Второе восстание Спартака - Александр Бушков

– И зачем ты только в драку полез... – вздохнула Влада.

– Поэтому я и предлагаю тебе вот что, – азартно заявил сосед. – К нам в райком пришла разнарядка: подготовить рекомендации для нескольких человек по комсомольскому набору в летное училище.

– И?

– Военврача Шаталова знаешь?

Шаталов. Госпиталь, где Спартак отлеживался после ранения. Предложение пойти в летное...

Пронзительная надежда вдруг вспыхнула в его груди.

– Допустим, знаю? – осторожно, боясь спугнуть удачу, ответил он.

– Я тебе такую рекомендацию дал, – просиял Комсомолец. – И Шаталов рекомендовал. И все, кто нужно, подписали... Ну, по моей просьбе. Вместо того чтобы возвращаться на фронт, ты по заданию комсомола отправляешься в летное... Так что собирай шмотки – и шагом марш на медкомиссию... Ну что ты смотришь на меня? Ты же мечтал в облаках летать? Вот и валяй. Если пройдешь эскулапов – а после подписи Шаталова, считай, уже прошел, – то никакого дела на тебе не висит: летчики, знаешь, как сейчас нужны Родине!

Спартак молчал. Такого фортеля судьбы он не ожидал. А Комсомолец торжествующе посмотрел на обалдевшую Владу – чего только не сделаешь, чтобы произвести впечатление на любимую девушку…

Глава пятая

Голубые петлицы с красными «кубарями»

... – А я при том аэроклубе был, по причине кривоногости, плоскостопия и вообще малого роста, кем-то вроде юнги, – гордо рассказывал историю своей жизни Жорка Игошев, а Спартак лениво внимал. – Техник на побегушках. Ну там, знаешь, подай, принеси, закрути, куда пошел, тут инструменты еще не убраны... И ведь, главное дело, все с радостью подавал, приносил, закручивал и убирал. Очень уж мне в небо хотелось, сечешь? (Спартак кивнул: еще как сек.) Во. Каждые полгода заявление в летное училище подавал, но не брали: типа, в летчики не годишься, разве что в планерное училище можем направить. А на хрена мне эти этажерки безмоторные? Не, я хотел, чтоб планерный мотор был вместо сердца. И вот в этом новгородском осоавиахимовском аэроклубе и крутился. Уже своим стал на все сто, летуны меня знали и доверяли. И вот однажды... Елки, ты посмотри только!

Им навстречу плыла девушка... какая девушка – фемина! В коротком платьице, едва прикрывающем голые острые коленки (начало осени во Львове выдалось теплым, солнечным), с подрагивающей под легкой тканью грудкой, от взгляда на которую истомно ныло в груди.

Девчушка миновала друзей, даже не удостоив взглядом. А друзья проводили ее такими взглядами, что удивительно еще, как это летняя одежка на представительнице вожделенного пола не возгорелась.

– Гордая, – обиженно фыркнул Жорка, а Спартак глупо улыбнулся и вдохнул свежий воздух всей грудью. Хорошо быть лейтенантом!

Эта незамысловатая мысль сегодня не единожды приходила ему в голову. Именно так и приходила – с восклицательным знаком.

Ты молод, ты здоров, ты живешь в советской стране. И ты – военный летчик. Теперь уже можно всем твердо и уверенно говорить: «Я – военный летчик», – не беспокоясь, что расспросы выявят не полную правду этого утверждения и он вновь услышит обидное: «Ах, так ты еще курсант!»

Все, братцы-хлопцы, курсантство позади, позади изнурительные, но такие увлекательные тренировки, выпуск, распределение под родной Ленинград, а вот и первая в его жизни командировка... Берегись, девчата, летчик идет, расправив крылья.

А когда выходишь в город в увольнительную, так это ж вообще можно застрелиться от невыносимого счастья! Идешь в новенькой форме с летчицкими голубыми кантами, а все барышни в твою сторону стреляют глазками. Хотя следует признать, девушки здесь, на львовских улицах, стреляли глазками гораздо реже, чем, скажем, в городе Ворошиловграде, где находилась его родная Школа военных летчиков. А иногда взгляды откровенно обжигали ненавистью (и особенно обидно, что именно девичьи взгляды). Это, конечно, малость омрачало, но общего ликующего настроения не портило. «Наверное, так и должно быть, – успокаивал себя Спартак. – Издержки становления». Как верно сказал их училищный политрук Логачев, это что-то вроде юношеских прыщей, с возрастом проходит. Минует год, от силы два, и на Западной Украине и в Прибалтике отношение к советской власти непременно изменится. Когда исчезнет безработица, когда не будет голодных, когда каждый сможет бесплатно учиться на кого угодно, когда лечение станет для всех бесплатным, когда откроются бесплатные детские сады, когда будут построены новые заводы и фабрики, – тогда те, кто сейчас заблуждается, станут стыдиться себя сегодняшних. Ну, разумеется, буржуазные и мелкобуржуазные недобитки не в счет, эти вряд ли перестанут ненавидеть, слишком многое у них отняли...

