Газета Завтра 299 (34 1999) - Газета Завтра Газета

В долгих переездах между губерниями Сорокин в автобусе любил сидеть впереди с микрофоном в руке.

Со стороны, с обочины шоссе глянут — пронесся автобус с плакатами и иконами по бортам, а что там внутри? Может, сомлели и спят?

Нет, все едут, заведенные командиром.

Глядя вперед над головой шофера автобуса, Сорокин будто перед самой дорогой пускается в разъяснения, перед всей набегающей землей с маслянистыми полями подсолнечника и пшеничными барханами. Начинает с любимого, запевного словца «фактически»:

— Фактически нас из собственного дома переселяют в комнату в коммунальной квартире — в эту международную станцию. Раз. Сейчас «Мир» намного надежнее, чем был в первые годы. Два. Как говорится, можно «Мир» сделать учебной машиной. Три. Американцы дали нам денег на модуль в международной станции. Значит, не исключено, что скоро они скажут: вы хорошо поработали, мы с вами расплатились. Бай-бай! Это уже четыре. А если даже и позволят нам жить там, то наш модуль первый и значит, долгое время будет служить бытовкой для строительства всего комплекса. Какие научные эксперименты можно проводить в бытовке? Это пять. На «Мире» аппаратуры полно и условия жизни отличные...

Увлеченный командир насчитал до десяти доводов в пользу поддержания нашей родной космической станции и готов был дальше считать, но разогретые его энтузиазмом московские поэты уже орали на галерке: «Комбат-батяня, батяня-комбат!».. Бодрили себя, вскипячивали в себе воинственность, будто прощаясь с мирной жизнью. А всего-то въезжали в Татарстан.

В татарских пределах России — слоеный пирог национальностей, религий, исторических устремленностей. За окном автобуса — деревни то с православными крестами, то с мечетями. А глянешь в атлас — обнаружишь то же самое в более крупном масштабе: Казахстан—Оренбург—Татарстан—Самара... Для русского «Косово» все готово. В любой татарской деревне высаживается десант воинов аллаха, объявляется джихад, и — «принимай, страна, зерно нового урожая» — потоки беженцев и солдатских гробов. Достанут денег — наймут арабов, и начнут. А Шаймиев потом будет негодовать на федералов, почему они сразу по ним из пушек: «Это упрощенное понимание национальной проблемы».

Видится в дипломатичной улыбке Шаймиева — тьма сепаратизма, скрытых угроз «выхода из состава», террор и кровь. Веет из татарских пределов тысячелетней враждебностью. Сердце стискивается ответно.

— Ничего,— успокаивает Сорокин.— Вот будем мы опять сильные, и... все само собой устроится.

Напомню читателям, что Сорокин представляет русскую силу в космосе. Едет по стране, чтобы сберечь летающую крепость «Мир». Как-то само собой милитаризуется наш разговор в границах Татарстана. Речь идет о военной навигации. Говорится, что если управлять ракетами по звездам, то точность попадания три-четыре километра. А если наводить из космической станции, то три-четыре метра. Именно такая прицельность нравится Сорокину, да и всем нам. И в Казани, в этой столице новейшего ханства, мы наивно пытаемся собрать на площади для окормления этими «прицельными» идеями побольше народу. В то самое время шаймиевская милиция перекрывает улицы. Какой-то янычар из Дома культуры вырубает ток, умолкают наши микрофоны. Не нужен Казани «Мир». Топить его. Топить. Потому что на случай созыва «шуры» точность попадания русских ракет станет без «Мира» много меньше.

Но Казань, слава Богу, нынче уже не та, что сопротивлялась Грозному царю. Кстати, теперь та война называется здесь «варварским захватом Казанского ханства русскими колониальными полчищами». Бедные, кроткие татары! Злобные русские оккупанты!

Хорошо, что четыреста лет «оккупации» сломали хребет татарской великодержавности. Нет былого агрессивного единства. Десятки других народов растворили конгломерат воинственных кочевников. И сочувствие Шаймиева «воинам аллаха» наталкивается на яростную ненависть к моджахедам дагестанца Гаджи, тоже живущего в Казани и делающего здесь свой бизнес.

Гаджи невысок, худощав, энергичен (спит по три-пять часов в сутки). Искрится истинным кавказским дружелюбием. Открыт сердцем. Не подозреваешь в нем горского коварства. Легко, радостно русскому человеку с таким кавказцем — давно забытые ощущения.

