Я не такая. Девчонка рассказывает, чему она «научилась» - Лина Данэм

Наконец-то я полностью проснулась. Моей соседки нет дома. Как я узнала позже, заслышав шум за дверью, она поднялась наверх и легла спать у подруги, чтобы не мешать мне.

Перед рассветом я прилежно открыла документ Word под названием «База интимных данных» и сделала запись: «Барри. Номер четыре. Мы трахались. В позе 69. Один раз. Секс был ужасно агрессивный. Оба не кончили».

Еще подростком я прочитала статью о десятилетней девочке, изнасилованной незнакомцем. Уже будучи сорокалетней женщиной, она вспоминала, как лежала на грязной земле, в полотняном платьице, сшитом мамой, и от страха притворялась, что получает удовольствие. Ее история одновременно ужасала, возбуждала и впечатляла как план самозащиты. Она жила в моей памяти всегда, но я долго не думала о ней, пока Барри меня не оттрахал. Оттрахал так жестоко, что потом я все утро просидела в горячей ванне, пытаясь прийти в себя. Тогда-то и вспомнила.

Назавтра мы с Одри встретились и решили пойти в компьютерный класс делать домашнее задание. Обе еще были в пижамах, поверх которых навертели кучу всего, чтобы не мерзнуть. Когда мы стояли в ванной и мыли руки, подолгу держа их под горячей водой, я проговорила: «Хочу тебе кое-что рассказать». Мы забрались на выступ над батареей, прижались друг к дружке, и я описала события той ночи, в заключение извинившись за платье.

Бледное личико Одри побелело еще больше. Она стиснула мою руку и прошептала, как персонаж семейной мелодрамы:

— Тебя изнасиловали.

Я расхохоталась.

В тот вечер мы с Майком болтали в чате Google. Майк жил в Сан-Франциско, работал в рекламном агентстве и встречался с обладательницей, как он сказал, «суперзада», которая баловалась таблетками. Ее сетевое имя в MySpace было Rainbowmolly[40].

00:30

Я: дурень я тебе звонила

Майк: я знаю был на вечер инке вечеринке

Я: я тоже

00:31

Майк: ДА ЧТО ТЫ

Я: жутко напилась

Майк: молодец я себя облевал

Я: буэ а сейчас ты как?

Майк: норм

00:32

не выходил из дома

Я: я совершила дебильный поступок будешь смеяться

Майк: расскажи

00:33

РАССКАЖИ

Я: привела к себе Барри твоего чокнутого приятеля

Майк: —

хаха

ХАХАХА

Я: сама знаю

Я взяла свою ярко-розовую «раскладушку» и набрала номер Майка, хотя не была уверена, что мне так уж хочется с ним поговорить.

— Это очень глупо?

— Ну, Барри звонил мне сегодня, сказал, что проснулся в коридоре своей общаги. И что крепко вставил одной девчонке, но не помнит, какой именно.

Майк закашлялся от смеха.

Это «крепко вставил» будет преследовать меня всю жизнь. Даже когда пройдет острая боль от глубокого фрикционного ожога. Когда я забуду горечь спермы и ругань, доносившуюся из-за толстого дверного стекла. Лишившись смысла, этот набор звуков будет значить одно: стыд.

Неделю спустя влагалище у меня все еще болело. И когда я ходила, и когда сидела. Я думала, утренняя горячая ванна мне поможет, а стало только хуже. Зимние каникулы я проводила дома и мерзла вся целиком, за исключением одного неуемно горящего места. Пришлось идти к маминой врачихе, той самой, которая приняла у нее вторые роды. Она осторожно меня осмотрела и сказала, что процесс заживления идет, только медленно. Так же медленно, как заживает ссадина на коленке, которая все время трется о джинсы.

— Видимо, случай был очень грубый, — сказала врач без осуждения.

В следующем семестре, когда Барри уже окончил учебу, моя подруга Мелоди рассказала, что однажды ее подруга Джулия занималась с ним сексом, и наутро стена была забрызгана кровью. Забрызгана, повторила Мелоди, как в детективе. Правда, Барри вел себя хорошо, купил Джулии противозачаточную таблетку и дал имя ребенку, который у них не родится. Джулия не сердилась.

— Но тебе стоит знать, — добавила Мелоди, — Барри потерял невинность с одной проституткой в Новом Орлеане.

И на что мне это запоздалое предупреждение? Оставалось смириться с фактом.

Я пообещала себе не заниматься сексом, пока не влюблюсь в кого-нибудь. Прождав полгода, я наконец нашла того, с кем решилась переспать, и он стал моим первым настоящим бойфрендом. Хоть он и был асоциален до крайности и в сексе робок, но смотрел на меня как на восьмое чудо света, и мы были лучшими друзьями.

