Мостики капитана - Юрий Горюхин

— Вероник, не надо было нам пить.

— Твоя Вероника с кем-то другим трахается.

Тьфу, дурак! И как я мог так.

— Это я это… Ты извини, все в голове перемешалось, ты извини, просто это…

— Да мне плевать.

— А тебя как зовут?

— Андромеда.

— Андромеда? — папа увлекался мифологией?

— Нет, обсерваторию сторожил — зови Анечкой.

Я проснулся в семь утра, очень небрежно умылся, поставил чайник и пошел будить мою ночную фею. Фея намотала на себя одеяло с простыней и накрылась сверху подушкой.

Как же она говорила ее зовут? Сильфида, Клеопатра, Джульетта или, может быть, Пенелопа? Все равно наврала, наверно.

— Вставай, Брюнхильда, мне на работу пора!

— Какую работу?!

Если бы я знал какую.

— Вставай скорее — опаздываю!

— Не ори, сейчас встану.

Кокон из постельного белья развернулся, и я подумал, что можно на некоторое время и задержаться, но утомленный за ночь организм как-то меня не поддержал, и пришлось нервно шагать из комнаты в кухню и обратно.

— Выпьешь?

— С утра не пью.

— Молодец — у тебя еще все впереди.

— Пошел ты.

— Нет, дорогая, мы пойдем вместе.

Я грубовато дернул за руку мою ненаглядную, потому что раннее утро редко красит женщину, даже в ранней молодости.

На крылечке мы оба защурились от яркого утреннего солнышка, застенчиво улыбнулись друг дружке, я заплел косичку моей сестренке, она сняла все соринки с моих лацканов, мы нежно прикоснулись друг к другу щеками, порозовели от смущения, а потом голубой маленький автомобильчик увез мою маленькую в неизвестном направлении. Я посмотрел ему вслед и пошел.

Сначала я думал, что я пошел к Георгию Григорьевичу, потом мне показалось, что я иду к школьному товарищу, потом я был уверен, что на бирже труда запишусь в безработные, но когда я сел на облупленную скамейку, то кисло и немного презрительно сам себе усмехнулся.

А вдруг она уже ушла?

Вышло восемь человек, зашла пухленькая старушка с пухленькой лохматой болонкой.

Если сейчас выйдет женщина — пойду домой, если мужчина — еще подожду чуточку.

Строгая женщина в дорогом и теплом не по сезону костюме — беспринципно остался сидеть.

Да, это она выпорхнула, то есть осторожно сошла со ступенек.

— Привет…

— Привет, вот поджидаю тебя.

— Зачем? Мне на работу пора.

— Я тебя провожу.

— А мне недалеко — через квартал направо.

— Ну и что.

— А ты что не на работе?

— Я сейчас в отпуске.

— А кем работаешь?

— Геологом.

Кем? А почему, собственно, не космонавтом? Хотя, романтика, тайга, костер, гитара, схватки с браконьерами, охота на медведей с одним ножом в руке, залежи алмазов, платины, золота и подруги трудовых будней без комплексов.

— Плохая профессия — никогда дома не бывают.

— Да, я тоже так думаю и после отпуска переведусь в управление — хватит, помотался.

— Так ты, наверно, потеряешь в зарплате?

— Не так чтобы очень, но все же.

Не слишком ли много вопросов? Пора перехватывать инициативу.

— А ты чем занимаешься?

— Я бухгалтер в фирме Инко. Мне предлагали замом главбуха, но я отказалась — зарплата почти такая же, а ответственность гораздо больше, а потом Татьяна Савельевна говорит, что лучше сейчас все снизу досконально узнать, чтобы потом можно было на любой вопрос знать ответ, а то у нас была экономист — не знала, на какой счет хозрасходы списывать.

Чтобы ее такое спросить по профилю?

— А сложно годовой баланс сдавать?

— Если в течение года бухгалтерия велась аккуратно, то не очень. Тут ведь еще многое от налоговой зависит.

— Понятно. Пойдем сегодня куда-нибудь?

— Куда это «куда-нибудь»?

— В кино.

А ходят ли сейчас в кино?

— Я не знаю.

— Ты во сколько заканчиваешь работать?

— В пять, но я не знаю.

У Георгия Григорьевича было шумно. Я потолкался около стола играющих в карты, перекинулся парой фраз со знакомыми и хотел уже незаметно исчезнуть, как Георгий Григорьевич поманил меня пальцем:

— Витек! Прокатись с Толиком до Лени Коромыслова, а потом, как обычно, по всем точкам…

Не хватало мне еще Толика, вообразившего месяц назад, что я сплю с его толстой, вечно пьяной женой Алисой.

