Бунт обреченных - Уильям Бартон

Едва взглянув на него, я справился со своим чувством жалости и отрезал ему голову.

Рука Шелли лежала уже внизу живота, легко поглаживая плотный материал моих брюк, ощущая ответную реакцию, начавшуюся абсолютно неосознанно. Она прильнула ко мне, положив голову на мое плечо, повернув шею, и водила губами по моей щеке.

Неужели женщина собирается заняться со мной любовью прямо в вагоне?

Быстро окинув взглядом пассажиров, я увидел, что никто не обращает внимания, все отвернулись, разглядывая кто пейзаж за окном, кто шоу по телевизору, причем, очень внимательно, старательно это делали.

Я выпрямился, слегка повернувшись, и прислонился спиной к стене — так мне было видно лицо девицы.

— Что ты здесь ищешь? Могу сразу сказать, что ты не профессиональная проститутка, занятая работой с утра до вечера. У меня глаз наметан.

Шелли отвела глаза и покраснела — смущение ей шло.

— Я… — Она не смогла больше сказать и слова или даже посмотреть мне в глаза.

Протянув руку, я приподнял ее подбородок, заставляя девушку посмотреть на меня:

— Просто скажи мне, я не буду наказывать тебя за это. — Эти же слова я повторял сотни и тысячи раз наложницам, слугам, людям и инопланетянам, даже животным, которые, по моему разумению, могли меня понять.

Женщина спросила: — Ты купишь меня?

Мне было не очень понятно — дать денег за услугу или заплатить за нее, купить в полном смысле слова, как вещь? Теперь она выглядела несколько иначе, выражение смущения и стыдливости исчезло с лица, и в нем появилась надежда. Я улыбнулся ей:

— Шелли, так дело не пойдет. У нас нет ничего своего, даже жизнями мы не имеем права распоряжаться.

Да, глупо я поступил, выдав эту тираду. Для нее это ничего не значило, ничего не объясняло.

Женщина вновь задала вопрос:

— Ты бы купил меня, если бы мог?

Я усмехнулся, растрепав волосы Шелли рукой, способной закрыть пол ее головы. Она прильнула ближе, обняв меня, затем вновь попыталась атаковать низ моего живота. Я сжал ее на какое-то мгновение, давая понять, что не хочу этого, и давая ей время осознать этот факт, затем отвернулся, отпустив настырную маленькую шлюху. Она успокоилась и сидела, гладя на прекрасную картину ясного голубого неба и зеленых лесов — на те места, что когда-то звались моим домом.

Когда поезд наконец прибыл в Дурхейм — станцию в двадцати километрах к востоку от Чепел Хилл — я не знал, что меня ожидает там. Дорога, ведущая с холма вниз, не предвещала ничего интересного — бесконечное пространство смешанных лесов, странные островки сосняка, холмы, заросшие травой и, кустарником, ни на что не похожие развалины. Мало что осталось от Дурхейма, когда-то давно бывшего миллионным городом. Теперь же на его месте находился лес, полный высоких, прямых деревьев, среди которых виднелись остатки нескольких зданий. Я вышел из поезда, держа свой маленький чемодан, и остановился, глядя на запад.

Был чудный день; солнце неподвижно висело над далекими, затянутыми голубой дымкой холмами, зелеными лесами; прохладный ветер освежал мое лицо, мягко ерошил волосы.

— Атол Моррисон?

Я обернулся — позади меня стоял невысокий, пухлый мужчина с ужасно знакомым лицом, одетый в темно-коричневую сутану, через расстегнутый ворот которой виднелась темная рубашка и белый воротничок священника. Очень знакомое лицо… Бог мой, Лэнк!

— Лэнк?

Он рассыпался в той своей замечательной улыбке, что я хорошо помнил, и, шагнув вперед, схватил меня в объятия, которые, если честно, я едва почувствовал. Когда я уехал, моему брату Ланкастеру было двенадцать лет. Никто не посылал мне его фотографий, а сейчас передо мной стоял толстячок средних лет в одежде священника. От того мальчика, что я знал, не осталось ничего, кроме улыбки.

— Добро пожаловать домой, Ати, дома ждут тебя, — сердечно произнес он.

В горле встал комок — это было настолько непривычно и неожиданно, что я почувствовал себя глупо. Держа брата на расстоянии вытянутой руки, я улыбался, оглядывая его с ног до головы, сжимая его тонкие, мягкие ручки в своих огромных ручищах, ощущая через сутану его мягкое, расплывшееся тело. В глазах Лэнка застыло выражение сомнения и нерешительности.

— Боже, Лэнк, я и мечтать не мог, что когда-нибудь увижу тебя!

— А мы всегда надеялись, что увидим тебя, Ати.

Брат шагнул назад, отпуская меня и неотрывно глядя мне в глаза, затем перевел взгляд на шрамы на лице, на огромные руки со сбитыми на костяшках пальцами, на мою мускулистую тренированную фигуру, на оружие в кобуре. Наконец, он натянуто улыбнулся:

— Боже мой, что они сделали с тобой? Наркотики?

Почему он так решил? Лэнк видел перед собой высокого мужчину с хорошо развитыми, грудными мышцами, широкого в плечах, с большими руками воина, с квадратным лицом, несколько изуродованным большим белым шрамом ото лба до подбородка, проходящим над левым глазом. Чистые, спокойные, будто им не довелось увидеть ничего плохого, карие глаза.

Я внезапно осознал, что мои мускулы находятся в большом напряжении, заставляя меня стоять прямо и не горбиться. Любой другой человек на моем месте немного расслабился бы, так поступил и Лэнк.

Проведя по бицепсам другой руки, я покачал головой, пытаясь заставить брата улыбнуться:.

— Хорошая, доброкачественная еда, большая ежедневная физическая нагрузка.

Брат медленно кивнул, но мне почему-то пришла в голову мысль, что про себя он добавил к моим словам: «И много трупов, которые не позволяют тебе расслабиться». Лэнк повернулся, знаком указывая следовать за ним:

— Пойдем, брат, тебя ждут родные. — И он пошел вниз по лестнице, увлекая меня за собой, к видневшемуся лесу.

Машина у Лэнка оказалась старым четырехколесным электромобилем на солнечных батареях. Она была припаркована на стоянке чуть ниже станции.

Сев в машину, брат ласково похлопал по приборной доске:

— Она замечательная старушка, на которую всегда можно положиться; я ее нашел в развалинах, как и большинство предметов, нас окружающих. — Нажав на стартер, он подождал, пока засветился зеленый сигнал, оставшийся еще со времен моего детства, затем выехал со стоянки.

Когда мы выбрались на дорогу, я обратил внимание на тротуар — он был весь в грязи и трещинах, через которые проросла густая растительность, и Лэнк аккуратно объезжал их, боясь повредить свой электромобиль. Мы съехали с высокого, бугристого холма, чей склон порос стройными соснами, и выбрались на широкое, заросшее травой поле. Машина подпрыгивала на выбоинах, оставленных другими средствами передвижения. Дорогу, поворачивавшую на запад, с двух сторон обступали деревья, сквозь которые виднелись полуразрушенные здания.