Божий одуванчик - Михаил Серегин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кажется, я знаю, за что убили Олега.
* * *— В данном случае ни о каком самоубийстве и речи идти не может, — сказал Осоргин, глядя на озабоченно ковыряющего ногтем обои Свиридова-старшего. — Я сейчас позвонил… одним словом, Олег Осокин убит примерно в двенадцать часов ночи, а в пять утра его труп обнаружил патруль. Рваная рана шеи. Вот такой сельдерей с петрушкой.
— Значит, ножом в горло?
— Почему же ножом? Орудие убийства я могу назвать совершенно определенно. По той причине, что убийца оставил его в горле своей жертвы.
— И чем же?
— Обыкновенной вязальной спицей. Видно, тот, кто направлял этот удар, не самый слабый человек, потому что проткнуть шею насквозь тупой металлической спицей очень сложно.
— Профессионал? — озабоченно проговорил Владимир.
— Ну-у… черт его знает. Сомнительно. Есть много куда более удобных орудий убийства.
Хотя никакие варианты отметать не стоит.. — Анатолий Григорьевич потер пальцами массивный подбородок и добавил:
— А вот Илюха, кажется, в самом деле хочет сказать тебе что-то важное.
Глава 5
ПРИЗНАНИЕ
Свиридов приехал домой через полчаса. Его беззаботный и несколько легкомысленный брат был неузнаваем.
…На красивом лице Ильи застыла угрюмая, отчаянная решимость. Чуть выпуклые выразительные глаза смотрели оцепенело и тускло, словно и не видели ничего.
На всегда безмятежно чистом лбу собрались и словно примерзли угрюмые складки.
— Мне пришла в голову одна гипотеза, — начал Илья голосом, который он словно выдавливал из себя, как зубную пасту из тюбика. — Это очень плохая гипотеза, но тем не менее она может оказаться верной. Более того… я уверен, что она верна, потому что… потому что иначе я ни при каких условиях не стал бы рассказывать об этом. Даже тебе… родному брату.
Владимир, сощурив глаза, не сводил с Илюхи пристального взгляда.
— Ну… говори.
— Мне очень трудно говорить… все это очень гнусно. Гадко. Я сам виноват.
Владимир оцепенело молчал.
— Это было в августе, когда я только поступил в академию, — неподвижно уставив взгляд в стену, начал Илья. — Тоша Малахов… познакомился в ночной дискотеке с девушкой. По-моему, в самом конце сессии. Ее звали, кажется, Лена. Очень красивая. Он хвастался, как в тот же самый день… вернее, в ту же самую ночь он затащил ее в постель… с обоюдного согласия, естественно. Потом он решил с ней встречаться.
Но Малахов — переменчивый человек… восемнадцать пятниц на неделе… и через полмесяца он с ней расстался. Запросто. Никто особенно не огорчился. Малахов стал плотно общаться с тремя новыми девушками, а эта Лена… в общем, она начала с Осокиным… вот так.
Перед глазами Владимира выплыли властное лицо Дедовского и четко отпечатанные в памяти слова: «…если вы клоните к тому, что это я устроил преисподнюю двум этим болванам из-за Лены…»
Из-за Лены.
Илья перевел дыхание, облизнул пересохшие губы и продолжал:
— У меня складывалось впечатление, что ей вообще все равно, с кем спать… сначала Малахов, потом Осокин, потом… я точно не знаю, но и Валек Чуриков как-то по пьянке хвастался о своих победах…
— А ты?
— А что я… Ты же всегда говорил, что к любой женщине можно найти… а я, сам понимаешь, привык к женскому обществу.
— То есть пользовали бедную и сговорчивую девушку и в хвост и в гриву? — жестко проговорил Владимир.
— Ты не так… я хотел…
Илья сбился, глубоко вздохнул, словно перед прыжком в темную воду, а потом заговорил тише, но куда отчетливей и осмысленнее:
— Однажды мы завалились к Малахову. Мы были все наглухо… И она тоже, хотя приехала на машине. И у них вышла с Антоном какая-то ссора.
По-моему, это касалось Ледовского, который накануне пригрозил Антохе, что если он не оставит Лену в покое, ему разъяснят, как он не прав.
Самыми доходчивыми средствами. Я точно не знаю, но Якорь точно упоминался в разговоре…
— А что делал в этот момент ты? — настороженно спросил Владимир. — Пил или…
— Или, — быстро ответил Илья. — Вот это самое «или», от которого я пытался избавиться еще в Москве.
На, переносице старшего Свиридова пролегла глубокая складка.
— Вот как? — проговорил он каким-то пугающе спокойным голосом. — Ну, в столице ты не бедствовал, так что позволял себе и кокаин.
А что было в тот раз?
— На кокс нет денег, — ответил Илья, стараясь не смотреть на брата. — Я хотел… но никак…
— Так на чем вы торчали в тот день? — уже повысил голос Владимир.