— Но…

— Надо, Витек, надо.

— Мне до шести хотелось бы освободиться.

— Освободишься. Толик, вы успеете до шести?

— Нет.

— Я же говорил, что успеете. Ну с богом.

Толик нахмурился и, ни с кем не попрощавшись, вышел.

— Догоняй, Витек, — «форд» — голубой металлик.

Моя левая нога едва успела коснуться днища автомобиля, а правая оторваться от асфальта, как Толик до упора вдавил педаль газа. Какое— то время моя правая нога висела в воздухе, а рука держала открытую дверцу, но, в конце концов, оба моих ботинка оказались на резиновом коврике, а дверку я нечаянно, не со зла, прикрыл так, что испугался возможному выпадению лобового стекла.

Ноздри Толика слегка затрепетали.

— Ты не расстраивайся, я знаю, почему ты так медленно трогаешься — у тебя диск сцепления износился или где-то тросик заедает.

Теперь у меня есть товарищ, на которого всегда можно положиться и, чтобы не случилось, он всегда придет мне на помощь.

Леня Коромыслов рубил дрова. Старая всклоченная сука выползла из скособоченной конуры, коротко тявкнула и упала на правый бок. Жена Люба вышла на крыльцо, обтерла подолом песочный чемоданчик и протянула Толику:

— Может, посидим немного?

Леня Коромыслов бросил топор в полено:

— Дура! Они же за рулем.

Надо ли мне доказывать, что руль в Толикином «форде» только с одной стороны?

После посещения Лени Коромыслова и его жены Любы мы долго перевозили какие-то коробки из одних полуподвальных помещений в другие, брали накладные, расписки или честные слова, звонили Георгию Григорьевичу и мчались дальше.

Толик вышел из телефонной будки и сказал:

— Этот портфель у тебя будет, Георгий Григорьевич распорядился.

Только пузатого портфеля мне не хватало.

— Если не трудно, высади меня на трамвайном кольце.

— Трудно.

— Какой ты галантный.

— Что ты сказал?!

Толик резко свернул в какую-то подворотню.

Не имеет ли слово «галантный» какой-нибудь еще неизвестный мне смысл?

Двор окружали голые красные кирпичные стены, в одном углу лежали сваленные в кучу поломанные ящики, в другом — рваные автомобильные покрышки, а посередине отражала солнце обитая жестью дверь.

Мы выскочили из машины и стали друг против друга. Я сказал Толику, что незачем так нервничать, а Толик в ответ замахнулся на меня монтировкой. Я не поднял для защиты руки, не рванул в сторону и даже не закричал истошно — я спокойно ждал. Но Толик меня обманул — он не разъединил мои полушария, он просто пнул мне в самое дорогое и болезненное место.

Я сказал: «Ох!» — и подумал, что тоже ему сейчас как дам и, присев на корточки, завалился на правый бок.

Голубой «форд» резко сдал назад, потом вперед и шумно скрылся с места происшествия. Пузатый портфель упирался в мой затылок холодной никелированной застежкой.

Я встал, отряхнулся, зачем-то подошел к жестяной двери и крепко стукнул в нее кулаком. Глухое эхо прокатилось по дворику, я постоял и пошел к выходу. Не доходя до подворотни, я обернулся — девочка лет семи выглянула из-за жестяной двери и показала длинный розовый язык. Я нащупал в кармане парочку украденных у Георгия Григорьевича конфет:

— Хочешь конфетку?

Сейчас засмущается, потупит глазки и кивнет своей пушистой головкой.

— Иди на х… дурак.

Хорошая девочка, только бы ее никто не испортил.

Дверь открыла мама. Я открыл рот. Мама меня опередила:

— Вероника, к тебе молодой человек.

Могла бы и за порог пригласить.

— А, это ты… Чего?

Вот тебе и чаво!

— Мы же договорились в кино сходить.

— В кино? А какое? Ладно. Ты пока это. У нас тут беспорядок. Подожди меня во дворе — я сейчас.

Главный герой похлопал по плечу второстепенного и сказал, что у того все будет в порядке, второстепенный герой настолько воспрял духом, что невольно подумалось: его пристрелят не в конце фильма, а минут через пять-десять. Я нежно прикоснулся мизинцем к кулачку Вероники и провел им вверх-вниз, потом еще раз вверх— вниз, потом еще, потом Вероника смахнула мой мизинец раздраженным движением.

— Не мешай!

Второстепенному герою перерезали горло, а главный герой, стоя над его трупом и по— товарищески обнимая его жену, пообещал зрителям отомстить за друга. Я прижался плечом к мягкому округлому плечу Вероники и закрыл глаза.