Когда пророчества сбываются (СИ) - Ангелов Августин

— А чего ты хочешь? Это все оттого, что и высшая власть у нас в Сибири женщинам давно принадлежит. Царицы нами правят уже несколько веков, с тех пор, как престолонаследование утвердили по женской линии при Евдокии Великой, — сказал другу Голованов.

— А я всегда надеялся, что основные вопросы правления все-таки до сих пор на вече решают, — возразил Горелов.

— Так-то оно так, но последнее слово все равно остается за царицей матушкой, — проговорил Голованов. Потом добавил:

— Конечно, по Сибирскому Своду Законов, Главное Вече в столице может провозгласить отречение царицы от престола и выбрать другую вместо нее.

— Но, когда такое было? Что-то я не припомню, — пробормотал Федор.

— Читал я, что было однажды, почти четыре века тому назад, когда Мария Разнузданная попалась на разврате с малолетними. Тогда заменили ее, помнится, на Екатерину Блаженную, а потом казнили на Кровавой площади, на лобном месте голову отрубили, — вспомнил Елисей.

— Ну, один раз ничего не доказывает. К тому же, давно это было. А с тех пор царицы наши не единожды безобразия разные устраивали, да на своем троне оставались до самой смерти. Да и нынешняя наша государыня святостью не отличается, — заметил Горелов. Потом добавил:

— Вот я и говорю, что бабы нами верховодят. В других странах мужики и на царстве, и в иерархах церкви, а у нас в Сибири что светскую власть взять, что церковную, — везде засилье бабья.

Тут сзади внезапно раздался женский голос:

— Вы не правы. Это не совсем так. Женщины-сибирячки лишь берут ответственность на себя по причине того, что мужчины этого давно не делают, — неожиданно в разговор вмешалась сестра Алевтина, которая тихонько вошла в помещение.

— Почему же? Вот наш староста, например, ответственности не боится, — возразил Горелов сестре Возмездия, не растерявшись.

Алевтина сказала спокойным тоном:

— И этим я приятно удивлена. Но, к сожалению, только в отдаленных местах, вроде вашей деревеньки, еще остались столь решительные мужчины. И дело даже не в том, кто правит, мужчины или женщины. Гораздо большее значение для людей имеет то, как ими управляют. А мужская власть, как мы все знаем, привела мир к Великой Войне и Катастрофе, когда вся наша планета едва не погибла. Ни одна женщина не допустила бы такое. Потому что мы — матери, которые дают жизнь. И наша природная сущность обязывает нас жизни сохранять.

— Отцы тоже участвуют, чтобы дать жизнь детям, — заметил Елисей.

Алевтина взглянула на него, прищурившись, и четко проговорила:

— Вы участвуете, и не более того. А мы вынашиваем детей и рожаем их в муках. И уже на этом основании власть должна принадлежать нам по праву. И я не вижу причин для того, чтобы лучшим представительницам женского рода отказываться от права повелевать. Это раньше вы, мужчины, были сильнее нас и могли выказывать свое превосходство. Но теперь, когда после Катастрофы в мир возвратилось то, что с древних времен звалось волшебством, некоторые из женщин оказались неизмеримо сильнее мужчин. Ведь известно, что волшебные способности передаются только по женской линии. И мне повезло быть одной из тех, кто наделен Мощью Небесного Огня, вновь посланной в мир Господом для того, чтобы люди сумели противостоять черному колдовству сподвижников Сатаны.

После этих слов Алевтина щелкнула пальцами, и свечи в массивных подсвечниках, стоящих на каминной полке, погашенные поздно вечером молодым холопом-уборщиком Васькой, вспыхнули вновь.

— Да воссияет свет! А то что-то у вас здесь темновато, — сказала сестра Возмездия, взглянув с улыбкой на удивленных мужчин.

Деревенский староста удивился не меньше своего друга, но все-таки проговорил:

— Я читал в одной старой книге, что еще при Евдокии Великой священник религии Ду, находящийся при дворе царицы, мудрый Гао Вэнь из Поднебесной Империи, предсказал перед своей смертью, что в страшный час, когда тьма обрушится на Сибирь, явится пророк, обладающий мощью неба. И он спасет всех. И этот пророк будет мужчиной.

