Тайны острова Буяна - Сергей Шведов

— Этот человек, возможно, виновен в страшном преступлении. Побойтесь Бога, Чарнота, нам с вами не по силам переписать прошлое. Что свершилось, то свершилось.

Возможно, господин Крафт был прав в своих рассуждениях, но кроме логики в этом мире существует еще и совесть. И именно поэтому я не мог уехать с этой площади, умыв руки. Наверное, одна спасенная человеческая жизнь ничего не изменит в этом мире, но это еще не повод для того, чтобы смиряться с ее потерей.

— Ждите меня на постоялом дворе, Вацлав Карлович. Если со мной случится крупная неприятность, то выбирайтесь в одиночку.

Крафт выругался и повернул коня, — судя по всему, мое упрямство не пришлось ему по вкусу. Что же касается меня, то я не собирался проливать кровь и подвергать риску здоровье ни в чем не повинных жителей городка, согнанных для пассивного участия в злодейском обряде. Я, конечно, не Ланселот Озерный, чтобы с помощью одного меча и мощной длани повергнуть наземь полчища сарацин, но мозги у меня варят, смею вас уверить. А потому бросаться в сечу я не собирался, равным образом мне не хотелось прибегать к помощи пистолета, который я тайком от Вацлава Карловича прихватил с собой на остров Буян. Во-первых, в нем было всего восемь патронов, а во-вторых, как-то уж очень не по-спортивному стрелять из огнестрельного оружия в людей, которые не имеют о нем никакого понятия. Пистолет я берег на крайний случай, когда не будет другого выхода.

Приговоренных оказалось двое. Их вывели из ближайшего к площади дома четверо копейщиков. Причем и мужчина, и женщина оказались мне настолько хорошо знакомы, что при виде их я даже рот открыл от изумления. Это были актеры драматического театра, заботливо опекаемого Анатолием Степановичем Крутиковым. Как они очутились в этом городе и каким образом успели так насолить местным властям, я понятия не имел. Но и не верить собственным глазам я тоже не мог. К сожалению, рядом со мной не было Крафта и некому было задать вопрос по поводу коварства некоторых, кто не моргнув глазом обманывает своих ближних. А ведь Вацлав Карлович клятвенно меня заверил, что отправил Борю Мащенко и актеров с острова Буяна на Большую землю. Вот и верь после этого авантюристам. Разумеется, теперь я просто обязан был вмешаться и вырвать из лап жирного монаха Бертрана Зимину и Ключевского. Как ни крути, а эти люди пострадали из-за меня. И было бы большим свинством тратить время на рассуждения о допустимых способах спасения, когда угроза смерти повисла над твоими знакомыми. Это был как раз тот случай, когда цель оправдывает средства. Тем не менее я не бросился очертя голову в сечу, а слез с коня и подошел к плотоядно ухмыляющемуся монаху:

— Вы в курсе, брат Бертран, что из замка Монсегюр сбежали два еретика?

— Нет. А что? — насторожился монах.

— Я это к тому, что в нашем деле спешка до добра не доводит. Когда эти люди попали к вам в руки?

— Сегодня ночью. Я вас не понимаю, сир де Руж, эти люди уже признались в богохульстве.

— Вы слышали о сокровищах катаров?

— Допустим. И что с того?

— Как вы думаете, что скажет монсеньор Доминго, узнав, что сокровища пропали по вашей вине?

— Но при чем здесь я? — не на шутку обеспокоился брат Бертран.

— А при том, что этих людей мы по приказу монсеньора разыскиваем вот уже целые сутки.

— Вы уверены, что это те самые люди?

— Разумеется, нет. Но речь шла о мужчине и женщине. Вы их обыскали?

— Конечно.

— И ничего не нашли?

— Нет.

— Мне жаль вас, брат Бертран. Монсеньор Доминго будет вами очень недоволен. Вы понимаете, о чем я?

— Не совсем, — растерянно отозвался монах.

— Вас обвинят в том, что вы, брат Бертран, скрыли от высокой коллегии сокровища катаров, а чтобы замести следы своего преступления, отправили на костер их эмиссаров.

— Но это же неправда! — побурел от обиды монах. — Клянусь Богом, у этих людей не было никаких сокровищ!

— Вы полагаете, что монсеньор Доминго поверит вашим клятвам?

Бурая физиономия побелела прямо на моих глазах. Похоже, монах в эту минуту осознал, что находится на краю пропасти. Надо полагать, он знал этого неведомого монсеньора Доминго лучше меня и не питал на его счет никаких иллюзий.

— В лучшем случае вас подвесят на дыбу, в худшем обуют в испанский сапог. Вам нравится такая перспектива, брат Бертран?

