Одинокий. Злой. Мой - Новикова Татьяна О.

Кулаки сжались, и все вены проступили лишь сильнее. Я завороженно продолжала водить кончиками пальцем по линии ожогов.

Внезапно Платон перехватил мою руку, разрывая наш странный лечебный обряд, в который я сама погрузилась как в транс.

– Достаточно, – хриплым голосом произнес он.

– Я не закончила.

– Я сказал: достаточно.

Он глянул на меня из-под сведенных бровей, и что-то в этом взгляде заставило меня резко остановиться. Я подняла свободную ладонь с полупустой миской в качестве знака капитуляции.

– Всё поняла. Ухожу. Это оставляю, пожалуйста, помажь сам.

Он не ответил. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, поставить миску на пол. Я уходила в молчании. Благодарности не ждала. Но Платон был настолько напряжен, как будто…

Не знаю, мне еще не доводилось с таким сталкиваться. Я его чем-то обидела? Сделала ему больно? Так сказал бы, зачем выгонять.

– Спасибо. Наверное мне действительно это было нужно, – добавил он уже в дверях.

Мне оставалось только гадать, что скрывается за этими словами.

Вновь оказавшись в спальне, я решила заняться чем-нибудь полезным, чтобы не гадать над словами и действиями Платона. Поэтому написала на листе бумаги имена и фамилии всех тех, кем дорожила, личные данные, приметы. Не уверена, что хоть кто-то остался в живых – наши следы давно потерялись, – но если уж Платон сам предложил…

Грех не воспользоваться.

Посмотрю, куда он меня приведет, кто этот его знакомый со связями – и в случае чего сбегу прямо оттуда. Если пойму, что обещание найти мою родню – не более чем фантазия Платона.

Пока хозяин отдыхал, я бродила по огромному пустому дому, впитывая в себя все переходы, запоминая расположение комнат. Ещё утром я бегло обошла особняк и сделала мысленные пометки по основным точкам, а сейчас абсолютно бесцеремонно заглядывала во все без исключения комнаты – ну а что, Платон сам разрешил.

Когда я была маленькой, мы с мамой жили в маленьком покосившемся домике. Небольшая «зала», маленькая спальня, всё пространство которой занимали две кровати, и узкая кухня за печкой.

В итоге домой приходили только спать, а детство прошло на улице.

Каким может быть детство в этом огромном доме – не могла себе даже представить.

Я свернула в одну из галерей, а из нее оказалась в огромном зале, стена которого была зеркальной. Словно балетная комната. Ну или с той стороны тоже есть тайник.

«Так и параноиком стать недолго», – фыркнула я, усилием воли заставляя себя оторваться от собственного отражения.

Передышка в доме Платона явно пошла мне на пользу. Я выспалась, помылась, наелась и, даже несмотря на то, что чары на мне не изменились, всё равно собственный вид в зеркале нравится куда больше, чем до этого.

А потом я заметила рояль. Крышка его была откинута. Черные и белые клавиши блестели на фоне темной деревянной поверхности.

Словно завороженная подошла, протянула руку, нажимая клавишу. Фа-диез. Инструмент звучал идеально. Закрыв глаза, медленно опустила пальцы, взяла ноты аккорда. Музыка отразилась от стен зала, от зеркал, от стекол в арочных окнах.

Я начала с ля мажор, обернутой в мистическую атмосферу. Даже не думала о том, что собираюсь играть. Перешла к аккордам с глубоким звучанием – основные ноты ми-бемоль мажор, до-бемоль мажор и фа минор. Они образовывали мрачное гармоническое полотно, погружая в таинственный мир, полный тревоги и надежды.

У каждого инструмента своя душа. И иногда мне кажется, что я чувствую ее, когда играю на нем. У Нику мне приходилось играть на разных – какие-то принадлежали ему, какие-то его жертвам. Некоторые из них были рады поделиться со мной своей печалью, некоторые – не принимали, фальшивили сколько не настраивай, и тогда Нику злился…

Нежная мелодия и мощные аккорды – я растворялась в них, изливая свою горечь потери и одиночество.

