Повседневная жизнь римского патриция в эпоху разрушения Карфагена - Бобровникова Татьяна Андреевна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов он решает постучаться. И всегда-то он дрожит, касаясь ее дверей. А сейчас и подавно. Вдруг перед ним появляется Микион. Охваченный страхом Эсхин уверяет, что и не думал стучать. Отец, которому все известно, решает его разыграть. Он говорит, что мать девушки обратилась к нему за советом. И он будто бы уже приискал для нее подходящего жениха. Тут Эсхин уже больше не может сдерживаться. Он открывает отцу сердце. Микион ласково успокаивает его, дает согласие на свадьбу и уходит.
Пьеса кончается счастливо. Эсхин женится. Демея узнает правду и увозит Ктесифона с подружкой в деревню, чтобы они там работали и хоть так приносили пользу.
Такова эта комедия. Она, несомненно, самая увлекательная, яркая и живая из всех пьес Теренция. Что до морали, то она так ясна и понятна, что не нуждается в комментариях. И все же читатель, дойдя до конца, не может отделаться от тяжкого недоумения, которое не проходит и после того, как он закрыл книгу. Дело в том, что комедия кончается не веселой свадьбой, как следовало бы ожидать. Нет. Ее завершает поистине удивительная сцена. Такая удивительная, что я позволю себе привести ее почти полностью.
Все уже близится к счастливому концу. На сцене мы видим обоих стариков — Демею и Микиона — и молодого героя Эсхина.
Демея:
— Начнем с того, что у его жены (указывает на Эсхина) есть мать.
Микион:
— Да. Что же дальше?
Демея:
— Честная и скромная женщина.
Микион:
— Да, так говорят.
Демея:
— Уже пожилая.
Микион:
— Да, я знаю.
Демея:
— Она уже не сможет рожать. И нет никого, кто о ней позаботился бы, — она совсем одна.
Микион (в сторону):
— Что он затевает?
Демея:
— Справедливость требует, чтобы ты женился на ней. (Эсхину.) А ты должен похлопотать об этом деле.
Микион:
— Жениться?! Мне?!
Демея:
— Да, тебе.
Микион:
— Мне?!
Демея:
— Тебе, конечно.
Микион:
— Бред!
Демея (Эсхину):
— Был бы ты мужчиной, он уступил бы.
Эсхин:
— Отец!..
Микион:
— Зачем ты-то еще, осел, его слушаешься?!
Демея:
— Ничего не поделаешь, иначе нельзя.
Микион:
— Ты спятил!
Эсхин:
— О позволь я упрошу тебя, отец!
Микион:
— Да ты с ума сошел! Отстань!
Демея:
— Послушай, уступи сыну!
Микион:
— Да ты в уме? Чтобы я в 65 лет стал женихом и женился на дряхлой старухе? И вы мне это предлагаете?
Эсхин:
— Ну, пожалуйста, я уже им обещал.
Микион:
— Обещал?! Будь щедр в своем, молокосос!
Демея:
— Оставь! Неужели ты откажешь сыну? А если бы он попросил о чем-нибудь посерьезнее?
Микион:
— Да что может быть серьезнее!
Демея:
— Уступи!
Эсхин:
— Не упрямься!
Демея:
— Послушай, соглашайся!
Микион:
— Отстань!
Эсхин:
— Нет, не отстанем, пока не упросим тебя.
Микион:
— Это просто насилие!
Демея:
— Ну смилостивись, Микион!
Микион:
— Это нелепо, глупо, абсурдно, это так не соответствует моему образу жизни, но, если уж вы так этого хотите, я согласен.
Эсхин:
— Спасибо! Недаром я тебя люблю!
Демея (в сторону):
— Я бью его его же оружием.
(Входит Сир[26].)
Сир (Демее):
— Все, что ты приказал, исполнено.
Демея:
— Ты честный малый. (Микиону.) Ей-ей, мне кажется, нужно сегодня же освободить Сира.
Микион:
— Его освободить? Да за что же?
