Первый контакт - Мюррей Лейнстер

Ах, Иоганн! У меня есть заклинания, и я могу творить чудеса, но ведь стоит мне использовать эти заклинания, других уже не будет, и я снова буду бессилен. Я имел такую возможность получить знание, которым не обладал ни один человек, а я ее упустил. Но я проведу годы — если понадобится, всю жизнь — в поисках истинного значения слов, сказанных Властелином. Я — единственный в мире человек, имевший возможность каждый день на протяжении долгих недель говорить с Повелителем Царства Тьмы. Он считал меня своим другом и сам навлек на себя погибель. Наверное, и вправду в моих записях заключена истинная мудрость. Но как же мне отыскать указания о том, как надо действовать, в тех загадочных словах, которые он мне продиктовал. Ну, вот смотри: «Пластины двух различных металлов, опущенные в кислоту, генерируют силу, для которой у людей еще нет названия, но которая является основой истинной цивилизации. Такие пластины…» Я схожу с ума от разочарования. Иоганн! Почему он не говорил понятным языком? И все же я непременно раскрою его тайну…

Записка от Питера Макфарланда, физический факультет Гаверфордского университета, профессору Чарлзу, кафедра латинского языка.

«Дорогой профессор Чарлз! Моя реакция такова:

„Черт подери! Где остальные записи?!“

Макфарланд».

ВРЕМЯ УМИРАТЬ

Murray Leinster • Time to Die • Astounding Science Fiction, January 1947 • Перевод В. Гольдича, И. Оганесовой

Родней сидел на койке в камере смертников и следил за солнечным зайчиком, мелькающим на каменном полу коридора между камерами. Оглушительная новость, которую ему передали через адвоката, постепенно проникала в самые глубины сознания… Пересмотра его дела не будет. Ему отказано в просьбе о смягчении приговора. Его казнят как самого обычного преступника. А ведь он один из лучших физиков страны. Его адвокаты оказались бессильными, через три дня за ним придут тюремщики, обреют наголо, подрежут штанины брюк. Затем они поведут его к узкой зеленой двери в конце коридора и втолкнут в комнату, посреди которой стоит приземистый страшный стул. Его привяжут к стулу, приложат к телу влажные электроды, и побледневший палач включит рубильник. Тело Роднея, уже мертвое, продолжит конвульсивное сражение с безысходностью.

И неожиданно он вздрогнул. По спине побежали мурашки, как будто все его существо протестовало против приближающейся казни. В горле пересохло. Руки судорожно двигались, и он услышал, как начал издавать странные звуки — что-то среднее между всхлипываниями и сдавленными стонами ужаса. Роднея охватило презрение к себе. Однако ему никак не удавалось справиться с отчаянием. Крупные слезы полились ручьями из широко раскрытых глаз, в которых застыл животный ужас. Стоны становились все громче, и, если врач не придет вовремя, никакие наркотики не помогут — он сойдет с ума, и тогда они не смогут казнить его. Он останется жить…

Внезапно раздался скрип пружин койки в соседней камере смертников. Там сидел Хромой Госсет — тоже убийца. Он оказался в комнате в конце коридора сразу вслед за Роднеем. В предшествующие несколько недель они часто разговаривали, и Родней проникся презрением к Госсету. Он не хотел, чтобы Хромой понял, что с ним происходит. Мешала гордость.

— Похоже, до тебя дошло, что здесь не шутят, — зычный голос Хромого гулко отражался от каменных стен, железных решеток и крыши дома смерти.

Родней с радостью согласился бы на безумие, ведь оно сохранило бы ему жизнь. Но Хромой — самый заурядный грабитель, оба совершенных им убийства — чистая случайность. Родней плотно сжал губы и постарался взять себя в руки. Через несколько секунд, сделав вид, что только что проснулся, он сказал:

— Что такое? Хромой, ты что-то сказал?

— Ага, — ответил гулкий голос, его обладатель оставался невидимым. Родней ни разу не встречался с Госсетом лицом к лицу. Но его бас, усиленный эхом от стен камеры, производил на Роднея странное, пугающее воздействие.

— Я спросил, как твои дела. Я слышал всхлипывания из твоей камеры.

Родней повернулся на койке. Он сделал вид, что зевает.

— Мне приснился кошмар, — сказал он. — Циклотрон отрастил конечности и помчался за мной по лаборатории…

Эхо подхватило голос Роднея. Но после раскатистого баса Хромого его слова прозвучали как-то слабо. Стиснув руки, Родней ждал ответа.

— Дело дрянь, — прогрохотал в темноте голос Хромого. — У тебя осталось только три дня, приятель. Три дня — и они отправят тебя за зеленую дверь. У меня есть что рассказать тебе. Вопрос только в том, готов ли ты меня слушать?

— Конечно готов! Что мне еще остается?

— Потому что, — продолжал гулкий голос, — тогда у тебя появится шанс. Может быть, и у меня еще есть надежда. Я знаю, что одному парню удалось спастись из камеры смертников.

Родней, облизав губы, скептически спросил:

— Побег?

— Ага, — отвечал Хромой, — из дома смерти. Я видел, как человек по имени Фелленден сбежал в ночь перед казнью. Когда-нибудь слышал о нем?

— Вряд ли, — сказал Родней. Он презирал людей такого сорта, как Хромой Госсет. Ведь сам Родней был ученым! Но тут у него промелькнуло воспоминание.

— Фелленден? Ты говоришь о человеке, решившем задачу неопределенности поля для электронного телескопа?

Казалось, что в темноте Хромой пожимает плечами. Затем его бас, отразившись от стен, прогрохотал:

— Я не знаю. Он пристукнул свою жену, и его должны были поджарить на стуле. Мы вместе с ним сидели в доме смерти в Джулиете. Он смылся. Исчез. Испарился. Они так и не узнали, как это ему удалось. А я не смог. Но меня помиловали, и позднее я вышел на свободу. Помнишь его?

Родней неожиданно ответил:

— Верно. Фелленден действительно убил свою жену. Он оставил много незаконченных работ, и часть из них никто не сумел продолжить.

— О'кей, — сказал Хромой, — похоже, это тот самый парень. Мы не раз с ним разговаривали, так же как сейчас с тобой. Он все старался придумать, как бы смыться. Он сказал мне: «Полезно обсуждать проблемы вслух». Когда ты окончательно отчаешься, я расскажу тебе, как Фелленден совершил свой удивительный побег. Как знать, может быть, ты сумеешь понять, как он действовал, и объяснишь мне. Давай, приятель!

Солнечный зайчик сверкал на каменных плитах. Каждый день на целый час появлялся он в доме смерти. Его отражение порождало мягкое сияние, красота которого казалась неуместной в коридоре, зажатом между двумя рядами камер смертников.

Родней сглотнул. Его горло по-прежнему сводило судорогой.