Однажды мы валялись в постели днем, что позволительно только в колледже или во время сезонной депрессии, и я рассказала про Барри. Я плакала, отчасти из-за воспоминаний, а отчасти злясь на свою манеру изложения событий. Мой друг стал усиленно вспоминать, попадался ли ему Барри в кампусе, а я злилась, потому что не нашла правильных слов.

Даже на самом безобидном ток-шоу люди рассказывают ужасные вещи. Раскрывают свои истинные чувства по отношению к ближним. Вспоминают истории из детства, которые их родители охотно бы забыли. Обсуждают физические особенности других людей. Богатый материал, из которого сценарист мог бы скроить главные и второстепенные сюжетные линии, конфликты и комические ремарки. Интересно, сколько любящих людей смотрят телевизор и видят признаки собствен ного распада.

Мы часто смеемся над вещами, которые объективно вовсе не смешны: разрыв отношений, передозировка, родители готовят малыша, больного ветрянкой, к своему разводу. Смеемся ради смеха. Как-то раз я состряпала историю, повторяющую случай с Барри. Сексуальный акт, не поддающийся классификации. Презерватив, который проветривается на комнатной пальме к негодованию оттраханной девицы. Щедрый пессимизм подруги.

Мюррей покачал головой.

— По-моему, изнасилование не бывает смешным ни при каких обстоятельствах.

— Да, — согласился Брюс. — Это чересчур.

— Но дело в том, — сказала я, — что никто не знает, изнасилование ли это. Просто непонятная ситуация…

Я умолкла.

— Но мне страшно жаль, что ты в нее попала, — сказала Дженни. — Просто кошмар.

Я случайно проболталась Джеку. Мы говорили по телефону о незащищенном сексе, особенно о том, как это опасно для людей нашего темперамента, проникнутых неискоренимой тревожностью. Джек спросил, был ли у меня когда-нибудь «настоящий стресс» от секса, и тут я выдала свою историю, не успев обдумать, как ее лучше преподнести. Джек расстроился и рассердился, правда, не на меня.

Я невольно всплакнула. Признание не очистило меня и не помогло доказать мое мнение. Я продолжала шутить, но слезы выдали мое состояние и показали мне самой то, что я отказывалась понимать: мне было очень больно.

Джек был в Бельгии, там уже наступила ночь, он очень устал, и вообще мне не следовало затевать тяжелый разговор.

— Ты не виновата, — сказал Джек, полагая, что именно это я хочу услышать. — Какова бы ни была версия событий, ты в этом не виновата.

Я же чувствовала, что есть сотня причин считать себя виноватой. Я поддалась своим фантазиям. Наелась таблеток, чтобы вести себя более непринужденно в обществе сверстников, сократить дистанцию между собой и другими людьми. Мне хотелось, чтобы меня заметили. С другой стороны, я знаю, что ни за что не согласилась бы на грубую манипуляцию. Я не позволяла Барри вести себя жестоко и втыкаться в меня без контрацептива. Точно не позволяла. В глубине души я в этом уверена, и уверенность помогла мне выплыть.

Я свернулась в клубок, носом к стене, сожалея, что призналась Джеку.

— Я так тебя люблю, — сказал он. — Ужасная история.

Жалостливые нотки в его голосе сменилась резкими.

— Мне надо тебе кое-что сказать, надеюсь, ты поймешь.

— Да? — пискнула я.

— Мне не терпится тебя трахнуть. Ты должна понимать, почему я это говорю. Ничего не изменилось. И сейчас я обдумываю порядок действий.

— Обдумываешь порядок действий?

— Все возможные способы.

Я заплакала еще горше.

— Ну конечно.

Мне пора было одеваться и ехать в студию «Ливайс Хаус оф Стросс», чтобы продемонстрировать джинсовую куртку на рекламном показе. Я сказала, что разговор окончен, и Джек запротестовал, как дитя, которого нянька отрывает от матери, нарядившейся для вечеринки. По голосу было слышно, что ему очень хочется спать. Переживания выматывают.

— Я люблю тебя, — сказала я и снова заплакала.

Повесив трубку, я подошла к зеркалу, ожидая увидеть растекшуюся подводку для глаз, борозды от слез на румянах и тональнике. Я в Лос-Анджелесе, так что держись, мироздание: мне остается только покатиться по наклонной, как Линдси Лохан. К моему удивлению, с лицом все было в порядке, оно даже как-то посвежело. Макияж нигде не пострадал.