Спартак ревниво покосился на однополчанина, с которым сошелся только во время этой львовской командировки. И в самом деле: кривоногий, низенький, с вывернутыми ступнями – однако ж у прекрасного пола пользующийся неизменным успехом, что есть подтвержденный и доказанный факт, Жорка считал себя в вопросах сближения с девчонками непревзойденным асом и утверждал, что в его арсенале имеется сто один верный метод знакомства с очаровательными созданиями. Сто не сто, но барышни так и вились вокруг него, так и вились. Парадокс! Среди сего джентльменского набора были методы весьма, так сказать, неординарные. Например, по уверениям Жорки, все женщины весьма чувствительны в вопросах, связанных с судьбой, предсказаниями, вообще со всем туманным и таинственным. Поэтому, если увидишь симпатичную девушку, а поблизости будет находиться уличный шарманщик, то подойди к ней и попроси купить для вас билетик, сопровождая просьбу, допустим, так: «Я по глазам вижу, что у вас рука счастливая». Попугай вытащит билет, а ты вручаешь девушке деньги, чтобы она купила билет для себя. Оба разворачиваете билетики и читаете. Все предсказания на свернутых трубкой листах настолько расплывчатые, что истолковать их можно как угодно. Вот и толкуешь девушкам примерно так: «Видите, сама судьба указывает, что мы предназначены друг для друга».

Короче, сегодня был их, Спартака и Жорки, последний день во Львове и первый – совершенно свободный. Свободный вплоть до завтрашних шестнадцати ноль-ноль. А в восемнадцать ноль-ноль – поезд до Ленинграда, а оттуда – на попутке в полк... И все, командировке конец.

Между прочим, вот вам еще одно преимущество лейтенантской молодости. Кого первым делом отправляют в командировки? Молодых и неженатых, конечно. Так, глядишь, везде и побываешь, куда раньше только собирался. Весь Союз можно посмотреть. Здорово!

Набродившись по Львову, они присели за столик уличного кафе. Заведение располагалось на краю какой-то старинной площади, точно напротив старинной часовни, и они с Жоркой от нечего делать (то есть когда в обозримой близости не проплывает легкой походкой стройненькая чаровница) разглядывали рельефы на ее стенах – святые, библейские сцены, львиные морды, горгульи. «А из круглого чердачного окна, обрамленного каменным венком, пулеметным огнем можно накрыть всю площадь», – отчего-то пришло на ум Спартаку.

Хотелось дернуть холодного пивка – вон как соблазнительно тянут за соседним столиком. Но на улице этим заниматься не стоило, патрулей по Львову разгуливает превеликое множество, у них сегодня уже трижды проверяли документы, кои, разумеется, находятся в полнейшем порядке. Посему они тихо-мирно потягивали газировку с сиропом.

– Симпатичный городишко, – сказал Жорка Игошев.

Спартак авторитетно кивнул и напомнил, закинув руки за голову:

– Ну и что там у тебя с аэроклубом?

– А, ну да, – спохватился Жорка. – Короче, однажды просят меня залить масло в ероплан под названием «Р-5». А я что? Не впервой. Беру ведро, беру воронку с капота ероплана, подкатываю бочку. Заливаю. Докладываю: мол, все в ажуре, не извольте беспокоиться. Молодец, говорят. А наутро... Прихожу в ангар, а там техник стоит, воронку мою, черную изнутри почему-то, нюхает и очень нехорошо глаза выпучивает. Ты, говорит, паршивец, что залил? Как что, говорю, масло, как приказывали! А он: ты, сволочь вредительская, откуда масло брал? И прямо-таки закипает, как чайник. Что значит – откуда, говорю, вон из той бочки. И очухиваюсь уже на полу ангара, в затылке трещит, круги перед глазами... Это он меня, оказывается, по черепу треснул в сердцах... Потому что я, оказывается, отработку залил.

Спартак усмехнулся. Ну да, залить отработанное масло в мотор – это сильно.

Жорка на его усмешку посмотрел косо – мол, не фиг ржать, ничего смешного я не говорю... а потом и сам растянул губы в ухмылке.

– Да и это еще не все, – продолжал он. – Очухался я, а вокруг уже инженер, механик, еще какие-то люди... Спрашивают хором: и куда ж, мил-человек, ты масло залил-то? Сюда вот, честно отвечаю, в желтую трубку. А мне опять – бац! – по затылку. Потому что желтый – это цвет бензосистемы.