У рояля в доме Платона тоже есть душа. Она тоскует по своей хозяйке, но почему-то очень рада при этом, что хозяйка сейчас не здесь.

Или я все это надумала?

А пальцы летали по клавишам, создавая мелодию о том, что находится между миром живых и умерших, навеянную, кажется, самим этим домом.

Нику нравилось смотреть, как я играю. Он говорил, что «Пляска смерти» Сен Сана улучшает его аппетит, а "День гнева" Верди – успокаивает. Именно это в какой-то момент и сохранило мне жизнь.

Впрочем, этот же талант и привел меня однажды к Нику. Он восхитился моей игрой, просил не уходить, поиграть ещё и ещё. Он был ласков… поначалу. Я думала, что смогу выбить для нас с мамой лучшую жизнь.

– Зачем же тебе уходить? Останься, – сказал он однажды, и с того дня начался непрекращающийся кошмар.

Я стала для него лишь музыкальным инструментом. Этакой шкатулкой, нажми на которую – и польется мелодия.

Нику знал, куда именно надо "жать".

Но несмотря на то, что воспоминания об игре теперь неразрывно были связаны с этим чудовищем, я не могла перестать любить музыку. Потому что в то время, когда под моими пальцами рождалась гармония – даже в плену, – я была свободна.

Я забыла о времени и месте, я была наедине с мелодией, что звучала все громче и громче.

Тяжелая минорная тема, всё то, что я никому ни за что не рассказала бы о себе сама – вылилось в мелодию. Закончив на высокой ноте, медленно отпустила клавиши.

– Рахманинов «Остров мертвых», – голос, прозвучавший в установившейся на мгновение тишине, оглушил.

Платон стоял в дверном проеме, одетый в дорожный плащ.

Я сглотнула и отшатнулась от рояля, будто бы меня застали за чем-то неприличным.

– Моему брату бы понравилось. Хорошо сыграно.

– А тебе? – зачем-то спросила я. Учитывая, что он безошибочно узнал мелодию, то, видимо, как минимум разбирается.

Он неопределенно дернул плечами:

– Не люблю музыку. Она отвлекает, – отрезал он. – Ты подготовила информацию о родственниках? Я собрался.

Мне собирать было нечего, поэтому я быстро вернулась в спальню и передала ему лист бумаги. Платон направился к выходу из особняка, ничего не говоря. Что ж, мне не привыкать к молчанию. Я последовала за ним. Вскоре мы стояли у ворот. Я с предвкушением вдыхала вечернюю промозглую прохладу.

Правда, теперь к этому предвкушению примешивались еще и сомнения. С одной стороны – я планировала сбежать, как только появится такая возможность, с другой – а вдруг Адрону действительно удастся выяснить что-нибудь о моей родне?

– Не подходи близко, может зацепить, – предупредил мужчина, прежде чем начать.

Он прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Вокруг него начал распространяться черный густой дым, словно гарь, только безо всякого запаха. Эта ассоциация неожиданно выбила из колеи. Я впилась ногтями в запястье, намеренно причиняя себе боль.

Это лишь цвет его магии, не более.

Волшебство Платона тем временем росло и ширилось, юркой змеей оно скользило по периметру участка, вдоль железной ограды, а затем проявило золотистый купол. Тот замигал, словно новогодняя гирлянда, а затем яркими искрами осыпался нам на голову.

Платон открыл калитку – на ней даже замка не было.

– А как же машина?

– В этот раз без нее. По городу будет проще передвигаться пешком. Меньше шансов быть замеченным.

– Но идти же далеко, – нахмурилась я, вспоминая, как полчаса ехала по разбитой грунтовой дороге, и за все время мне не попался ни один автомобиль.

Я направилась к калитке.

– Использую магию. В этот раз резерва хватит, купол-то держать не придется, – мрачно усмехнулся мужчина.

– Эм… а что это значит? – не успела я выйти, как сияние над особняком вдруг снова вспыхнуло, на мгновение ослепив. Внутри словно что-то оборвалось.

Нет. Нет.

Он что, меня запер?!

Глава 4

Я побежала, будто бы это могло хоть как-то помочь, и уперлась руками в магическое поле.