Смерть Сталина. При чем здесь Брежнев? - Александр Костин

Это и побудило Сталина призвать на Ближнюю дачу «Четверку», чтобы обсудить с ними всего лишь два вопроса, а именно:

— Организация обсуждения повестки, выносимой на заседание Президиума ЦК КПСС 2 марта 1953 года. Время и место заседания БП: 23.00 1 марта 1953 года, Кремль;

— Предварительно переговорить с членами БП — Ворошиловым, Кагановичем, Первухиным и Сабуровым с целью информирования их о предстоящем обсуждении вопросов, выносимых на Президиум ЦК КПСС (Исполнители — члены «Внутреннего круга БП»).

Не исключено, что при обсуждении этих вопросов кто-то из членов «Внутреннего круга» предложил пригласить на заседание БП старейших соратников Сталина — Молотова и Микояна, которые хотя и были «отлучены» от «дома», то есть от дачных посиделок у Сталина, но являлись полноправными членами Президиума ЦК КПСС и их заранее сформированное мнение по выносимым на обсуждение Президиума вопросам было бы весьма полезным. Возможно, были и другие предложения.

Вполне естественно, что такое экстренное совещание с членами «Внутреннего круга» никакого широкого застолья не предполагало, да и ассортимент закусок был весьма небогатым: «паровые картофельные котлетки, фрукты, сок и простокваша». Так что затянуться такое совещание до 5–6 часов утра никак не могло. Не исключено, что на заключительном этапе «экспромт-совещания» Сталин предложил тост «за успех нашего дела» под виноградный сок (так Сталин называл молодое, некрепкое виноградное вино, поставляемое из Грузии) и фрукты на закуску, которые всегда были на даче в богатом ассортименте.

Весь световой воскресный день 1 марта 1953 года ушел на подготовку заседания Бюро Президиума ЦК КПСС, которое намечено было провести поздно вечером, по устоявшейся сталинской традиции, где-то в 22 или 23 часа, т. е. в ночь с первого на второе марта, в аккурат перед самым началом работы Президиума ЦК КПСС.

И вот экстренное деловое совещание на трезвую голову закончено, посетители разъезжаются по домам, впрочем, не будем опережать события и предоставим слово Н.С. Хрущеву:

«Когда выходили в вестибюль, Сталин, как обычно, пошел проводить нас. Он много шутил, замахнулся, вроде бы пальцем, и ткнул меня в живот, назвав Микитой. Когда он бывал в хорошем расположении духа, то всегда называл меня по-украински Микитой. Мы тоже уехали в хорошем настроении, потому что ничего плохого за обедом не случилось, а не всегда обеды кончались в таком добром тоне. Разъехались по домам. Я ожидал, что, поскольку завтра выходной день, Сталин обязательно нас вызовет, поэтому целый день не обедал, думал, может быть, он позовет пораньше? Потом все же поел. Нет и нет звонка! Я не верил, что выходной день может быть пожертвован им в нашу пользу, такого почти не происходило. Но нет! Уже было поздно, я разделся, лег в постель».

Итак, по словам Хрущева, провожая гостей, Сталин был «навеселе», уж не от виноградного ли сока? Но не это главное в данном фрагменте воспоминаний Никиты Сергеевича. Уж больно какие-то банальные бытовые подробности он приводит, вспоминая о событиях следующего дня: ждал вызова к Сталину — не ел; не дождался — поел; снова ждет — нет звонка; отправился спать. К чему такие незначащие подробности. Обычно муссируют какие-то мелочи для того, чтобы не проговориться о главном. Что скрывается за этими «волнениями» выходного дня? Почему не говорит, зачем Сталин должен был его вызвать, но не вызвал. Зачем он и, похоже, другие члены «Внутреннего круга» по выходным якобы в обязательном порядке собирались у Сталина? Для пьянства? Не был Сталин пьяницей, даже бытует легенда, что он вообще не употреблял алкогольные напитки, под видом которых на всех застольях пил только сок, правда других, как истинный сын Кавказа, умел доводить до нужных кондиций. Например, В. Жухрай решительно утверждает, что Сталин был трезвенником, и не верить ему у нас нет никаких оснований.

Правда, в других местах своих воспоминаний Хрущев утверждает, что Сталин не мог переносить одиночества и приглашал на посиделки членов «Внутреннего круга», чтобы не быть пленником своих фобий. Так ли это? Боролся ли Сталин с одиночеством, часами просиживая за столом со своими соратниками и созерцая их пьяные лица?

Это далеко не так. Например, дочь Светлана в своих мемуарах вспоминает, что отец в последние годы жизни замкнулся от всех. А в воспоминаниях известного дипломата Трояновского промелькнул фрагмент о том, что Сталин говорил лично ему: «Я привык к одиночеству, привык, еще будучи в тюрьме»[31].

