Анжелика. Королевские празднества - Анн Голон

И тут же извинилась:

— Простите мне мою фамильярность, мессир де Лозен, но что поделать, если повсюду все только и говорят о Пегилене. Пегилен здесь, Пегилен там! Вас все так любят, что, даже не успев снова увидеться с вами, я уже разделяю всеобщее восхищение.

— Вы очаровательны и наполняете радостью не только мои глаза, но и мое сердце. Знаете ли вы о том, что являетесь самой обворожительной женщиной на этом приеме? Многие дамы уже ломают веера и рвут в клочья носовые платки, изнывая от зависти, которую пробудил в них ваш наряд. Чего же ожидать от вас в день свадьбы, если таково начало?

— О, в тот день я померкну в сравнении с блеском свадебного шествия. Но сегодня меня представили королю… Я все еще ужасно волнуюсь.

— Он вам понравился?

— Разве король может не понравиться? — рассмеялась Анжелика.

— Вижу, вы уже прекрасно осведомлены, что можно и чего не следует говорить при дворе. А я вот не знаю, каким чудом все еще здесь. Скажу больше, меня даже назначили капитаном тех, кого прозвали «дворяне с вороньими клювами».

— Я в восторге от вашего мундира.

— По-моему, я выгляжу в нем довольно неплохо… Да-да, король — очаровательный друг, но будьте осторожны! Не вздумайте, играя с ним, царапать слишком сильно.

Он склонился к ее уху:

— А вы знаете, что я едва сумел избежать Бастилии?

— Что же вы натворили?

— Уже и не вспомню. Кажется, слишком крепко обнял малышку Марию Манчини, в которую он был безумно влюблен. Приказ о моем заключении без суда и следствия был уже готов, но меня вовремя предупредили. Я бросился в ноги королю и со слезами молил о помиловании. И вот что — он простил меня и вместо того, чтобы бросить в темницу, назначил капитаном. Видите, он очаровательный друг… Если, конечно, он не враг.

— Зачем вы рассказываете мне все это? — неожиданно спросила Анжелика.

Пегилен де Лозен широко раскрыл светлые глаза, с помощью которых умело кокетничал.

— Просто так, моя дорогая.

Он по-дружески взял ее за руку и увлек за собой.

— Пойдемте, нужно представить вас моим друзьям, которые жаждут с вами познакомиться.

Друзьями оказались молодые дворяне из королевской свиты. Анжелика была в восторге оттого, что оказалась среди самых привилегированных придворных. Сен-Тьерри, Бриенн[56], Кавуа[57], маркиз д'Юмьер, которого Лозен представил как своего вечного врага, Лувиньи[58], второй сын герцога де Грамона, — все они яркой, пышно разодетой вереницей проходили перед ней, веселые и любезные. Она заметила и де Гиша, к которому по-прежнему прижимался брат короля. Принц посмотрел на Анжелику странным взглядом, словно не узнавая. И повернулся к ней спиной.

— Не обижайтесь, моя дорогая, — прошептал ей на ухо Пегилен, — для Маленького Месье все женщины — соперницы, а де Гиш имел глупость приветливо посмотреть на вас.

— Знаете ли вы, что он не желает больше, чтобы его называли Маленьким Месье? — предупредил маркиз д'Юмьер. — После смерти своего дяди, Гастона Орлеанского, титул которого он унаследовал, следует говорить просто Месье.

Толпа придворных всколыхнулась, началась толкотня, и несколько услужливых рук потянулось к Анжелике, чтобы поддержать ее.

— Мессиры, берегитесь! — воскликнул Лозен, с видом наставника поднимая вверх указательный палец. — Не забывайте о знаменитой шпаге Лангедока!

Но на нее так наседали, что смеющаяся и немного смущенная Анжелика неизбежно оказалась зажатой между роскошными камзолами, благоухающими ирисовой пудрой и амброй.

Офицеры королевского рта[59] требовали освободить проход веренице лакеев с подносами и серебряными котелками. По залу пронесся слух, что Их Величества и кардинал ненадолго удалились, чтобы перекусить и немного отдохнуть от этого нескончаемого приема.

Лозен с друзьями откланялись, их призывала служба.

Анжелика поискала глазами тулузских знакомых.

Она страшилась встретиться лицом к лицу с неистовой Карменситой, но тут выяснилось, что незадачливый мессир де Мерекур, испив до дна чашу терпения, во внезапном припадке гордости решил отправить жену в монастырь. За этот опрометчивый поступок он впал в немилость, поскольку присутствие его жены при дворе было желанным.

Анжелика начала пробираться сквозь толпу придворных.

От запаха жареного мяса, смешанного с сильным ароматом духов, у нее разболелась голова. Было жарко и душно.

Анжелика никогда не жаловалась на отсутствие аппетита. Она подумала, что уже, наверно, почти полдень и если она прямо сейчас не отыщет мужа, то вернется в отель одна и перекусит ветчиной и вином. Должно быть, ее земляки собрались где-то, чтобы вместе пообедать. Вокруг она не видела ни одного знакомого лица. Голоса придворных, лишенные южного акцента, звучали для нее немного необычно. Быть может, за годы, проведенные в Лангедоке, и она переняла манеру говорить быстро и нараспев?

Так и не найдя мужа, она наконец очутилась в каком-то закоулке под лестницей и присела на банкетку, чтобы передохнуть и отдышаться. Да уж, решительно из этих домов, построенных на испанский манер с их потайными коридорами, не так-то просто выбраться! И точно, в нескольких шагах от нее в занавешенной гобеленами стене появилась щель, которая постепенно становилась все шире, так как сквозь нее протискивалась из соседней комнаты собака с украденной со стола куриной костью в зубах. Анжелика заглянула туда и увидела все королевское семейство, сидящее за столом вместе с кардиналом, архиепископами Байоннским и Тулузским, маршалом де Грамоном и мессиром де Лионном[60]. Прислуживавшие им офицеры королевского рта сновали туда-сюда, пользуясь другими потайными дверями. Король то и дело откидывал назад волосы и обмахивался салфеткой.

— Местная жара способна испортить самый лучший праздник.

— На Фазаньем острове погода гораздо лучше. Там дует ветер с моря, — произнес мессир де Лионн.

— Мне от этого мало пользы, поскольку, согласно испанскому этикету, я не увижу невесту до свадьбы.

— Но ведь вы поедете на Фазаний остров, чтобы встретиться там со своим дядей, испанским королем и вашим будущим тестем, — заметила королева, — именно тогда мирный договор и будет подписан.

Она повернулась к фрейлине, мадам де Моттвиль[61]:

— Я так волнуюсь! Я очень любила брата, и мы часто переписывались! Только подумайте, мне было пятнадцать лет, а ему десять, когда я покинула Испанию на этом самом берегу, и с тех пор я его ни разу не видела.

Отовсюду послышались возгласы умиления. Кажется, никто и не вспомнил о том, что этот самый брат, Филипп IV, был заклятым врагом Франции и что из-за его переписки с Анной Австрийской кардинал Ришельё подозревал королеву в измене и участии в заговоре. Теперь все эти события остались далеко в прошлом. На новый союз двух государств возлагали те же надежды, что и почти полвека назад, когда на этом самом берегу реки Бидассоа две страны обменялись принцессами, такими юными, с круглыми щечками и неловкими в своих платьях с пышными гофрированными воротничками: Анну Австрийскую выдали замуж за Людовика XIII, а Елизавету Французскую[62] за будущего Филиппа IV, которому предстояло в шестнадцать лет сменить на троне отца. Мария-Терезия, чей приезд ожидали сегодня, была дочерью той самой Елизаветы.