Мне кажется, Анастасия Зимина меня узнала, в ее устремленных на меня глазах была мольба. А когда женщина смотрит на меня такими глазами, я становлюсь жутко красноречивым. Я готов буквально горы свернуть, не говоря уже о каком-то там толстом монахе, который обнаглел до того, что собрался отправить на костер одну из красивейших женщин нашего города.

— Но я их немедленно допрошу, — спохватился монах. — Они расскажут мне все, смею вас заверить, сир де Руж.

— Я вам верю, брат Бертран. Вопрос в том, поверит ли вам монсеньор Доминго.

— Не понимаю, — захлопал монах куцыми ресницами. — Вы же сказали, что сокровища у них.

— Вы меня плохо слушаете, брат Бертран. Я сказал, что, вероятно, эти люди сбежали из замка Монсегюр и сокровища, возможно, находятся в их руках. Но не исключено, что эти люди вовсе не еретики, а просто жертвы обстоятельств и служебного рвения.

— Тогда я их отправлю на костер, — растерянно произнес монах.

— И тем самым подпишете себе смертный приговор. Вас обвинят в сокрытии сокровищ.

— Но ведь у них нет сокровищ! — возопил сбитый с толку монах. — Вы, сир де Руж, подтвердите это монсеньору Доминго.

— Нет уж, увольте, милейший, я не собираюсь идти вместе с вами на плаху. Мое дело вообще сторона. А вот о том, что вы отправили на костер беглецов из замка Монсегюр, я, безусловно, доложу монсеньору.

Кажется, брат Бертран наконец сообразил, что угодил в ловушку, из которой нет выхода. Схваченные им люди вполне могли спрятать сокровища или передать их кому-то другому. Но в этом случае подозрение все равно падет на монаха, который как-то уж слишком поспешно отправил подозрительных беглецов на костер. С другой стороны, если брат Бертран доставит еретиков прямо к монсеньору Доминго, кто помешает им указать на монаха как на человека, которому они отдали все, чем владели. А благородный негодяй сир де Руж конечно же подтвердит, что брат Бертран проявил неуместное рвение там, где следовало действовать с оглядкой.

— И что же, по-вашему, я должен делать?

— Только из расположения к вам, месье Бертран, я готов взять грех на душу и рискнуть если не жизнью, то здоровьем. Но и вы, надо полагать, понимаете, что долг платежом красен.

Брат Бертран мгновенно сообразил, что с него требуют взятку, а потому из белого опять стал бурым. Теперь он мучительно соображал, какую сумму затребует с него за молчание этот отмороженный сукин сын в рыцарских шпорах. По всему выходило, что сумма будет немалой. В конце концов, не того полета птица сир де Руж, чтобы удовлетвориться малым.

— Я заберу у вас этих двоих и передам в руки монсеньору Доминго, не упоминая вашего имени.

— Да, но мои люди… Они могут проболтаться.

— А что, ваши люди торопятся на дыбу? Намекните им, что в некоторых обстоятельствах длинный язык до добра не доводит.

— Пожалуй. Но ведь и эти двое еретиков могут сказать лишнее.

— Они не скажут о вас ни единого слова, брат Бертран. Тем более монсеньору Доминго.

— Почему?

— Потому что мертвые не разговаривают. В крайнем случае, если вас спросят, вы скажете, что передали подозрительных лиц в руки Вадимира де Ружа. И ваши люди это подтвердят. Кроме того, в вашем распоряжении все жители этого славного города.

— А если монсеньор Доминго спросит вас, сир де Руж, куда вы дели еретиков?

— Я скажу, что убил их при попытке к бегству. И предъявлю трупы. В конце концов, что взять с тупого вояки. Надо полагать, монсеньор Доминго понимает разницу между просвещенным монахом и мало сведущим в большой политике деревенщиной.

— Тем не менее вы рискуете, сир де Руж, навлечь на себя большие неприятности.

— Так ведь рискую не даром, брат Бертран. Короче, вы собираетесь платить, любезнейший?

Монах долго копался в складках своей рясы. Я его не торопил, поскольку очень хорошо понимал чувства человека, которому приходится вот так за здорово живешь расставаться со своими кровными.

— Пятьдесят золотых хватит?

— Давайте не будем торговаться, господин Бертран, — сказал я, забирая у монаха вместительный кожаный мешочек, — я все-таки благородный рыцарь, а не трактирщик.

Брат Бертран совершенно не к месту помянул черта. Я сделал вид, что не расслышал его богохульства, и направился к еретикам. Толпа озабоченно загудела. Похоже, горожане сообразили, что их лишают интересного и поучительного зрелища. Правда, протестов с их стороны не последовало. Видимо, эти люди отлично понимали, что и сами не застрахованы от чрезмерного внимания расходившихся крестоносцев. Зато подручные ретивого монаха выразили свое неудовольствие. Однако окрик начальника подействовал на них отрезвляюще, и еретики были переданы благородному рыцарю де Ружу почти без споров.