— Мы тоже знаем об этом пророчестве. Но, увы, оно пока не сбывается, — проговорила Алевтина и поднялась по лестнице наверх, где на втором этаже гостеприимного дома находились опочивальни для важных гостей, застеленные коврами и обставленные самой настоящей городской мебелью. Обстановку для этих комнат хозяева приобретали у купцов постепенно, за многие годы. И теперь ради удобства гостей там имелись широкие кровати с мягкими пуховыми перинами, подушками и стеганными одеялами, большие шкафы для одежды и даже комоды для разных мелочей.

— Может быть, нам тоже следует пойти и вздремнуть? — предложил Федор Горелов, зевнув.

— Иди, если хочешь, поспи. А я не смогу уснуть. Знаешь, у стариков часто ночи проходят без нормального сна. Тем более, когда разнервничался. Я думаю о том, что утром на нас обрушится беда, — сказал Голованов.

— Не бери все это на себя, побереги здоровье. Груз слишком велик. Воеводу же выбрали, вот пусть он и молодые теперь решают, как пережить войну, — подсказал Горелов другу.

— Нет, Федя. Я так не могу. Не зря же меня старостой три раза подряд выбирали. Все деревенские надеются на меня. И я не в праве устраниться от дел. Тем более, в такое время, — проговорил Елисей.

Их разговор прервал посыльный от воеводы, ворвавшийся внутрь гостеприимного дома с криком:

— Разведчики вернулись!

Оба немолодых человека поднялись из кресел перед камином одновременно и спросили:

— И какие новости?

Парень лет двадцати, которого воевода послал сообщить вести старосте, произнес:

— Слова оленеводов подтвердились. Враги приближаются к Дружковке. Идут с севера через лес. Но, двигаются не быстро.

— Сколько их? Как вооружены? — спросил Елисей Голованов.

— Разведчики насчитали пару сотен гнобов с топорами и полсотни муданов с дубинами. Гнобы еще и в латах, — доложил посыльный.

— И это все? Или только передовой отряд? — вставил и свой вопрос хозяин гостеприимного дома.

Молодой парень ответил честно:

— Да кто же знает? Пока наши разведчики вот этих тварей тьмы увидели, пересчитали их, да назад поспешили. Идут неприятели медленно, потому что ночью по лесу сквозь глубокий снег да буреломы пробираются, но сворачивать, похоже, не намерены, прямо в сторону нашей деревни двигаются напролом. Скоро уже и на поля выйдут.

* * *

Петя Илларионов проснулся от звуков колокола. В Дружковке в него ударяли редко. Но, если уж ударяли, то это всегда означало что-нибудь важное. Вот только повода, важнее, чем на этот раз, на памяти Петра еще никогда не бывало. Лишь самые старые из деревенских жителей помнили, что так непрерывно колокол в последний раз звонил лишь в дни их юности. Звонил тревожно, призывая собираться на битву с врагом.

Когда Илларионовы поднялись по тревоге, быстро одевшись и взяв свое нехитрое оружие, луки со стрелами, да ножи, другие крестьяне уже бежали занимать места на засеке для отражения неприятеля. Командовали и распределяли прибывающих по стене для предстоящей обороны Елисей Голованов и Федор Горелов, облаченные в кольчуги. И Илларионовым сразу нашлось место на дощатом нешироком дозорном помосте, идущем с внутренней стороны вдоль всего верхнего края частокола. Здесь тоже лежал снег, а доски, промороженные насквозь, скользили под ногами. Но, Илларионовы быстро расчистили себе место, чтобы занять позицию. Петя и Ваня выглядывали из-за кольев справа, поближе к главным воротам, а их мать и Глеб находились левее. Обе сестры тоже рвались в бой, но мать приказала им оставаться и оборонять дом вместе с беженками, на случай, если враги прорвутся за частокол.

Петру и его братьям еще никогда не приходилось одновременно видеть столько людей с оружием. Прямо перед ними на другой стороне замерзшей речки деревенское ополчение готовилось отразить натиск неприятеля. Мужики в кольчугах и шлемах с копьями, вилами и топорами выстраивали пехотный строй. Наиболее лихие удальцы красовались на конях, облаченные тоже, как положено: в кольчугах, в шлемах и с саблями. Они образовали подобие кавалерии, оседлав ради такого дела собственных хозяйственных лошадей, больше, конечно, приспособленных для пахоты, чем для ратных дел.