Страх высоты - Павел Шестаков

— Ему нужна была не такая женщина, как они.

— А что вы знаете о них?

— То, что он рассказывал. С женой они учились в одной группе. Она была старостой, и ее прикрепили к Антону, потому что он считался пассивным — не ходил на собрания, не занимался спортом. А она активистка. Он так и говорил: "Она полюбила в порядке шефства. Слишком серьезно воспринимала комсомольские поручения. Но, выйдя замуж, решила, что теперь-то уж я спасен окончательно, и забыла обо мне. Стала вытаскивать из прорыва очередной объект — пришкольный участок".

— Может быть, это жестоко? — спросил Мазин.

— Нет, он не говорил о ней плохо.

— А об Инне Кротовой?

— Я ж сказала. Он считал себя обязанным…

— А вы ревновали?

— Зачем? Мне нравилось, что он порядочный человек. Он мне все рассказал, когда объяснился. Даже это лишнее было, и мне неприятно было слышать. Но он не хотел никаких обманов с самого начала. И я это поняла. И он вообще вел себя очень хорошо. Не лез, как это теперь принято. Мы были в театре, а потом гуляли, и он мне все сказал. Мы смотрели пьесу про девчонку, которая полюбила женатого. Когда мы вышли, я хотела поговорить об этой пьесе, но видела, что ему нужно сказать, и ждала, не хотела мешать.

Антон сказал так, вроде в шутку:

— Видите, Светлана, как опасно полюбить мужчину с прошлым.

Она смолчала.

— Но и однокурсника, по-моему, тоже не лучше.

— Почему?

— В этом возрасте люди мало знают жизнь и чаще ошибаются.

— Ошибаться в любом возрасте можно.

Он не знал, как продолжить. Светлана решила помочь ему.

— По-моему, нет таких людей, которые бы не ошибались.

— Да, — обрадовался Антон. — Я тоже… много ошибался.

— Вы говорите, как старик.

— А я и есть старик. Седеть начинаю.

— Для мужчины это не страшно.

— Женщины всегда утешают.

— Что поделаешь, если мужчинам это нравится.

— Значит, вы утешаете неискренне?

— Я вообще не люблю утешать. Утешаешь тех, к кому равнодушен. А кого любишь — с тем переживаешь вместе.

— Светлана, мне кажется, что вы очень надежный и верный человек. Вашему мужу очень повезет. Я ему завидую.

— Я пока замуж не собираюсь.

— Вы никого не любите?

— Разве об этом обязательно говорить преподавателю.

— Я сейчас не преподаватель, Светлана. Скажите…

— Что сказать, Антон Николаевич?

— Вы… вы могли бы полюбить такого человека, как я? Немолодого уже, у которого было много ошибок.

Из записной книжки:

"По-моему, мужчина проходит в любви три стадии. Сначала первая. Организм еще не отрегулирован, он нуждается в женщине, не зная, что это такое, испытывает непреодолимую тягу к человеку противоположного пола — и только. Отсюда юношеские браки, случайные, стихийные и неодолимые. Не считаются ни с чем — ни с материальными факторами, ни с духовными, иногда даже с чудовищной разницей в возрасте. Я прошел эту стадию. Может быть, мне повезло с Ир. больше, чем другим, но кончилось все закономерно и неизбежно. Наступает зрелость, человек познает себя и видит, что совершил ошибку. Итог ясен. Вторая стадия сложнее. Она противоположна первой. Выбираешь ту женщину, которая кажется необходимой. Случайность исключается. Но лишь на первый взгляд. Разум устраивает злую шутку. На третьей стадии он приходит в противоречие с физическими стимулами. Организм уже разработан, его не убедишь силлогизмами, он отвергает все, что признавалось главным вчера, — понимание друг друга, духовную потребность. Мораль только мешает. Молодость и разнообразие становятся дороже самого близкого понимания. Делаешь отчаянные попытки одолеть себя и катишься под горку, как мальчишка с ледяной крепости. Борьба окончена выбор сделан. Человек побежден, остался самец, который заглядывает под юбку, произнося дежурные фразы о любви. Благо, они хорошо усвоены за десять-пятнадцать лет".

— Так мы объяснились. Антон был очень счастлив, даже нарвал цветов с клумбы в парке. Совсем как мальчишка… Мы часто говорили о будущем, как будем жить. Он надеялся после защиты получить место в Москве. Собирались вступить в кооператив, поехать за границу, когда-нибудь машину купить. Да мало ли чего не собирались! А вот чем кончилось…

Мазин видел, что спокойствие ее идет не от равнодушия, а от большой выдержки. Но было в этой выдержке что-то такое, что не нравилось ему:

— У вас еще все будет.

— А Антон?

