Веллоэнс. Восхождение - Андрей Шум

– Привести этих бедняг ко мне в опочивальню, буду с ними беседу держать.

Перед ним стояли двое монахов. Первый хоть и короток, но росл, лицом суров, нос как у ястреба, щеки в шрамах. Из под густых бровей глядят черные, как Улиендские топи, глаза. Второй молод, стоит гордо и поглядывает по сторонам. Этот был светловолос, взгляд чистый и пытливый. «Пытливому взгляду – достойную пытку» – усмехнулся про себя хан. Острый подбородок и большие глаза делали лицо похожим на девичье. Если бы не пробивавшаяся под носом куцая поросль и монашечья роба, можно бы и впрямь принять за девицу.

– Каким путем вы смели явиться ко мне в стан, что за мысли в ваших головах?

Марх приветственно вытянул руку:

– Мы – странствующие монахи бога Бадучены и исполняем паломнический обет. Путь наш проходит через Великую степь в город Дучебы, где великий храм. К тебе же, великий каган нас привел обычай прихода. Говорят, Джунг и Хуней друзья нашему властителю, так и нам стоит почтить их.

Чыдах снисходительно кивнул, простер тяжелую длань:

– Я чту богов и обеты. Тулай, кинь священный камень – узнаем, что скажут боги.

Прислужник достал из кожаного, расшитого бисером и самоцветами мешка, небольшой булыжник. Он был гладок и бел, расписан черными значками. Юноша зажмурилси, крутанул камень и кинул его в устланную золотом ложбинку. Чыдах молчал, ноздри зло раздувались. Потом с ненавистью взглянул на странников – голос тих и жесток:

– Можете остаться на вечернее поклонение. Батыр, проведи наших гостей в шатер и повяжи им красные повязи. Сегодня они наши друзья.

На небе повисли тяжелые, жаждущие разрешиться от ноши тучи. Задорно били барабаны, хуннские дудки тянули замысловатые пассажи. Где-то вдалеке выл с голодухи серый степной шакал. Языки пламени взвивались вверх, стараясь лизнуть далекое темное небо, пускали снопы искр и плескали в ночь драгоценное тепло. Днями все еще стояла жара, но сезон жатвы уже приносил ночную прохладу.

Авенир и Марх переоделись в праздничные шелковые халаты. Охранник провел их мимо плетеной изгороди, за которой понуро скрутился калачом небольшой муравит.

Муравиты. Юноша немало знал об этих существах. Назвали их так за некоторое сходство с маленькими трудягами. Округлая блестящая голова с антеннками и опасными жвалами, три пары лап, поражающая воображение выносливость и сила. Отличались размером – в «холке» отдельные особи могли достигать полутора метров, более массивными, затянутыми плотной черной шкурой, когтистыми лапами и менее объемным, но удлиненным и подвижным брюшком. Жили муравиты подземными колониями и на поверхность обычно не выходили. Этот же… Парень задумался, в сердце кольнуло острие жалости. Или потерян, или изгнан. И то и другое для муравита равноценно смерти.

Каган сидел супротив костра на троне из саманного кирпича, обложенного густыми и теплыми медвежьими шкурами. То и дело раздавались тосты – «за Джунга, силой облекшего и Хунея, даровавшего хитрость», бились медные пиалы с молочной водкой, раздавался гогот воинов.

Хан ударил в гонг и стан молниеносно затих. Впрочем, местные кузнечики не проявили к великому кагану должного уважения и продолжали трещать любовные рулады. Чыдах молвил:

– Великие боги избрали хуннов за их хитрость и силу. Сегодня наш стан посетили служители Бадучены, торбского бога, который любит то же, что и Джунг, ненавидит то же, что и Хунней. Воля их непрекословна. Джунг берет, что хочет!

Стан радостно заулюлукал, гулко заклацали о щиты кривые сабли.

Марх напрягся, Авенира прошиб холодный пот. Не хотелось становиться приятной жертвой для кровавого бога. Пусть даже и готовились к такому – если к смерти конечно, можно быть готовым.

– Белый камень Ралисту, подарок нашего бога, изъявил свою волю. Эти люди – его посланники. И один из них примет участие в ритуальной битве.

Раздались радостные вопли, гоготание, забились медные пиалы. Чыдах возгласил:

– Молодой монах будет биться с Гарудом!

Из толпы вышел рослый, бритый мужик. Круглое лоснящееся лицо, закрученные усы, каждый кулак размером с небольшой арбуз. У Нира пересохло в горле.

Марх наклонился к юноше и с азартом прошептал:

– Это твоя первая настоящая битва! Легко завалишь этого жирного кабана, даю ногу на отсечение. Ты – его худший кошмар.

Чыдах тем временем продолжал речь:

– По правилам ритуала воины бьются нагими. Бой идет до тех пор, пока один не признает поражения. Проигравший идет в рабство, либо откупается.

