Страстная и непокорная - Пола Рид

— Разве ты не ценишь в Фейт то, что она умеет нападать и защищаться?

Фейт с улыбкой посмотрела на мужа:

— Ты так сказал?

Джефф притворно нахмурился:

— Не поощряй ее, Джайлз, иначе у меня не будет ни минуты покоя, — и он лукаво ухмыльнулся. — Ты прав, но смотри, выбирай обстоятельно. Хорошеньких девушек везде полно, для этого не обязательно жениться.

Фейт насупилась, но мужчины не обратили на это внимания.

— И не обязательно мне об этом напоминать, — возразил Джайлз. — Как сказал отец Фейт, Эдмунд, видимо, ко мне расположен. Мне только что пришла в голову вот какая мысль. Если у его дочери аболиционистские настроения, возможно, он специально спровоцировал меня, чтобы я высказал свое отношение к работорговле. Хотел, чтобы она знала о моих взглядах, поняла, что у нас много общего. За время, что я там проведу, постараюсь узнать о ней больше, понять, такая ли она, как я себе представляю.

— Будь осторожен, — посоветовала Фейт. — Старайся разглядеть настоящую девушку, а не ту, какой тебе хочется ее видеть.

— До чего же ты похожа на свою мать, Фейт, — заметил Джайлз. — Конечно, я мало знаю о дочери Уэлборна, но чувствуется, что в ее характере скрыта необычайная глубина!

Джефф ухмыльнулся:

— Нельзя винить мужчину, если он хочет познать такие глубины. — В награду за реплику Фейт толкнула его локтем в бок.

— Все это серьезно, Джефф, — возразил Джайлз. — Ведь можно знать человека долгие годы и так и не понять главного в его душе. Думаю, я никогда не устану от Грейс.

Он глубоко вздохнул и попытался сосредоточиться. Разумеется, Фейт права. Увлечение не должно помешать ему судить здраво. Он поживет на плантации Уэлборна, но будет действовать разумно, неспешно, надежно.

В кухне стояла ужасная жара, но все же не такая нестерпимая, как в сахароварне, откуда растекался одуряюще-сладкий запах кипящего сахара. Запах был настолько силен, что Грейс почти не чувствовала аромата жгучего перца, который Кейя дробила в мельнице. Кейя — жилистая негритянка с развитыми, несмотря на общую худобу, мускулами — была старшей поварихой. Она работала, сидя за столом возле круглого открытого очага и кухонной плиты в центре помещения. С женщины градом катился пот.

Когда в комнату влетела Мату, постучала девушку по плечу и стала отчаянно жестикулировать, изображая корабль, Грейс застонала.

— Оставь, пожалуйста! — вскрикнула она. — Неужели ты не видишь, я занята! — И обратилась к Кейе: — Да уж, Кейя, рыба к обеду получится хоть куда! И у… миссис Уэлборн кончился засахаренный миндаль.

Кейя бросила через плечо осторожный взгляд и только тогда прошептала:

— Столько сладкого ест, а отравы в ней не уменьшается. Грейс, как и следовало ожидать, рассмеялась:

— Что ж, раз миндаль не улучшает ее настроения, остается надеяться, что когда-нибудь она им подавится.

Теперь засмеялась и Кейя.

Мату снова похлопала Грейс по плечу, но девушка смахнула ее руку.

— Иди-иди, — приказала она служанке.

Мату показала жестом корабль, махнула в заднюю часть кухни, обращенную в сторону моря. Потом схватила Грейс за руку, потянула ее на улицу к лужайке перед домом. Наконец Грейс поняла, почему Мату проявила такую настойчивость. В бухту, раздувая паруса, входила «Надежда».

— Он вернулся, — выдохнула Грейс.

Мату кивнула и жестом показала девушке, что ей следует это обдумать.

Но Грейс и так постоянно думала о капитане Кортни. Сколько раз она говорила себе, что все это пустые фантазии, и все равно то и дело воображала, как будет жить с человеком, который не желает владеть другими людьми. А как же жена? По английским законам жена — это такая же собственность, как и все остальное. Она никогда об этом не говорила, даже с Мату, но, кроме тайны ее происхождения, у Грейс были и другие причины воздерживаться от брака. Причины, о которых никому не расскажешь. Это даже не ее смешанная кровь. Эти причины страшной тенью приходили в ее сны, облаченные в ночную рубашку, и говорили с французским акцентом.

Тем не менее Грейс пробежала руками по волосам и с неудовольствием поняла, что они, как всегда, представляют собой разметавшуюся копну локонов. Один взгляд на юбку напомнил девушке, что на ней чуть ли не самое старое ее платье. Она бросила отчаянный взгляд на Мату. Та насмешливо хмыкнула и направилась к дому. Разумеется, капитан Кортни сначала обсудит деловые вопросы с отцом, так что у Грейс достаточно времени, чтобы привести себя в порядок.

Ну и ладно, вот тут-то она все и обдумает.

Грейс терпеливо сидела, пока Мату втирала в ее волосы лосьон, составленный из вытяжек различных семян и фруктов. Лосьон хорошо распрямлял локоны и позволял уложить их в модную высокую прическу. Наряд тоже выбрала Мату — узорчатый шелк. Надевая платье, Грейс нервно сглотнула. Она-то знала: служанка выбрала темную ткань, чтобы кожа девушки выглядела светлее.

Как Грейс и рассчитывала, отец и капитан Кортни сидели в гостиной части зала нижнего этажа и обсуждали продажу товаров Эдмунда и сроки, когда тому снова могут потребоваться услуги транспортной компании Хэмптона и Кортни. Прежде чем спуститься к гостю, Грейс помедлила на площадке лестницы и прислушалась.

Сидя в гостиной, Джайлз изо всех сил старался не вертеть головой в поисках Грейс. Ее отец сказал, что дочь прихорашивается. Это добрый знак. Девушка не станет прихорашиваться для мужчины, который ей безразличен.

Когда он наконец услышал за спиной легкие шаги и встал ей навстречу, то едва справился с разочарованием — она нашла управу на свои непослушные локоны. Потом Джайлз сам себе улыбнулся: хоть небольшая, а все-таки жертва. Цвет платья был таков, что в нем любая другая женщина выглядела бы болезненной, но кожа Грейс мягко светилась на его фоне. Полные губы раскрылись, словно ожидая поцелуя. Чуть-чуть широковатый нос придавал лицу восхитительную мягкость.

«Господи Боже мой! Что же это такое! Ну-ка, парень, очнись!» — приказал себе Джайлз. Он прибыл сюда не для того, чтобы ее красота опять вскружила ему голову. Он приехал, чтобы получше изучить характер девушки.

Грейс ответила ему твердым взглядом, затем слегка улыбнулась. И почему они с Мату так беспокоились? Конечно, кожа у нее темнее, чем у некоторых белых, и такие непослушные волосы. Однако эти ее качества всегда лишь привлекали к ней мужские сердца. И впервые в жизни эта мысль не наполнила душу Грейс горечью и отвращением к себе и мужчине, смотревшему на нее. Его восхищение было таким явным, он выказывал его так открыто, не то что прочие. И опять в ее голове всплыло слово «хороший», оно наполнило душу Грейс мягким, успокаивающим теплом.