Людовик XV и его эпоха - Александр Дюма

Искать уединения заставили его не столько дела политические, сколько любовь его к прекрасной графине Сен-Себастьен. Поэтому тотчас по приезде своем в Шамбери он сделал для нее публично то, что Людовик XIV сделал втайне для госпожи Ментенон: он вступил с ней в законный брак.

Жизнь короля Виктора-Амедея прошла среди двух – довольно замечательных – любовных интриг: с графиней Веррю, о которой мы уже говорили и которая привезла во Францию противоядие для Людовика XV, и с графиней Сен-Себастьен, которая сопровождала его в Шамбери, разделяла с ним скуку уединения и последовала потом за ним в тюрьму.

Так как мы упомянули сейчас о графине Веррю, которая в царствование Людовика XV играла весьма замечательную роль, то скажем здесь о ней несколько слов.

Графиня Веррю была дочерью Люиня от второй его жены (первая жена Люиня жила недолго), которая приходилась в одно и то же время своему мужу женой и теткой, ибо была сестрой его отца, дочерью известной в свое время герцогини Шеврез, о которой нам неоднократно приходилось говорить в книге «Людовик XIV и его век».

От этого второго брака Люинь имел много детей, а так как он не был богат, то старался как можно скорее сбывать куда-нибудь своих дочерей.

Жанна-Альбертина Люинь, родившаяся 18 сентября 1670 года, шестнадцати лет вышла замуж за графа Веррю, вдовствующая мать которого пользовалась везде уважением и почестями и была статс-дамой герцогини Савойской.

Граф Веррю явился с женой к Пьемонтскому двору. Он был молод, красив, богат и знатен. Все эти качества пленили молодую графиню и заставили ее еще более любить своего мужа. Таким образом, первые годы их брачного союза прошли в счастье и благополучии.

Герцог Савойский, увидев однажды графиню Веррю у ее матери, влюбился в нее. Графиня, заметив, что герцог начинает за ней ухаживать, сказала об этом своей свекрови5 и мужу, которые похвалили ее за откровенность и благоразумие, но не обратили никакого внимания на поведение герцога в отношении к ней. Не видя для себя препятствий, герцог Савойский удвоил свои старания понравиться хорошенькой Веррю, стал назначать у себя, против своего обыкновения, праздники, балы, делая царицею их графиню. Госпоже Веррю не нужно было доискиваться причины праздников и балов у герцога Савойского: она знала, что они делались, собственно, для нее. Она старалась находить предлоги не бывать на них и два раза кряду отказывала герцогу в желании присутствовать на его великолепных праздниках. Понятно, что отсутствие графини Веррю не могло остаться не замеченным на этих праздниках. Однако ей все-таки пришлось бывать на них после, хотя, быть может, и против воли, ибо ее муж и свекровь считали преступлением с ее стороны не ездить на увеселительные вечера к герцогу. Графиня объявила тогда обо всем своему мужу, сказала, что герцог Савойский в нее влюблен, что она знает, для чего герцог оказывает ей все эти попечения, ласки и такую любезную внимательность, но граф отвечал, что если бы и действительно герцог Савойский был влюблен в нее, то все же ей не следует выказывать презрения к нему. Тогда герцог, видя, что ничто не препятствует его любви, сделался смелее и открылся в своей страсти хорошенькой графине, которая снова прибегла к защите своего мужа и свекрови, прося их увезти ее куда-нибудь в деревню, и что если они не хотят сами ехать, то дозволить по крайней мере ей удалиться в какое-нибудь уединенное место. Но и на эту просьбу свекровь и муж расхохотались во все горло и сказали только, что она, вероятно, желает их разорения. Бедной графине оставалось теперь одно средство, к которому она и прибегнула: она притворилась больною, приказала свезти себя на Бурбонские минеральные воды и написала в то же время письмо к своему отцу, герцогу Люиню, в котором просила его приехать повидаться с ней в Бурбон, так как она имеет сообщить ему один весьма важный секрет. Пригласили доктора. Он объявил, что графине непременно надобно ехать лечиться на минеральные воды. Нельзя было не слушаться совета доктора, поэтому свекровь и муж согласились отпустить больную на воды в сопровождении, однако, ее дяди аббата Скаглиа. Лучшего провожатого, казалось, нельзя было найти: аббату было около семидесяти лет, притом же он слыл за человека редкой нравственности.

Но графиня Веррю была так хороша собой, что ею нельзя было не соблазниться. Старик Скаглиа, на попечение которого она была оставлена, так сильно в нее влюбился, что когда графиня увиделась на водах со своим отцом и рассказала ему о той опасности, которой она может подвергнуться, возвратившись в Пьемонт ко двору герцога Савойского, то он вызвался быть защитником и покровителем своей племянницы и храбро идти против всех попыток, которые будут сделаны против ее чести.