Думается, не об очередных воскресных посиделках в кругу уже давно опостылевших соратников беспокоился Никита Сергеевич. Его должны были сильно волновать иные, предстоящие события: вечером заседание «расширенного» Бюро Президиума, а на следующий день заседание Президиума ЦК КПСС, на которых будет обсуждаться судьба страны, а значит, и его судьба. Где-то он окажется и в каком качестве уже на следующий после воскресенья день? Вот какие мысли не давали покоя Хрущеву, от них ни есть, ни спокойно спать не хотелось и не моглось.

Видимо, уже в эту бессонную ночь Хрущеву пригрезились те события, о которых он повествует дальше в своих воспоминаниях:

«Вдруг звонит мне Маленков: «Сейчас позвонили от Сталина ребята (он назвал фамилии), чекисты, и они тревожно сообщили, что будто бы что-то произошло со Сталиным. Надо будет срочно выехать туда. Я звоню тебе и известил Берию и Булганина. Отправляйся прямо туда». Я сейчас же вызвал машину. Она была у меня на даче. Быстро оделся, приехал, все это заняло минут 15. Мы условились, что войдем не к Сталину, а к дежурным. Зашли туда, спросили: «В чем дело?» Они: «Обычно товарищ Сталин в такое время, часов в 11 вечера, обязательно звонит, вызывает и просит чаю. Иной раз он и кушает. Сейчас этого не было». Послали мы на разведку Матрену Петровну, подавальщицу, немолодую женщину, много лет проработавшую у Сталина, ограниченную, но честную и преданную ему женщину.

Чекисты сказали нам, что они уже посылали ее посмотреть, что там такое. Она сказала, что товарищ Сталин лежит на полу, спит, а под ним подмочено. Чекисты подняли его, положили на кушетку в малой столовой. Там были малая столовая и большая. Сталин лежал на полу в большой столовой. Следовательно, поднялся с постели, вышел в столовую, там упал и подмочился. Когда нам сказали, что произошел такой случай и теперь он как будто спит, мы посчитали, что неудобно нам появляться у него и фиксировать свое присутствие, раз он находится в столь неблаговидном положении. Мы разъехались по домам».

Итак, Хрущев гнет свою линию. На ночных посиделках Сталин не рассчитал свои силы и перепил «виноградного соку», отчего после провода гостей ему стало плохо (а может, он еще добавил, уж не скрытым ли алкоголиком был Сталин, ну, к примеру, как Первый Президент России Борис Николаевич Ельцин), он упал, потерял сознание и обмочился (хорошо, что хоть не облевался, что частенько случалось с Ельциным).

По поводу столь странного поведения всей «Четверки» очень остроумно заметила Е. Прудникова:

«Представьте себе, что у вас есть многолетний сослуживец, родственник, сосед. И вот вам звонят и говорят, что с ним происходит что-то непонятное — обморок, инфаркт, инсульт. Вы мчитесь к нему, тусуетесь во дворе или на лестнице, разговариваете с родственниками и что же, неужели вы даже одним глазком не заглянете в комнату больного? Пусть через окно или в дверную щелку, неужели не посмотрите, как он там? Однако и Хрущев, и Булганин, приехав вечером 1 марта на дачу, устояли против естественного любопытства, хотя Сталин был не то без сознания, не то спал, и удовлетворение этого любопытства ничем им не грозило. Что за трепетность такая? Если отбросить хрущевскую сказку о том, что все тряслись от страха перед грозным вождем, то удовлетворительное объяснение этому может быть только одно…»[32] Прервем на этом фразу и закончим такими словами «…только одно, такого не могло быть, потому что этого не могло быть никогда», поскольку автор цитируемого фрагмента закончил его иначе.

Действительно, могло ли такое случиться, что соратники Сталина потолкались, потолкались в караульном помещении охраны, посудачили на тему о том, ловко ли будет, если взглянуть на обмочившегося в бессознательном состоянии полубога, а затем шапку в охапку — и по домам. Как это так! Серьезные, умудренные житейским опытом государственные мужи не удосужились даже взглянуть не беспомощно лежащего человека, нет— не «сослуживца, родственника или соседа», на главу государства, вождя и учителя пролетариев всех стран, не побоявшись при этом, что дело может закончиться летальным исходом старого и больного человека, каким был на самом деле Сталин. Ответ может быть только один — Хрущев беззастенчиво лжет, и ложь эта нужна ему как защитное средство для сокрытия какой-то тайны. Какой?

Не будем торопить события и выслушаем до конца «исповедь на заданную тему» Никиты Сергеевича: