Моё смертельное счастье - Елена Кароль

Мотнув головой снова, поняла, что больше не могу сидеть. Тело требовало выплеснуть энергию, но мозг не понимал как. Вскочила и стала мерить комнату шагами. Десять туда, десять обратно. Мысли снова не желали выстраивать хоть какую-нибудь логическую цепочку, и в итоге я просто решила начать с малого. С фактов.

Он меня не убьет. Это факт. Это он озвучил сам, а значит, это неопровержимо. Следовательно… Старательно перебирая в памяти всего его вчерашние и сегодняшние слова и действия, кое-как сделала выводы. Может, не совсем верные, но тем не менее. Мое наказание – это всего лишь выпитое счастье. Правильно? Правильно. Кроме того, он озвучил неведомый мне «объем», выпив который он отпустит меня…

Стоп. Отпустит ли?

Он сказал, что я не вправе покидать дом и его самого, пока не искуплю свою вину нужным объемом. Если мыслить логически, то, как только объем будет выпит, я стану свободной. Вот только за эти сутки я успела понять, что моя и его логика – это абсолютно разные вещи. Мне необходим его четкий ответ на вопрос: что со мной будет, когда условия выполнятся.

Решено. Замерев у окна и невидящим взглядом уставившись на мокрое стекло, я чуть поморщилась. Дождь, начавшийся вчера, заканчиваться не торопился и, судя по всем моим внутренним прогнозам, продлится еще дня два. Никогда не любила дождь.

Вот только как теперь общаться? После того, как я его… Прикрыв глаза, я поджала губы. За мою недолгую, но насыщенную событиями жизнь это была вторая пощечина. Первая была за дело, как, впрочем, и эта. Да уж… Вот только тогда в клубе я ни секунды не жалела, после добавив кулаком и коленом. Да и от отдыхающих рядом ребят тому негодяю прилетело. Он был пьян и, если бы я не сумела дать ему отпор, изнасиловал бы меня. Тогда я отходила долго, не в силах понять, как мог мой хороший знакомый оказаться такой мразью.

В тот раз я сказала об этом отцу. Пришлось, когда он увидел поутру на моих запястьях синяки. После этого Артема больше никто не видел, а я никогда не задавала отцу вопрос, что он с ним сделал. Подозревала, конечно… Но если бы кто-то посмел поднять руку на него или маму, я бы без раздумий уничтожила эту падаль лично.

Сейчас же… Мало того что мне необходимо извиниться перед Кириллом за свои действия, так еще и предстоит как-то пережить неопределенное время, пока я не искуплю свою вину и не стану счастливой, а после – так и вовсе свободной.

А затем… Губы сжались в тонкую, решительную линию. Затем все виновные в гибели родителей сдохнут!

– Не советую.

Вздрогнув, когда от двери раздался его недовольный моими мыслями совет, я не обернулась. Лишь упрямо вздернула подбородок и крепче обняла себя руками.

А ведь я хотела извиниться…

– Прощаю. Но впредь не рекомендую.

С чего это мы такие добрые?

Недоверчиво оглянувшись через плечо, я вздрогнула снова – он стоял всего в нескольких сантиметрах от меня. И нравится ему меня подобным образом нервировать?

– Есть немного.

Позер.

– Время обеда.

Уже?

Обернувшись окончательно, я не смогла стоять так близко и сделала шаг назад, тут же упершись спиной в окно. И тут мой взгляд остановился на его левой щеке… О-о-о…

– Да, это от пощечины.

Нахмурившись, я не поверила, хотя факты были налицо, точнее, на лице. На его лице. Красный отпечаток ожога, оставленный моей ладонью, был таким четким, словно нарисованным. Но этого не может быть! Не могло быть!

– Почему ты так в этом уверена? Ты ведь демон. Огненный демон. – Снисходительно усмехнувшись, он взял мою правую руку и поднял так, чтобы я видела свои пальцы. – Забыла?

Нет, не забыла. Но была уверена, что это больше невозможно.

– Эмоции – очень серьезная вещь, – ответив несколько туманно, Кирилл шагнул назад, а затем и вовсе потянул меня за собой к выходу, так и не выпустив руку. – Идем, пообедаем и кое-куда съездим. Обиды обидами, но плана следует придерживаться.

«Плана? Чьего плана?»

– Моего плана. – Не замедляя шага, Кирилл привел меня в столовую.

Обедали мы молча. Я стеснялась задавать крутившиеся в голове многочисленные вопросы вслух, а на мои мысленные он не отвечал, успешно изображая абсолютную глухоту.

Ну и ладно!

– А теперь будь лапой, сбегай наверх и почисть зубы.

Удивленно вскинувшись на задумчивого Кирилла, продолжающего пить свой чай, в то время как я уже поставила свою пустую кружку на стол, я удивилась не только просьбе, но обращению. Лапа? Я?

– Конечно. А что такое? Хочешь, буду называть тебя Анечкой? Милой? Солнышком? Зайкой, рыбкой, пупсиком? – Его голос был невероятно серьезен, а глаза улыбались.

«Придурок».

– Это еще почему? – Удивившись, он даже отставил кружку и требовательно приподнял бровь. – Анна, потрудись не хамить. Заметь: я веду себя корректно.

Вслух – да. А вот что в мыслях?

– О, этого тебе лучше не знать. – Прикрыв глаза, Кирилл улыбнулся так многозначительно, что я признала: да, лучше мне этого не знать. – Умничка, верно мыслишь. А теперь наверх – чистить зубы. И чтобы ты успокоилась и не мучила себя догадками, объясню – мы поедем в клинику смотреть твои связки. Не тяни, у нас назначено на два. И не забудь сменить тапочки на туфли.

О?

Поездка в клинику, конечно, оказалась неожиданностью, но, похоже, удивить меня теперь было уже сложно. Я послушно отправилась наверх. А ведь сейчас он делает все для того, чтобы как можно скорее привести меня в нормальное состояние… Вроде как.

Только ли для того, чтобы я стала счастливой и он насладился этой эмоцией сполна? Или у него имеются и иные, пока не озвученные мотивы?

Почему нет? С ним уже ни в чем нельзя быть уверенной. И я до сих пор не услышала ответа на самый главный вопрос – отпустит ли он меня, когда наказание свершится?

С такими мыслями я и спустилась к ждущему меня у нижней ступени лестницы Кириллу, когда закончила все дела наверху.

– Все будет зависеть от тебя и только от тебя. Если ты и дальше продолжишь вынашивать планы мести, то, естественно, я никуда тебя не отпущу. Маршалы не только карают, но и пресекают преступления.

«И как? Я буду жить здесь вечно, что ли?»

– Я же сказал: все зависит от тебя… – Ответив уклончиво и жестом предложив мне следовать по коридору в сторону гаража, Кирилл не поддавался на мои мысленные требования ответить нормально.

Да что за издевательство?! Я кто для него? Игрушка?! Развлечение?

Видимо, мои мысленные вопли достигли апогея, и его терпение лопнуло. Когда мы вошли в гараж, он резко остановился, обернулся и раздраженно процедил:

– Ты забываешься, Анна. Ты преступница. Воровка. Мошенница. А я твой судья и твое наказание. Запомни это хорошенько. Садись в машину.

То есть вот так, да?

Не испугавшись, я лишь сильнее поджала губы и, смерив его гневным взглядом, без лишних возражений села в машину, когда он открыл передо мной заднюю дверь.

Спасибо за напоминание, зайчонок. Похоже, торчать тут мне придется долго.

Принципиально отвернувшись к окну, я отрешилась от внешнего мира, замкнувшись в себе и предоставив ему возможность делать с наказуемой преступницей все, что заблагорассудится. Может, я и не великий психолог и ни черта не смыслю в психологии маршалов, но кое-кто действительно заигрался и не видит берегов. Пускай мои мысли больше не только мои и пускай я преступница, но от этого я не перестала быть личностью. А как личность я против подобного унизительного обращения!

Изредка поглядывая в зеркало заднего вида (хотелось не только слышать ее мысли, отчего-то ставшие невероятно тихими и редкими, но и видеть лицо), Кирилл хмурился. Даже немного злился. На себя.

Вспылил, с кем не бывает… Но слишком уж она вызывающе думала! Что за глупые претензии? Что за наглые требования? Он имел полное право поставить ее на место, указав ей реальные причины подобного обращения. Только почему сейчас он тревожится о том, как это исправить? Дерьмо!

Так, в первую очередь – голос. Во вторую – щит на ее мысли. Утомляет. Выполнять.

Мы ехали долго, наверное, минут тридцать, и за это время я смогла додуматься только до того, что мне срочно нужен щит на мысли. Хотя бы на самые личные, не до жиру. Достал. Невозможно уединиться, невозможно сделать ничего личного, невозможно, в конце концов, предаться мечтам о мести! О да-а-а…

Его усилия принесли свои плоды – я начала думать не о том, как умереть, а о том, как отомстить, хоть он и запретил это. Я отомщу убийцам любой ценой. Даже ценой собственной жизни.

Задумчиво рассматривая мокрое стекло, по которому неустанно барабанили капли дождя, я старательно вспоминала все, что слышала о папиной родне. К сожалению, знала я не очень много. Раньше мне это не надо было, да и жили они в другой стране, аж за океаном, и я следила за ними только по светским хроникам, потому что это было необходимо по иным, не связанным с семьей причинам. Отец никогда и ни о ком из родных не вспоминал с теплотой, предпочитая отшучиваться и заявлять, что в его жизни есть мы, и это бесценно. Сама я пыталась наводить справки лет пять назад, но после того, как один из моих информаторов (естественно, не знавший, кем является мой отец и кто на самом деле я сама), предоставил мне аж три папки с компроматом всего лишь на младшую тетушку и ее супруга, то я поняла, что в чем-то папа был прав.