Ангел Экстерминатус - Грэм Макнилл

В укрепленных редутах за бронедверями разместились полки Селювкидских торакитов. Эти мрачные солдаты были выходцами с Олимпии, которые поддержали Железных Воинов в геноциде, устроенном ими на родной планете; поверх выцветшей униформы цвета хаки они носили чешуйчатые нагрудники, а прообразом для их шлемов послужил доспех Мк-IV. Вездесущая пыль охряным налетом лежала на их снаряжении, но солдаты позаботились о том, чтобы защитить стрелковые механизмы чехлами, а фокусирующие кольца — пленкой, которая предохраняла от царапин.

Те солдаты, которых мог видеть Форрикс, уже опустились на колени: новость о прибытии Пертурабо разнеслась по траншеям так же быстро, как распространяются слухи. С появлением примарха и его Железного Круга вся работа остановилась, но он не обратил на это никакого внимания; так же поступили и воины, следовавшие за ним. А между тем рабы рухнули лицом в грязь, торакиты вытянулись во фрунт, прижав ружья к груди, и каждый Железный Воин ударил кулаком одной руки по ладони другой в знак приветствия.

По мере того как распространялась новость о том, что цитадель пала, над траншеями один за другим поднимались штандарты с изображением железного черепа и флаги с янтарным Глазом Хоруса. Заметив, что одно такое знамя стоит выше штандартов легиона, Форрикс вспомнил откровенные слова Кроагера и почувствовал смутную тревогу. Железные Воины всегда испытывали дефицит доверия, и Форрикс на мгновение задумался: а чем, собственно, приказы Магистра войны будут отличаться от приказов Императора?

Никто в легионе Пертурабо, будь то простые смертные или сверхлюди, не отличался излишней эмоциональностью, и потому сначала приветственных возгласов было немного, но постепенно вся долина наполнилась громогласными победными криками. Солдаты пересказывали друг другу историю о том, как сам примарх и его роботы-преторианцы закончили осаду, и чем дальше разносился этот рассказ, тем более невероятными подробностям он обрастал. Пертурабо проигнорировал восторженный клич так же, как раньше проигнорировал подобострастные знаки почтения, и направился, не отвлекаясь ни на что, к своему бункерному комплексу.

Узкий и извилистый путь, который вел к заглубленному входу в бункер, таил в себе множество опасностей: многоуровневые заграждения из колючей проволоки, подвижные минные поля, ловушки, оснащенные конверсионными лучами, лазерные сетки, гравитонные волчьи ямы и рвы, заминированные мелта-зарядами. Посетителям, желавшим аудиенции у примарха, равно как и врагам, открывался только один путь к его убежищу, и Форрикс поежился, заметив, что десятки смертоносных устройств отслеживают его продвижение к входу.

Тяжелые взрывостойкие двери из адамантия, для поглощения кинетической энергии покрытого толстым слоем пермакрита, распахнулись на пневматических петлях. Внешнюю сторону створок украшали чеканные барельефы из золота и серебра, снятые с разбитых врат дворца Лохоса.

С чувством вины Форрикс вспомнил тот штурм Кефаланского холма, на вершине которого укрылся самозваный тиран Олимпии, вспомнил, как с боем пробирался через укрепления дворца, которые в свои юношеские годы построил Пертурабо. Если бы эти фортификации защищали Железные Воины, они стали бы практически неуязвимы, а так они пали за считанные дни. Однако цена, которую пришлось заплатить за эту победу, оставила в душе легиона ужасную рану.

Рану, от которой, подумал Форрикс, они все еще не излечились.

За этой мыслью незамедлительно пришла другая: а что если они никогда не оправятся после тех зверств, что учинили на Олимпии?

Двери растворились полностью, и барельефы скрылись из вида. Форрикс выдохнул и, глянув на остальных триархов, заметил, что и они не остались равнодушны к этому напоминанию о потерянной родине. И Фальк, и Кроагер старались сдержать свои чувства: они оба еще ни разу не были в святая святых Пертурабо и сейчас пытались скрыть то благоговение, которое внушало им это место.

У Фалька получалось лучше, Кроагер же запрокинул голову, едва они оказались на трапециевидном пандусе, который вел в темные глубины бункера. Внизу виднелась решетчатая арка, а за ней — только тени и рассеянный свет мерцающих электрофакелов.

— А где защита? — Кроагер больше не мог молчать.

— Защита? — переспросил Пертурабо, наконец повернувшись к своим воинам. Железный Круг стоял позади него, сомкнув щиты в несокрушимую стену. — Какая еще защита мне нужна, когда рядом Железный Круг и Трезубец?