Мазину стало неудобно. Тогда, в прошлый раз, эта девушка показалась ему проще.

— Вы знали Игоря Рождественского? — спросил он, не ответив на вопрос.

— Да, конечно.

— Они дружили с Антоном?

— Считалось, что дружили.

— А на самом деле?

— Он завидовал Антону.

— Завидовал чему?

— Антон был талантливее его, и он это знал.

— У вас были стычки с Рождественским?

— Нет, но он относился ко мне плохо. Я это чувствовала.

— А с Инной Кротовой вам приходилось встречаться?

— Я видела ее.

— Вас познакомил Тихомиров?

— Ну что вы! Я сама пошла.

Мазин заметил, что об этом ей говорить не хотелось. И Светлана подтвердила:

— Конечно, о Кротовой мне говорить не хочется… Но раз уж вас интересует все… Я поступила по-бабски. Знала про нее и про Антона, и мне хотелось увидеть ее. И я пошла в музей, чтобы увидеть ее. Наверно, это было нехорошо.

— Это можно понять.

— Да, но не подумайте, что я боялась ее. Она не была мне соперницей, потому что Антон не любил ее. Мне просто хотелось посмотреть, чтобы знать о нем все. Я хотела знать о нем все. И он тоже хотел, чтобы я все о нем знала. Он много рассказывал о себе. С самого детства, когда они еще жили все в одном доме. И о Кротове. Он считал его гениальным. И о войне, и о немцах. Сколько страха он пережил, хотя был совсем маленький! А потом он окончил школу с медалью, чтобы обязательно поступить в университет.

— Да, это я знаю. Скажите, Светлана, как был настроен Тихомиров в последнее время, перед защитой?

— Волновался, конечно. Это ж была необычная защита. Диссертация могла быть принята как докторская.

— Он никогда не говорил вам, что использует в своей работе неопубликованные выводы Кротова?

Светлана помедлила с ответом.

— Он говорил, что пытается развить его идеи.

— Вы виделись с ним в день защиты?

— Да, он заезжал в общежитие.

— Вы жили тогда в общежитии?

— Там мне удобнее, ближе к университету.

— Что он говорил вам?

— Сказал, что, кажется, все в порядке и сразу после защиты позвонит мне.

— Но позвонил не сразу?

— Антон говорил, что не мог дозвониться. Телефон был занят. Это часто бывает.

— А когда дозвонился, то просил вас приехать к нему?

— Я ж говорила раньше.

— Да, мы говорили об этом. И сознаюсь, Цербер подтвердил ваши слова. Вы не обижены?

— Чем?

— Тем, что я проверял вас.

Она покачала головой:

— Это же ваша работа.

— Моя работа, — повторил Мазин слова Светланы. — Но не только.

— А что же, хобби? — пошутила она.

— Хобби? — переспросил Мазин. — Этим малопонятным словом, кажется, называют всевозможные увлечения. Если, например, человек разводит кактусы.

— Или собирает наклейки с винных бутылок.

— Совершенно верно. Я занимаюсь наклейками. Вино пью на работе, а дома отпариваю этикетки. Попадаются любопытные бумажки, между прочим.

— Не понимаю вас.

— Что тут непонятного? Иногда хочется узнать больше, чем требуется по ходу дела. Вот и сейчас, хотя я в отпуске…

— В отпуске? — удивилась она.

— В отпуске. И дело закрыто.

— Но вы сказали…

— Что оно не закончено? Я не совсем точно выразился. Юридически оно прекращено, однако для меня самого остались невыясненными некоторые, возможно, несущественные детали. Вроде наклеек. Конечно, наклейка — это чепуха, собственно, по сравнению с самим содержимым бутылки. Но вот находятся люди, для которых эта бумажка неожиданно приобретает реальную ценность. Так и я. Теперь понимаете?

Светлана покачала головой:

— Что вы все-таки хотите сказать?

— Прежде всего, что вы можете не разговаривать со мной, если вам это не нравится.

Она впервые глянула с беспокойством:

— Но вам нужен этот разговор?

— Да, нужен.

— Почему?

Мазин встал со стула и подошел к окну. Внизу девушка в плаще "болонья" разговаривала в парнем. Слов не было слышно. "О чем они? Впрочем, это понятно… А понятно ли? Все можно понять? Поставить себя на место другого? Например, этой Светланы. Насколько она искренна? Чего она ждала от будущего? О чем мечтала? Она говорит, что любила… Почему бы и нет? Это очень просто и естественно в ее возрасте. А ненавидеть? Это тоже просто? В чем я могу подозревать ее?"

Он полез в карман и достал конверт с запиской, полученной в последний день следствия.

— Потому что после того, как я закрыл дело, мне прислали вот эту бумажку.