Со своей русской красавицей женой Гаджи два года пас овец, собрал на этом первичный капитал и раскрутил в Казани фирму. Теперь он патриот и кэпээрэфник. Ночью, оставив у шашлычной свою вместительную «ауди», на берегу Волги под пляжным укрытием Гаджи мечтает в кругу московских друзей:

— Если Зюганов придет к власти, то я к нему для встречи обязательно прорвусь. И попрошу должность. Знаете, какую? Должность вертухая в Лефортово. О, аллах, до чего же я хочу подглядеть в глазок камеры, как Чубайс на Гайдара будет доносы писать! Как они коркой хлеба будут остатки баланды с алюминиевых мисок зачищать. Умолять буду Геннадия Андреевича. На колени упаду. Это мечта всей моей жизни...

ТО САРАНЧА, ТО ПУХ ЛЕТЕЛИ за окнами автобуса. Россия изумляла простотой своих бесконечных пространств. Инспекция мгновенного ее состояния на большой протяженности напоминала полуголодную студенческую юность, когда в одних ботинках и плаще легко проживались и зимы, и лета — с дешевым вином, с бытовой необремененностью. Когда клеймили «вещизм» сильнее «капитализма».

Запомнились одинаково дивные вечера на главных улицах больших городов — кипение наших отечественных бродвеев и мрак хрущебных кварталов. Гигантские статуи Ленина на центральных площадях — ужас политической халтуры. Памятники погибшим в Великую Отечественную войну — везде, у дороги, в деревнях и поселках, посреди полей, в городских скверах... Лес памятников по всей Руси! Навязчивая мысль о той войне, как о национальной катастрофе.

Комбайны на полях. Бурты зерна. Горы соломы. Пустые цехи авиазаводов. И выходящие один за другим новенькие автомобили на КамАЗе и ВАЗе. Пять тысяч километров хорошей бетонки. Необъятное русское небо. И возрастающие с каждой сотней километров на два рубля цены на бензин.

Деревенские дети, плещущиеся в речках. Бомж, стирающий тельняшку в Волге. Нижегородский воинственный батюшка, призывающий к битве за Святую Русь. Раненый рэкетирской пулей богатый фермер с Оренбуржья, живший в соседнем гостиничном номере. Высокомерный безработный технократ с оборонного завода. Ученый с Украины, борющийся с «мовизацией» Украины. Собиратель плавающих пустых бутылок в надувной лодке. Рыжий татарин — ярый националист. Два молодых, счастливых кадета из авиационного корпуса. Фотография молодого Гагарина в обнимку со скелетом в учебном классе. Горничные в гостиницах. Девушки на концертах группы «Альфа»...

А по вечерам приходило убеждение, что рок-н-ролл — больше, чем политика. Утром, когда лидер группы, стриженный под ноль, похожий на абрека, Эдик Предигер обгонял автобус на «Газели» , махал рукой и удалялся, а мощный мотор нашего автобуса мерно гудел и кто-нибудь острил над ухом, ощущение всесилия рок-н-ролла казалось сомнительным. Но вечером, когда от звукового давления аппаратуры сотрясался очередной город, снова накатывало убеждение, что именно «Альфа» — главная движущая сила в борьбе за «Мир».

При всей своей академичности и народности Сорокин знает цену рок-музыке. Он и сам любит выйти к микрофону в перерыве концерта, почувствовать мощь электронного усиления собственного голоса, произнести взволнованную импровизацию, вслушиваясь в ставший самостоятельным собственный голос, отраженный с полукилометрового расстояния от здания какого-нибудь бывшего обкома.

Затем опять Эдик в пестрой майке, на высоких каблуках взмахнет гитарным грифом своим «ребятишкам» и запоет о хамелеоне, предварительно посвятив песню нашему правительству.

— Ха-мелеон! Хап-миллион!..

Город доволен грохотом, песней, неожиданно свалившимся даровым праздником. Орут фанаты. Девки визжат.

— Веселись, православные! не переставая выковыривать соло на гитаре, заводит их Эдик. Русь — это лирика! Слава России!

И толпа, как бывало на демонстрациях у мавзолея, голосит: «Слава!»

КАК ТУТ НЕ ПОРАЗМЫСЛИТЬ на тему рок-н-ролла в современной русской жизни. Сначала в качестве музыки он был только вывертом молодежным, дразнилкой для отцов. Ибо вся прежняя жизнь шла в стиле тотальной дисциплины и высоких идей. Но уже первые кооперативы создавались в стиле экономического рока, то есть упрощенного усиления нормы. Компактный коллектив с мощным лидером пытался жить свободно на свой страх и риск. Затем стиль рок-н-ролла стал прослеживаться в создании политических партий, бандитских группировок. В журналистике. Лучшие сегодняшние газеты созданы и действуют по рок-принципам.