Армагеддон. Трилогия - Юрий Бурносов

Газета «The Houston Chronicle», 22 декабря 2012 года

«ХЬЮСТОНСКИЙ АВТОМАТЧИК» ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ

Бывший морской пехотинец, герой войны в Ираке Лафонсо Абрахам ДаМаркус Ченнинг, известный также как «Хьюстонский автоматчик», покончил с собой, взорвав бензозаправочную станцию «Амоко» на Уилкрест-стрит сегодня около 11:30.

До этого в течение двух суток Лафонсо Ченнинг терроризировал Хьюстон, обстреливая общественные места из автоматической винтовки FN FAL бельгийского производства. В результате обстрелов погибло девятнадцать человек, среди которых двое детей, ранено семнадцать, в том числе шестеро сотрудников департамента полиции, двое из которых находятся в реанимации. Попытки задержать «Хьюстонского автоматчика» к успеху не приводили — имеющий большой опыт боевых действий в городских условиях, Лафонсо Ченнинг успешно скрывался, чтобы затем нанести новый удар.

Однако сегодня офицер Прайс заметил подозреваемого, когда тот пытался заправить автомобиль бензином. Вызвав подкрепление, офицер Прайс вступил в перестрелку с укрывшимся в здании бензозаправки Ченнингом, которую вел до прибытия подразделения спецназа. В результате попытки штурма преступник произвел подрыв бензоколонки. Никто из полицейских не пострадал.

37-летний Лафонсо Абрахам ДаМаркус Ченнинг уволился из Корпуса морской пехоты США в звании мастер-сержанта. Принимал участие в Войне в заливе, а также в боевых действиях в Ираке. Награжден Бронзовой звездой и медалью «Пурпурное сердце». Чем занимался Лафонсо Ченнинг после увольнения из Корпуса морской пехоты и почему устроил бойню на улицах Хьюстона — на данный момент неизвестно. Полицейское управление Хьюстона ведет расследование.

Глава 3

Заложники Неверлэнда

«Стройно, шагом, друг за другом, приготовьте ваши ружья, С вами ли ваши пистолеты и острые топоры?»

Уолт Уитмен

Калифорния, Соединенные Штаты, декабрь 2012 года

— Нет, умер он не здесь, — печально говорил Джордж Либеропулос, беря со столика бокал с «Шато петрю» двухтысячного года. — Майкл умер в Лос-Анджелесе, в доме, который снимал в Холмби-Хиллз. Как потом рассказал его личный кардиолог Мюррей, он поднялся на второй этаж и нашел Джексона в постели без сознания, Майкл уже не дышал… Кардиолог начал проводить сердечно-легочную реанимацию, а потом вызвал «девять-один-один». Но было уже поздно, и когда приехали медики, они зарегистрировали остановку сердца.

Продюсер рассказывал с таким видом, словно стоял у постели в последние минуты жизни покойного, а сам был как минимум его близким другом.

— Строго говоря, Джексон умер в медицинском центре Калифорнийского университета, — встрял один из гостей. Либеропулос кротко посмотрел на него, вздохнул и продолжил:

— Я купил это ранчо и постарался все оставить таким, как было при Майкле. Кое-что, конечно, пришлось изменить и подновить, но зато теперь это очень милый и уютный уголок.

«Милый и уютный уголок» представлял собой поместье площадью в одиннадцать квадратных километров, что в пять раз превышало территорию княжества Монако. За сколько купил его Либеропулос — ходили разные слухи, однако суммы ниже ста миллионов долларов не назывались.

Впрочем, причиной сегодняшней вечеринки были вовсе не очередные поминки по Майклу Джексону, а так и не случившийся конец света по версии индейцев майя. 23 декабря мир не погрузился в огненную бездну, а его не самые лучшие представители даже выпивали и закусывали, радостно отмечая сей факт.

У стола с закусками стояла и, то и дело облизывая толстые губы, наворачивала канапе с черной каспийской икрой разгорающаяся звезда черного рэпа — Профессор Джей-Ти. С виду ему можно было дать не больше восемнадцати, однако, как он пел сам, «в гетто сначала стареют душой». И действительно, внешне спокойный и даже расслабленный рэпер всегда был настороже, зыркая по сторонам, словно ожидая нападения.

Бритый череп, покрытый шрамами, Джей-Ти прятал под капюшоном широкого балахона с черно-белым шахматным узором. Из-под капюшона блестели большие золотые серьги в форме колец, а на груди болтался здоровенный пацифистский знак, инкрустированный маленькими рубинами. Дополняла картину жиденькая, но длинная бородка, заплетенная в косичку и украшенная крупной бирюзовой бусиной.