Барабаны начали отбивать тревожный ритм. Веселая песнь сменилась грозными восхвалениями бога степняков-кочевников. Хунн ждал. В висках молодого волхва стучало не тише барабанов, дыхание не хотело поддаваться, колени бились друг об друга и как-то очень захотелось в отхожее. Пересилив страх и стыд, Авенир скинул халат.

По толпе прошел одобрительный гул – парень явно тренирован, небольшие, но точеные мышцы блестят от пота, каждая жилка напряжена. Противник оценил вероятную угрозу и первым не нападал. Бойцы медленно ступали по кругу, свет пламени освещал тела – будто два древних зверя готовились к последней схватке. Не выдержав напряжения, они бросились друг на друга. Верзила схватил юношу в каменные объятия, зажал. Раздался хруст костей, в глазах потемнело. Авенир расслабился и выскользнул из тисков, ударил по лодыжкам, стараясь сбить с ног. Гаруд устоял, стеганул в ответ ногой, но лишь взволновал воздух. Юноша уже был сбоку и лупил по ребрам. Хунн схватил парня, что есть мочи, кинул в землю. В глазах пошла радуга, песок забивал рот и глаза, боль пронзила плечо. Авенир сплюнул кровь. Увидел, как с левого боку на него бежит грузный противник. Перевел взгляд – Марх делал какие-то знаки руками. Мужик был уже близко. Юноша резко повернулся и выпрямил ногу. Раздался стон – пятка попала толстяку как раз в межножье, тот сложился пополам. Авенир поднялся, схватил крупного за шею и запустил коленом под дых. И еще раз. И еще. Потом откинул хунна на песок и несильно двинул в кадык ребром ладони – убивать юноша не собирался, да и опасно это среди озверевших степняков. Толстяк захрипел и поднял руку – сдается. Гул толпы стих. Тишину разорвал рев восхищенных голосов:

– Да Гаруда раньше… никто!

– Настоящий торб!

– Он достоин своего бога!

– Знатный кулачник вырастет!

Авенир, покачиваясь, доплелся до Марха и рухнул в свое лежбище. Мальчишки – служки бросились омывали ушибы и ссадины, поить победителя целебным айраном.

– Монах победил – возгласил Чыдах.

Толпа примолкла. Сотни глаз устремили свой взгляд на хана.

– По закону силы, теперь Гаруд будет рабом чужака. За тобой слово, юноша.

Парень собрался с силами и привстал. Хунн валялся на залитом кровью песке, жадно хватал губами воздух.

– Мне не нужен раб, великий каган. В твоем стане воин Гаруд пригодится больше, чем в нашем паломничестве – да и не прокормить кочевника. Его страсть к битвам и мирная жизнь в монастыре станет пыткой. Как выкуп, я заберу муравита, что сидит за плетней. Существо это сильное, в походе пригодиться, сможет и воду и дерева таскать. А для вашего дела зверь уж больно вялый.

Хан перекинулся взглядом с мудрецами, усмехнулся:

– Да будет так, монах. Воистину, ты служитель своего бога Бадучены. Пусть продолжиться празднование!

Тулай, словно тень, невесть откуда возник перед путниками, почтительно шепнул:

– По указу хана, победители будут вознаграждены. Вас проводят в отдельные шатры, где окажут наивысшие почести.

Скулы Марха дернулись, в голосе чувствовалась сталь:

– Если мы обрели у великого хана благоволение, то хотели бы не разлучаться.

– Воля хана неизменна. Отказ от дара оскорбит повелителя. Если желаете, в шатры будут приведены юноши.

Тарсянин опешил, лицо посветлело и сжатые губы растянуло в едва заметной улыбке:

– Нет, спасибо… Э-э-э, мы предпочитаем не отходить от законов Бадучены. Ну, там плодородие, разрешенный союз, э-э-э, юношей не надо. Подчиняемся воле кагана и Хунея.

Слуга поклонился и исчез среди пировавших. Авенир придвинулся к тарсянину:

– Чего ему надо?

– Хан оказывает милость. Будем сегодня в разных шатрах, со всеми почестями. Ну, там – питие, еда, кальян, развлечения, девушки – сам слышал.

На лице юноши скользнула нервная улыбка:

– Так это же хорошо. А что ты так напрягся?

– Подобное дружелюбие может оказаться западней. Напоят, снасильничают и убьют, пока дрыхнем – чтоб задаром воинов не терять. А ритуальная битва скорей всего лишь проверка. Если ты силен, значит я – еще сильнее. Значит – Марх окинул взглядом пиршество, – лучше нас убить быстро и без ущерба для стана. Или яд подсыпят, или шатер подожгут. А могут и на копьях вознести. Вот тебе и дружеская борьба между братишками.