— «Винт». Просто… «винт».
— А-а-а, старый добрый первитинчик, — протянул Свиридов. — Милый и пробирающий до костей. Дешево и сердито, я понимаю. Так откуда вы его взяли?
— Разве это имеет значение? — отозвался Илья. — Я не хотел… Чуриков вообще забился в угол, лишь бы только его не «вмазывали»… да куда там, бесполезно. Сам знаешь, какой под «винтом»… дар убеждения.
— Да уж знаю, — не глядя на брата, сказал Владимир. — Психостимулятор все-таки. Ну… и что дальше?
— Дальше мы пили пиво… догонялись. И потом прошелестел такой базар, что неплохо было бы вызвать этих… которых…
— Лиц противоположного пола, призванных ликвидировать дефицит женского общения. Шлюх, в общем, — закончил за него Владимир. — Позвонить в соответствующее агентство и вызвать пару-тройку милых дам. И еще замечательно, что при этом оставалась Лена. Ведь так?
Илья кивнул и продолжал:
— Осокин только снял трубку, как из соседней комнаты, где были Лена и Антон, раздались дикие вопли… Это орал Малахов. Совершенно дикие и несообразные вещи орал — обдолбился сильно… Ну… мы побежали в его комнату и увидели… увидели, что он…
— Понятно, — мрачно перебил его Свиридов-старший, — устроили групповое изнасилование. С легкой руки Антона Константиновича Малахова, разозлившегося на свою недавнюю подружку. И как назло, в этот день Лена была не в самом игривом настроении. Верно?
Илья молчал, всем своим видом подтверждая правильность догадки Владимира.
— Верно?
Судя по побагровевшему лицу младшего Свиридова, Илья отчаянно пытался, но никак не мог разродиться каким-нибудь мало-мальским ответом.
— Ну-у?!! — рявкнул Владимир так, что Илья, мало когда видевший своего старшего брата в таком взвинченном состоянии, забился в угол дивана и издал какой-то полураздавленный скулящий звук, полный жалкого, дрожащего животного ужаса. — Верно?!!
— Да., все так и было. — Илья поднял глаза на брата и тут же снова уткнулся взглядом в ковер и неразборчиво залепетал:
— Это было какое-то… наваждение… я не успел понять, как такое могло произойти… не понимаю. Казалось, словно прошло всего две минуты, а оказалось, что мы с ней два часа… не понимаю. А потом… потом она ушла. Осокин и Чуриков не хотели ее отпускать — боялись, что она прямо к Якорю…
Но Малахов ударил ее по лицу, обругал, хотя она ничего не сделала… Я подумал, что сейчас она, вероятно, совершенно… совершенно. В общем, у нее было такое мертвое лицо, словно она живет только по инерции, а душа ее ухе умерла и теперь тянет за собой и тело.
— Красиво излагаешь, — проговорил Владимир, не в силах подавить волной поднимающееся в нем отвращение. — Образно.
— А потом… — Илья пошевелил губами, словно хватая отчаянно не желающий входить в легкие воздух, — потом она уехала… и только потом мы узнали, что она упала с моста…
— И теперь ты думаешь, что она покончила с собой? — медленно спросил Владимир. — Рассказала кому-то о случившемся с ней, а потом просто ушла от себя и от мира, который обошелся с ней так жестоко? Вот тебе и шлюха, да?
— Да, да! — неожиданно не выговорил, а скорее выкрикнул Илья. — Да, я думаю, что она покончила с собой!.. Нельзя так выпустить руль, чтобы машина настолько потеряла контроль… проломила перила и упала… Руль нужно… целенаправленно выворачивать. Нарочно. И она вывернула. И утонула…
— И утонула, — проговорил Владимир, не спуская с брата холодного, пристального взгляда. — С моста. Вновь оснеженные колонны, Елагин мост и два огня… и голос женщины влюбленный… и хруст песка, и храп коня… — пробормотал он, а потом повысил голос:
— А почему ты вообще решил рассказать мне эту омерзительную историю? Почему ты решил, что Осоки на убили из-за Лены?
Илья вытер тыльной стороной ладони бисерные капли пота, облепившие лоб, и негромко ответил:
— Потому что Олег лежал в ее дворе. Возле дома, где она жила. А этот рекламный плакат… с рекламой «Мальборо»… Я не мог не узнать его…
Таких совпадений не бывает. В городе миллион таких щитов, и надо же такому случиться, что именно под этим… под «Мальборо». Понимаешь?
Свиридов смотрел на него тяжелым, полным смешанных горьких чувств взглядом и молчал.
Это было в августе. Примерно месяц тому назад. Если предположить, что Илья прав и его друзья заплатили своей жизнью именно по этому августовскому счету, то кто же был исполнителем?