Обещание аббата успокоило отца и дочь. Герцог Люинь через три месяца возвратился в Париж, а графиня Веррю отправилась обратно в Пьемонт.

Во время дороги аббат признался своей молоденькой племяннице, что все, что он для нее сделал, чтобы она постоянно при нам находилась, доказывает его пламенную к ней любовь. Отвергнув почти с ужасом такое признание, графиня поняла, что в дряхлом дяде своем нашла себе не защитника, не покровителя, но злейшего своего врага.

Приехав в Турин, она увидела герцога Савойского еще более в нее влюбленным, а мужа своего и его мать более чем когда-либо внимательными к нему.

Покинутая свекровью, не защищаемая мужем, преследуемая, наконец, родным дядей, бедная женщина должна была прибегнуть к одному только средству: броситься в объятия герцога.

Муж, мать его и аббат пришли в сильный гнев и отчаяние, кричали, роптали, но было уже поздно; притом же герцог силою своей власти сумел скоро их урезонить.

Герцог до безумия любил графиню. Почти тотчас же он разрешил ей пользоваться всеми теми правами, которыми пользовалась с постепенностью госпожа де Ментенон при Людовике XIV. Заседание комитета министров герцог назначал всегда на ее половине, исполнял все ее малейшие желания, старался предугадывать их, делал ей множество подарков – деньгами, драгоценными камнями, домами, мебелью, но, взамен всего этого, был ревнив как тигр, держал ее всегда взаперти (сам он тоже не любил никому показываться). Среди всей этой роскоши, богатства и почестей графиня Веррю вдруг заболевает: графиня отравлена. К счастью, герцог имел у себя противоядие. Он давал его принимать графине беспрестанно, не соблюдая ни меры, ни времени, и графиня выздоровела. Через некоторое время она снова заболела – у нее сделалась оспа. Герцог никого не хотел допускать к больной и сам день и ночь ходил за нею до тех пор, пока она не была вне опасности. Этой заботливостью герцог довольно уже показывал, как он сильно любит графиню. Но графиня не хотела никакого другого доказательства в любви к себе герцога, как только того, чтобы он позволил ей пожить несколько на свободе, ибо обожатель ее с каждым днем становился все более и более ревнивым, хотя она никогда не подавала повода к ревности, и еще чаще стал ее запирать. Такая жизнь опротивела наконец фаворитке – она решила вырваться на свободу.

У графини был брат, герцог Люинь, которого она очень любила. Она написала ему, чтобы он приехал повидаться с ней в Турин, назначая срок его приезда к тому времени, когда король будет отправляться в Шамбери. В условленное время Люинь был уже в Турине. Сестра рассказала ему обо всем. Они условились бежать из герцогства Савойского и возвратиться во Францию. Фаворитка, решившись привести свой план в исполнение, начала с того, что стала исподволь отправлять из герцогства свои деньги и драгоценные вещи, оставив из первых весьма небольшое при себе количество, наконец приступила к продаже своих домов и имений и вырученные за них деньги назначила тоже к отсылке во Францию. И вот в одну прекрасную лунную ночь она под покровительством своего брата выехала из Турина верхом на лошади, добралась до Генуи, села на корабль, отправлявшийся в Марсель, и благополучно прибыла в этот город.

Герцог злился, выходил из себя, но, к сожалению, власть его не могла простираться далее пределов его герцогства!.. И в то время как он предавался гневу и отчаянию, фаворитка его была уже в Париже и заключилась в монастырь. Понятно, что, любя свободу, графиня не захотела долго оставаться в неволе, хотя и добровольно присудила себя к монастырской жизни. Она вышла из монастыря, купила дом, великолепно отделала его, стала давать обеды, балы, литературные вечера и, как женщина, исполненная ума и красоты, приобрела себе вскоре тьму поклонников, которых один ее приветливый взгляд, одна ласковая улыбка сводили с ума. Через услугу, которую она оказала королю, доставив ему противоядие, подобное тому, от которого ей и самой пришлось спасти себя от смерти, она приобрела большой вес в свете. Сто тысяч франков, ежегодно издерживаемые ею на картины, на разные художественные редкости, на вспомоществование бедным художникам и писателям, были причиной многих похвал о ней Лафайя и Вольтера. Такая прекрасная, завидная жизнь продолжалась только до 1736 года – в этом году в возрасте шестидесяти шести лет графиня умерла, оставив в завещании друзьям своим полмиллиона франков и сочинив для самой себя эпитафию, которую просила вырезать на своем надгробном памятнике.