Запив канапе ледяной русской водкой, Профессор Джей-Ти заметил своего коллегу по цеху, Краша. Краш тоже читал рэп, тоже был перспективным исполнителем и тоже что-то ел, вроде бы салат с омарами.

— Йо, брат! — сказал он, увидав Джей-Ти, и вытер майонез с подбородка. — Тут нехилая жрачка, да?

Джей-Ти подошел ближе, рэперы обнялись.

— Здесь и телки нехилые, — заметил он. — Вон, смотри.

И показал пальцем на девушку, беседующую с парочкой популярных фотографов.

Двадцатилетняя супермодель Атика была одета просто, словно пришла не на VIP-вечеринку, а собралась с друзьями по колледжу на пикник: узкие черные джинсы, короткий голубой топик с физиономией Гомера Симпсона, какие-то совершенно уж легкомысленные матерчатые тапочки. Впрочем, она относилась к той категории людей, которые не имели нужды следовать моде — с определенного этапа мода начинала следовать за ними…

Хрупкая, с фигуркой четырнадцатилетней девочки, Атика носила шикарнейшие длинные черные волосы. На фотографиях в «Вог», «Космполитэн» и «Харперс Базар» они обычно были распущены и ниспадали почти до колен, но сегодня девушка просто замотала их в некое подобие кока, заколов двумя карандашами.

Кожа девушки была смуглой, с нежным оливковым отблеском. Ее предки приехали в Штаты из Египта еще до второй мировой войны; досужие журналисты выводили родословную Атики от фараонов, другие, из идиотских таблоидов, утверждали, что ее бабка была портовой проституткой в Каире или Александрии, и потому бог весть чьи гены могли смешаться в крови фотомодели. Но главное — у нее были огромные, бездонные и глаза, окаймленные длинными черными ресницами.

— Эта черная кошечка давно уже забыла, что она черная, — скептически сказал Краш. — Ты же знаешь, как только черная девчонка разбогатеет, ее тут же тянет на белых мужиков.

— А когда разбогатеет наш брат ниггер, он тут же набивает свой «Кадиллак» белыми цыпочками, — воскликнул Джей-Ти, хлопнул Краша по плечу и оба захохотали.

— Может, хочешь нюхнуть? — осведомился Краш. — У меня с собой есть.

— У меня тоже есть, — солидно сказал Джей-Ти. — Но еще рановато. Меня после дури иногда так зарубает, что я потом не помню, чего делал. А тут кругом репортеры и другая ботва, не хочу потом видеть в журнале фотку, на которой я блюю, продев башку в сиденье от толчка. И потом, тут столько бухла, что можно утопить в нем это чертово ранчо. Кстати, как тебе оно?

— По-моему, отстой, — произнес Краш, повертев головой по сторонам, словно раньше у него не было времени осмотреться. — Да и что ожидать от чувака, который из черномазого перекрасился в белозадого.

— Отчего и помер. Господь видит правду, брат! Ниггером родился — стало быть, и помирать надо ниггером! Кстати, хорошее название для песни… Ниггером родился, ниггером помрешь… йо, йо!

Профессор Джей-Ти забормотал себе под нос, подбирая подходящую рифму для продолжения, а в зале появилось еще одно действующее лицо, привлекшее к себе внимание.

Русский оказался вовсе не таким здоровенным, как принято думать о хоккеистах. Впрочем, их-то видят в основном в форме, со всеми этими каркасами и защитными щитками, а в светло-голубых джинсах «ливайс» и льняной бежевой рубашке Ростислав Шибанов напоминал скорее киноактера. Коротко остриженные русые волосы, под правым глазом — небольшой шрам, полученный в стычке с защитником «Сент-Луис блюз» еще в самом начале карьеры в НХЛ. Разумеется, шрам легко мог убрать пластический хирург, но хоккеисты — это как раз не киноактеры, они свои шрамы ценят. Именно так сказал двадцатидвухлетний Шибанов в интервью «Чикаго трибьюн», добавив, что к завершению хоккейной карьеры постарается собрать коллекцию повнушительнее.

Сейчас Шибанов восстанавливался после тяжелой травмы ноги, полученной в матче с Питтсбургом. Врачи пока не допускали его к активным тренировкам, не говоря уже об играх, а вот съездить и немного развеяться разрешили. Впрочем, Ростиславу было скучновато. Торжественных приемов и подобных вечеринок он не любил, потому что, во-первых, практически не пил, а что здесь делать трезвому человеку? Разве что говорить о спорте, но на таких вечеринках обычно говорят о кино, о музыке, а главное — о деньгах. Деньги то, деньги се, один заработал, другой прогорел… Вон два негра, одетые, как клоуны, таращатся на него — наверное, пытаются вспомнить, кто он таков. Еще бы, они ведь стопроцентно смотрят только баскетбол, о каком хоккее может идти речь?