— Я-то думал, тут будет много всего, — признался Кроагер. — Оборонительное вооружение. Стража. Ловушки.

Пертурабо хмыкнул с веселым удивлением:

— А ты мне нравишься, Кроагер. Ты бесхитростный человек, в тебе нет этой подозрительности и тяги к интригам, которыми отличаются практически все те воины, кто хотел бы оказаться на твоем месте.

Форриксу показалось, что это шпилька в его адрес, но затем он решил, что примарх скорее имел в виду кузнецов войны вроде Торамино или Варрека — для них признание и слава были самоцелью. Форриксом же двигало вовсе не честолюбие: он стремился к более высокой должности ради пользы, которую мог бы принести родному легиону. Бахвальство не было ему свойственно, но он знал, что среди Железных Воинов лишь немногие могли сравниться с ним в понимании механики военных действий и нюансов логистики, от которых зависела эффективность мобильной боевой части.

— Я не понимаю, почему я здесь, — признался Кроагер. — Вы же сами назвали меня буяном.

— Таким ты был, — возразил Пертурабо. — Но теперь ты кузнец войны Железных Воинов, так что начинай вести себя соответственно.

Эта отповедь заставила Кроагера выпрямиться, а Пертурабо пошел дальше. Железный Круг расступился, пропуская его, и с грохотом зашагал следом, выдерживая безупречный строй. Форрикс и его товарищи-триархи пошли за бронированными роботами в зыбкую полутьму Кавеи феррум.

— Ты хотел знать, где защита? — сказал Форрикс, когда они проходили под ажурной аркой. — Вот она.

Пертурабо спроектировал лабиринт Кавеи феррум на основе чертежей, которые полтора века назад нашел в одной из ям для кремаций, принадлежавших самнитским народам Старой Земли. Помятые листы были спрятаны в потайной камере, и примарх, сразу узнав в чертежах руку своего любимого фиренцийского энциклопедиста, поместил документы под защиту стазисного поля. То, что чертежи пережили десятки тысяч лет, само по себе было чудом; но не меньшим чудом было и то, что Пертурабо сумел определить, где именно нашел свое последнее пристанище столь древний артефакт.

Уже тогда, едва воссоединившись с отцом, примарх знал, что земля и камень — его стихия. Может быть, именно в то время Император и решил, что с такими способностями ему уготована только одна задача?

Гладкие серые стены лабиринта представляли собой совершенно одинаковые блоки, которые было легко собирать и разбирать при перемещении между зонами военных действий. Ни единой отметки не было на их поверхности, и человек, оказавшийся в этом лабиринте, был обречен вечно бродить в его извилистых глубинах. Хотя Пертурабо это отрицал, Форрикс все равно считал, что лабиринт меняется по мере прохождения, так что если путь закончился тупиком, вернуться и начать все заново будет уже невозможно. Даже у факелов на стенах, похоже, были одинаковые языки пламени, которые отбрасывали одинаковые тени и издавали одинаковое потрескивание электрохимических реакций.

Пертурабо вел их все дальше, поворот за поворотом; казалось, что безликий коридор то приближается к внешним границам лабиринта, то делает зигзаг к сокровенному центру. Каждый раз, идя по Кавее феррум, Форрикс пытался составить в уме ее схему, и каждый раз через несколько минут безнадежно путался в переплетении поворотов, невозможных с точки зрения законов физики и аксиом евклидовой геометрии.

— Бред какой-то, — пробормотал Фальк, и Форрикс понял, что тот столкнулся с теми же неразрешимыми противоречиями на воображаемой карте. — Мы уже проходили по этому коридору, я точно помню. Но это…

— Прекрати, а то лишишься рассудка, — посоветовал Форрикс. — Я множество раз пытался составить схему, но дальше нескольких поворотов дело не идет. Получается полная бессмыслица.

— Но как такое возможно?

— Благодаря гению одного господина из Фиренцы[5], давно уже умершего, — ответил Пертурабо, появляясь из-за щитов Железного Круга. — Незаконнорожденный, который своими работами изменил мир.

— Он создал этот лабиринт? — спросил Кроагер.

— Нет, он жил на Терре десятки тысяч лет назад и, предположительно, умер на руках у короля, ему покровительствовавшего. — Пертурабо обернулся, чтобы окинуть взглядом голые стены невероятного лабиринта. — Когда Император забрал меня с Олимпии на Терру, я узнал о Фиренцийце и стал искать копии его дневников, уцелевшие в руинах Старой Земли. Я собрал его сокровенные записи и выяснил, какими исследованиями он занимался втайне от всех.