Зеленый рыцарь - Айрис Мердок

— Как тебе квартира Эмиля?

— Luxe, calme et volupté [18].

— Там тепло?

— О да! А какая там кухня! По-моему, пора мне организовывать вечеринку.

— Как твои дела? Я понимаю, что ничего хорошего, но сам ты в порядке?

Харви понял эту скороговорку.

— Да. Не совсем. В общем, да.

— Как Джоан?

— Надоела, вся исполнена кипучей активности.

— Надолго она обосновалась в твоей квартире?

— Нет, она обожает создавать себе проблемы и всяческие неудобства. Завтра я собираюсь навестить ее. И возможно, заеду к Тессе, выясню, все ли у нее в порядке.

Чувство своеобразной неловкости неизменно пробуждалось в нем, когда он сообщал в этом доме о том, что собирается повидать Тессу Миллен. И не потому, что у него имелись какие-то личные причины, просто Луиза, Алеф и Мой почему-то недолюбливали Тессу. Они никогда не понимали ее. А вот Сефтон ей симпатизировала. Харви не хотел, чтобы его уличили в тайных визитах к Тессе, которые могли быть неверно истолкованы. В итоге он всегда несколько смущенно сообщал о таких планах.

Алеф махнула рукой, выражая или свое согласие, или, возможно, полное безразличие.

— Ты выглядишь усталой, Алеф… у тебя-то все в порядке?

— Более-менее.

— Написала новые стихи?

— Нет.

— Che cosa allora? [19]

— Non so [20].

— Perché? [21]

— Я просто пребываю в ожидании. Ладно, тебе, наверное, пора идти.

Большинство их разговоров состояло из подобного обмена лаконичными высказываниями, обычно означающими, что общение зашло в тупик, они же при этом оба чувствовали себя поразительно спокойно, даже недостаток уединения, в общем-то, устраивал их. «Похоже, нам вечно суждено носить маски», — заметила однажды Алеф. Но наступали моменты, когда подавленных чувств становилось слишком много, не хватало свежих эмоций, и тогда им приходилось открываться. Они чувствовали, что превосходно понимают друг друга. Но в последнее время они испытывали напряжение из-за того, что откровенность между ними по-прежнему не была абсолютной. «Да, мы все играем, мы — актеры», — говорила Алеф. Однако они оба признавали, что нет в мире ничего более естественного, чем их манера общения. В этот вечер получилось, будто ее усталое равнодушие и его малодушное уныние совпали, слившись воедино, как две встречные волны. Сине-зеленый шелковый шарф, висевший на спинке кресла, спускался на плечо Алеф, подобно наградной ленте. Слегка развернувшись, она накинула его на грудь. Харви подался вперед и взял ее нервную руку.

Доносившиеся сверху голоса свидетельствовали, что чердачное общение Мой и Клемента закончилось и теперь они оживленно болтают на лестнице.

Харви и Алеф поднялись. Он вооружился костылями.

— Она любит Клемента, — сказал Харви.

Алеф открыла дверь в коридор.

— Да, она любит его. А знаешь, судя по всему, Мой скоро станет потрясающей женщиной.

— Доброй ночи, Алеф, — крикнул Клемент, спускаясь по лестнице на помощь Харви.

— Доброй ночи, волшебник, — отозвалась она.

Из-за закрытой двери мансарды донесся лай Анакса. Харви настоял на том, что он самостоятельно спустится в прихожую, аккуратно держа на весу сломанную ногу.

Сын мой возлюбленный!

