник Буранов, как удалось вам выявить эту траншею, так долго остававшуюся не обнаруженной?

— Обыкновенно, — уклончиво отвечал Буранов. — Визуально.

— Та-ак! — протянул генерал. — Родник красноречия иссяк. Уж если Буранов не захочет раскрыть секреты своей работы, так из него, кроме вот таких словечек, ничего не вытянешь: «обыкновенно, визуально»! А может, и персонально, а? Небось, собственной персоной на животе ползал?

Все засмеялись, и Буранов — тоже. А генерал заключил:

— Ладно. Не в ущерб обязанностям командующего и сие не возбраняется. Была бы охота, а обмундирование выдержит.

— Виноват, товарищ генерал, разрешите доложить! Я только первый заметил фланкирующую позицию. А детальную разведку производил капитан Евгенов, начальник разведки пушечного полка. Он и разведчиков под стать себе подобрал. Сквозь лес и сквозь землю видеть могут!

— Отлично! — сказал генерал. — На эту карту поглядеть приятно. А вот другая карта. Она по сравнению с бурановской — слепая. Составлена сия карта в штабе смененной нами дивизии. Глядите: на высотке значится заслон. И только. Ничего более. Разведку генерала Василенко гитлеровцы сумели провести. Повидимому, так... Но это далеко еще не все. Я считаю, что у противника имеются тут и другие секреты. Ведь как бы ни действовала эта фланкирующая позиция, одна она едва ли смогла бы остановить штурм и отбросить всех атакующих, ведь их было не мало. На левом фланге огонь с лесистой высотки был, конечно, губителен, может быть, непреодолим для атакующих, но на правом такого эффекта дать он не мог. Я имею в виду ружейно-пулеметный огонь: пушки оттуда не стреляли, орудийные выстрелы выдали бы позицию. Так или не так?

— Так, — сказал начальник штаба.

— Похоже, что так, — подтвердил и Буранов.

— Я считаю, что именно так, — продолжал генерал. — Отсюда ясно, что у противника имеются и еще какие-то опасные секреты. А обнаружены ли они? Нет! Почему майору Мятлеву ничего не было известно о фланкирующей позиции? Почему он удовольствовался неполными данными, полученными в наследство?

Генерал в упор посмотрел на помощника начальника штаба: тот покраснел и злобно покосился на Буранова, который, как он считал, «подложил ему свинью». Но Буранов тут же сказал:

— Виноват, товарищ генерал, разрешите еще два слова!

— Разве у вас не все? Говорите.

— Товарищ генерал, я должен доложить, что обнаружить эту фланкирующую позицию помог мне случай. В сущности, ее открыли разведчики Василенко, как только его пехота захватила заслонявший ее маленький бугорок. Вся беда в том, что пробраться на ту высотку или хотя бы подобраться к ней не позволяет непроходимое болото...

— Скромничаешь все, Буранов! — недовольно отозвался генерал. — Человека обидеть боишься? Да иной раз для пользы дела человека-то необходимо обидеть. Русский человек как разобидится, тут-то и пойдет чудеса творить. Не беда, если майор Мятлев сегодня обидится, — завтра глазастее будет. Полагаю, что...

Лиговцев остановился на полуслове и, чуть склонив голову набок, прислушался.

— «Чемодан» летит. Прямо к нам, — проговорил он тихо, будто подумал вслух.

Все услышали быстро нарастающий вой снаряда.

— Перелет! — определил Буранов, и сейчас же раздался сильный взрыв за блиндажом.

— Еще один, — сказал генерал.

Дрогнули стены блиндажа, восприняв удар снаряда в землю, а в следующее мгновение всех оглушил грохот разрыва.

— Недолет, — опять заметил Буранов. А офицеры подумали: «Зачем он это говорит? Лучше бы молчал! Ведь каждому понятно, что перелет и недолет — это значит вилка. Если немцы будут правильно и точно вести огонь, то один из следующих снарядов должен дать прямое попадание».

— Двухсотдесятимиллиметровая пушка, — решил Мятлев. — Цель номер восемь.

— Похоже, — согласился Буранов и взглянул на командира гаубичного дивизиона, который усердно вытирал платком гладко выбритую лоснящуюся голову.

— Что ж твои «голуби» молчат? Или без тебя не могут?

— Что вы, товарищ полковник! Сейчас они ей глотку заткнут. Мигом! — отвечал комдив, зажимая платок в кулак.

— Как бы не опоздали, — тихо выговорил кто-то, а генерал концами пальцев погладил щеки, будто желая убедиться, в полном ли он порядке на случай внезапной смерти. И все увидели, что он улыбается. У него было все в порядке — и в душе и в наружности, ничто не могло застать его врасплох. Тихонько улыбался, глядя на него, и Савельев.

А Буранов сердито смотрел на командира гаубичного дивизиона, негодуя, что его батареи так медленно открывают огонь.

Глухой удар в землю недалеко от блиндажа. Очень ощутительный толчок: снаряд уходит в землю где-то здесь, совсем рядом... сейчас он поднимет на воздух блиндаж! Все молчат, затаили дыхание. Жизнь как бы приостановилась, в лицо заглянула смерть.

— Камуфлет, — сказал Буранов, и все вздохнули глубоко и радостно.

— Болото спасло, — пояснил артиллерист. — Снаряд заглох. Камуфлет.

— Болото тоже за нас, — улыбнулся Савельев. — Родное, чай, русское.

Следующий вражеский снаряд дал большой недолет. Должно быть, немцы, не видя разрыва третьего снаряда, решили, что получился большой перелет, и сильно уменьшили прицел. Это был их последний выстрел: гаубичный дивизион обрушил на немецкую пушку огонь двух батарей и подавил ее.

Буранов подумал, что очень хорошая штука ОРАД, который теперь находится в его группе, просто замечательная штука!

Сокращенное название ОРАД на фронте звучало так же привычно, как дот или дзот, и никогда его не расшифровывали. Впрочем, расшифровка — отдельный разведывательный артиллерийский дивизион — не раскрыла бы сущности этой самой хитрой артиллерии. Сложные приборы звуковой инструментальной разведки, изобретенные в России в 1909 году и позже усовершенствованные, делали чудеса. Когда-то батарея, стоявшая на закрытой позиции, была почти в полной безопасности: если она не стреляла ночью, определить ее координаты противник не мог никаким способом. Лишь ночные выстрелы выдавали батарею. Так было раньше, а теперь пушку выдавал звук выстрела: его научились засекать, как и вспышку.

Как только артиллерия Буранова заняла позиции под Тарунином, ОРАД приступил к работе, уточняя координаты ранее обнаруженных батарей и орудий, засекая новые. Каждый день на разведсхемах Буранова и Мятлева и на огневых планшетах артиллеристов появлялись, новые цели...