Демея:
— За очень многое.
Сир:
— О Демея, клянусь, ты достойнейший муж! Ведь я этих вот обоих мальчиков пестовал с детства. Учил, лелеял и как мог наставлял на добро.
Демея:
— Ясное дело. И потом заметьте: приводить шлюх, готовить вечеринку среди бела дня — это немаловажные достоинства у человека.
Сир:
— Чудесный муж!
Демея:
— …Его надо наградить по справедливости. Тогда и другие рабы станут лучше. И, наконец, он (указывает на Эсхина) хочет этого.
Микион (Эсхину):
— Ты хочешь этого?
Эсхин:
— Жажду.
Микион:
— Ну раз вы этого хотите — Сир, подойди ко мне, ты свободен!
Сир:
— Очень благодарен. Спасибо вам обоим, особенно тебе, Демея.
Демея:
— Я рад за тебя.
Эсхин:
— И я.
Сир:
— Спасибо. Но, чтобы эта радость стала бесконечной, я бы хотел, чтобы и мою жену Фригию освободили со мной.
Демея:
— Замечательная женщина.
Сир:
— И потом, она сегодня первая дала грудь твоему внуку, его вот сыну (кивает на Эсхина).
Демея:
— Ну, клянусь Геркулесом, если уж она дала первая грудь, ее, разумеется, надо освободить.
Микион:
— Только из-за этого?
Демея:
— Из-за этого. А если дело в деньгах, возьми у меня, наконец.
Сир:
— Пусть боги исполнят все твои желания, Демея!
Микион:
— Ну, Сир, тебе сегодня здорово повезло!
Демея:
И потом, Микион, ты выполнишь свой долг и дашь Сиру немного денег на руки, он быстро отдаст.
Микион:
— Ни вот столечко не получит!
Демея:
— Он честный малый.
Сир:
— Я отдам, клянусь Геркулесом, только дай!
Эсхин:
— Ах, отец!
Микион:
— Я подумаю.
Демея:
— Он вернет.
Сир:
— О великий муж!
Эсхин:
— Мой дорогой, дорогой отец!
Микион:
— Что происходит? Что так внезапно изменило твой характер? Что за фантазия? Откуда такая щедрость?
Демея:
— Я объясню тебе: я хотел показать, что они почитают тебя милым и покладистым не потому, чтобы ты вел правильную жизнь или был разумно добрым, но потому только, что ты им потакаешь, поддакиваешь и даешь деньги, Микион.
Что означает вся эта сцена? Несомненно, перед нами тонкая, очень продуманная пародия на всю пьесу. Здесь дана карикатура, причем довольно ядовитая, на все приемы Микиона и поведение Эсхина. При этом выясняется, что мудрец Микион просто жалкий, безвольный человек, который идет на поводу у своего сына и бездумно потакает его прихотям. Сам же молодой герой, его многообещающий сынок, — самый отъявленный эгоист, который ни во что не ставит счастье и спокойствие своего отца и немедленно предает его ради Демеи, как только это становится более выгодным. Смысл этой сцены прекрасно выражен в заключительных словах Демеи: «Я хотел показать, что они почитают тебя милым и покладистым не потому, чтобы ты вел правильную жизнь или был разумно добрым, но потому только, что ты им потакаешь, поддакиваешь и даешь деньги». Эти слова мог бы сказать про себя автор последней сцены: он хотел показать именно это.
Но зачем же она написана? Зачем было Менандру высмеивать свою заветную мысль и, по греческому выражению, расплетать ткань, которую он плел всю жизнь? И тут мы узнаем поразительный факт. Оказывается, сцены этой нет в греческом оригинале, она целиком придумана латинским автором[27]. Но зачем? Невольно напрашивается мысль, что авторов, или одного из них, стала невыносимо раздражать мораль пьесы и ее герои. И когда перевод был окончен, бес насмешки овладел им, он схватился за перо и несколькими твердыми, уверенными штрихами создал пародию. Кто же этот автор?