Благодарю тебя за твое содержательное письмо и прошу извинить меня за этот поспешный ответ. Надеюсь, что я не ввел тебя в заблуждение и мы оба правильно поняли друг друга. О «Простом крове в лесной глуши, типа садового сарая, обогреваемом в суровые морозы лишь примусом», к сожалению, не может быть и речи. (Твое упоминание о вероятном «заточении» в четырех стенах относится, как я полагаю, к области метафор.) Я посоветовал бы тебе серьезно подумать о причинах твоего решения пройти у нас испытание в качестве послушника. Ты пишешь о «призвании», но и в миру есть множество призваний, а также благоприятных возможностей для претворения их в жизнь, по крайней мере до некоторой степени, учитывая выраженное тобой стремление «исключительно к благодеяниям». Ты говоришь о «готовности к отречению», но отказ от некоторых мирских удовольствий совершенно не передает сути аскетизма монастырской жизни. Более того, гордость, которую ты так очевидно испытываешь в связи с самопожертвованиями, возможно, практически обесценивает их. От тебя потребуется нечто более всеобъемлющее, но, как мне представляется, ты еще не способен вообразить это. Необходимо осознание глубинных мирских заблуждений, а за долгие годы жизни они основательно проникли в твою личность. Следует отбросить твое пылкое желание духовного откровения или «высшего знака», оно является настоящей помехой на пути поиска истинного призвания. Мне приятно слышать, что ты стал более трезво оценивать свои «видения». Как я уже говорил прежде, святое учение слишком легко низвергается до магии. Навыки процесса «визуализации», в сущности, не являются важными. К сожалению, ты во многом хранишь былую и, если можно так сказать, далеко не зрелую привязанность к восточным культам! Помня о твоей обстоятельной и полной исповеди, на мой взгляд, тебе следует воздерживаться от волнующих размышлений о прежних грехах. Чрезмерное взращивание чувства вины может привести к невротической, равно как и к эротической слабости. Не следует представлять собственное приобщение к «привлекательному духовному состоянию»! Необходимо приобщиться к невозмутимому, даже равнодушному целомудрию. Я надеюсь, что ты поймешь мои слова. К сожалению, я не располагаю достаточным временем для ответа на список присланных тобой теологических вопросов. Позволь мне напомнить, что тебе следует глубоко и обстоятельно обдумать планы на будущее. Мне жаль, что ты так опрометчиво отказался от службы и от квартиры, и я советую тебе повременить (учитывая, что ты высказал лишь намерение) с отказом от твоей собаки! Я боюсь, что тебе грозит опасность излишне романтического восприятия духовного призвания. Ты говоришь, что стремишься обрести покой и радость высшего служения, но покой тот совершенно не сравним с мирским покоем, а радости его совершенно не сравнимы с мирскими радостями. Такие состояния обретаются только в процессе глубоких мучений, не имеющих ничего общего с самоуспокоенностью. Пожалуйста, прости мне это краткое и, к сожалению, малоприятное письмо! Ты понимаешь, что слова мои порождены любовью и в них нет ни тени недоброжелательства.

Твой смиренный слуга in Christo [22]

отец Дамьен

P. S. По поводу твоего друга, который случайно убил напавшего на него человека. Поскольку он действовал в целях самозащиты и без всякого злого умысла, то я не вижу причин, по которым он должен чувствовать себя виноватым. Ему следует, однако, отметая любые возмущающие воспоминания, ибо кто не грешен в этом мире, проявить сострадание к своему противнику, возможно, выяснить былые обстоятельства его жизни, к примеру, он сочтет приемлемым для себя оказать помощь невинной жене и семье этого человека. (Ты мало написал об этой ситуации, поэтому можно высказать о ней лишь общие, поверхностные суждения.)

Почтенный отец Дамьен!

Искренне благодарю Вас за ваше письмо. Все Ваши советы воодушевили меня на дальнейшие духовные поиски. Особенно признателен Вам за мудрые слова о моем несчастном друге, случайно убившем человека, и за справедливое замечание о том, что он мог бы помочь семье убитого. Я передам ему Ваши слова, когда он вернется в Лондон, они утешат его, несомненно показав возможный путь разумной добродетельности… Конечно, моему другу не надо искупать вину, ведь он ни в чем не повинен, но я боюсь, что он все еще потрясен. Я глубоко и всесторонне осознал слова, что Вы говорили о моих «духовных заблуждениях», и пытаюсь здраво оценить свои планы на будущее. Надеюсь, Вы поймете, если я скажу, что мои сомнения ни в коей мере не затрагивают конечную цель. Я совершенно уверен, что хочу «отрешиться от мира», но не уверен пока, как и где можно осуществить такое отрешение. (Я уже отказался от моей бедной собаки.) По-моему, Вы понимаете, каковы мои сокровенные желания. Мне хочется утолить наконец жажду благочестия, которая сопутствовала всей моей жизни. Мне хочется, посредством благочестивого отрешения, разорвать и уничтожить связь с миром. Я желаю такой смерти. Вы поймете меня, поскольку, отбросив былые романтические мечты об известных Вам делах, я наконец осознал эту потребность как практическую возможность, поэтому у меня и возник ряд теологических вопросов, которые я послал Вам. (У меня не осталось черновика, я надеюсь, что Вы сохранили мое письмо и, возможно, найдете время ответить на некоторые из них. В случае надобности я попытаюсь назвать самые важные.) У меня нет ни тени сомнений в моей приверженности христианству, однако одна область моей души всегда остается свободной, как если бы я уже передал ее в распоряжение самого Господа. Я чувствую, что мне недоступна суетная жизнь… и надеюсь, что это чувство порождено совершенно серьезными и праведными причинами. То есть, конечно, я читал разные книги, и люди — имеются в виду ученые — высказывают в них самые разные мнения о Христе, называя Его изгоняющим бесов заклинателем, колдуном или даже шарлатаном, а то и попросту считая Его одним из многих юродивых или святых мучеников. Именно их истории, по мнению других ученых, и собрали воедино евангелисты. В любом случае, как известно, Он никогда не претендовал на роль Бога, и никаких свидетельств Воскресения, конечно, не существует, а вся Его история придумана святым Павлом… Павел тот, со всей очевидностью, является обычным человеком… Однако же Он… возможно ли, что вся Его история выдумана, возможно ли выдумать Его Нагорную проповедь? Ведь Он, со всей очевидностью, являлся необычным человеком. Наше время открыло тайны очень многих вещей и породило очень много новых путей для размышлений. У меня такое ощущение, будто Его ограбили. Пожалуйста, поймите меня правильно, я далеко не наивен в своей вере, я понимаю, что вера в Христа не нуждается в потрясающих исторических доказательствах, что Воскресение есть духовное таинство и важен лишь образ жизни Христа, подлинность которой мы ощущаем. (Простите, я знаю, что Вам не нравится такое определение.) Всему виной, как Вы и сказали, мои сумбурные мысли, и Вы сможете простить их. Но я же действительно порой ощущаю наличие странной и темной пустоты внутри. А мне хочется достичь подлинного, истинного понимания. Способен ли я на это, пока не обрету полной ясности? Проще говоря, имеют ли значение «доказательства»? Буддисты так не считают, они принимают мистического Будду. Если мы принимаем мистического Христа, то связан ли он с Христом реальным? Достаточно ли «хорош» мистический Христос? Вправе ли мы верить в Христа, если тот человек никогда не существовал? При наличии такой мистичности вряд ли Он сам мог бы призвать нас верить в Него! Должен ли я полностью разобраться в этих тонкостях до принятия решения о приобщении к монашеской жизни? Но, в сущности, я ничего не жду, я уже пленен, я уже отворил дверь, и Он вошел… я… в Его власти. Иногда я чувствовал дыхание божественной сущности, словно нисхождение ангелов. (Что Вы думаете об ангелах?) И я должен был сказать…. все это о Христе, но как же быть с Богом? В общем, я думаю, что Бог способен сам позаботиться о Себе. (Но что это значит?) Простите все эти путаные разглагольствования. Я хотел порвать это письмо, но не смог. Иногда у меня возникают сомнения даже в собственном здравомыслии. Но, излагая Вам свои мысли, я чувствую влияние вашего просвещенного ума! Остаюсь, с наилучшими пожеланиями, Вашим бестолковым учеником.