Сочинения в двух томах. Том первый - Ганс Эверс

Его картины, по-видимому, бесследно исчезли. В завещании герцога о них не было упомянуто ни слова, а единственное место, где о них кое-что было записано, — страница из дневника адъютанта де Туальон-Жеффрара, — оказалось вырезанным.

Нужно пройти в Лувр для того, чтобы увидеть то, что осталось от сердец королей Франции. Эти останки следует искать в картине Дролинга «Interieur de cuisine», по каталогу № 4339.

Рагуза. Май 1907

БЕЛАЯ ДЕВУШКА

Дональд Маклин ожидал его в кафе. Когда Лотар вошел, он крикнул ему:

— Наконец! Я думал, что вы уже не придете.

Лотар сел и стал помешивать лимонад, который ему подала девушка.

— В чем дело? — спросил он.

Маклин слегка наклонился к нему.

— Это должно заинтересовать вас, — сказал он, — ведь вы изучаете превращения Афродиты. Ну-с, так вам, быть может, удастся увидеть Пеннорожденную в новом одеянии.

Лотар зевнул:

— А! В самом деле?

— В самом деле! — подтвердил Маклин.

— Позвольте минуточку, — продолжал Лотар. — Венера — истинная дочь Протея, но мне думается, что я знаю все ее маскарады. Я был год тому назад в Бомбее у Клауса Петерсена.

— Ну так что же? — спросил шотландец.

— Как что же? Стало быть, вы не знаете Клауса Петерсена? Петерсен из Гамбурга — талант, может быть, даже гений. Маршал Жиль де Рэ — шарлатан в сравнении с ним.

Дональд Маклин пожал плечами:

— Это не есть что-нибудь исключительное!

— Конечно. Но погодите: Оскар Уайльд был, как вам известно, мой лучший друг. Затем в течение долгих лет я знал Инес Секкель. Каждое из этих имен должно вызвать в вас целую массу сенсационных впечатлений.

— Но не все! — заметил художник.

— Не все? — Лотар побарабанил пальцами по столу. — Но во всяком случае лучшие. Итак, я буду краток: я знаю Венеру, которая правращается в Эроса. Я знаю ее, когда она надевает шубу и размахивает бичом. Я знаю Венеру в образе Сфинкса, кровожадно вонзающего когти в нежное детское тело. Я знаю Венеру, которая сладострастно нежится на гнилой падали, и я знаю также черную богиню любви, которая во время черной мессы приносит гнусную жертву Сатане над белым телом девы. Лоретт Дюмон брала меня в свой «зоологический сад», и мне известно то, что знают лишь немногие, — те редкостные восторги, которые творит Содом. Более того: я открыл в Женеве у леди Кэтлин Макмардокс секрет, о котором ни один живой человек ничего не подозревает… Я знаю испорченнейшую Венеру… или, быть может, я должен сказать «чистейшую»… которая сочетает браком человека с цветам… Неужели вы после всего этого все еще полагаете, что богиня любви может надеть такую маску, которая окажется для меня новой?

Маклин медленно курил сигару.

— Я вам ничего не обещаю! — сказал он. — Я знаю только, что герцог Этторе Альдобрандини уже три дня, как вновь в Неаполе. Я встретил его вчера на Толедо.

— Я был бы рад познакомиться с ним! — сказал Лотар. — Я уже неоднократно слышал о нем. По-видимому, это один из тех людей, которые умеют делать из жизни искусство, — и имеют средства для этого…

— Я думаю, что сейчас не стоит много рассказывать вам о нем, продолжал шотландский художник. — вы можете в скором времени сами убедиться во всем этом. Послезавтра у герцога собирается общество, и я хочу ввести вас туда.

— Благодарствуйте! — промолвил Лотар.

Шотландец рассмеялся:

— Альдобрандини был очень весел, когда я встретился с ним. Это во-первых. Во-вторых, он пригласил меня к себе в самое необычайное время: пять часов пополудни. Все это, очевидно, не без основания. Я уверен, что герцог готовит для друзей совсем особенный сюрприз. Если мои предположения оправдаются, то вы можете быть уверены, что мы испытаем нечто неслыханное. Герцог никогда не идет протоптанными путями.

— Будем надеяться, что вы правы, — вздохнул Лотар. — Значит, я буду иметь удовольствие застать вас послезавтра дома?

— Пожалуйста! — промолвил художник.

— Largo San Domenico! крикнул Маклин кучеру. — Palazzo Сorigliano! Они поднялись по широкой лестнице; английский слуга ввел их в салон. Там они встретили пять или шесть мужчин во фраках и среди них духовное лицо в фиолетовой сутане.

Маклин представил своего друга герцогу, который протянул ему руку:

— Я очень благодарен. Что вы пожаловали сюда, — сказал он с любезной улыбкой. — Я надеюсь, что вы не будете очень разочарованы!

Он поклонился и затем громко объявил всем присутствующим:

— Господа, — проговорил он, — прошу у вас извинения, что я пригласил вас в такое неподходящее время. Но таковы обстоятельства: маленькая козочка, которую я буду иметь честь представить вам сегодня, принадлежит, к сожалению, к очень почтенной и приличной семье. Ей пришлось преодолеть величайшие затруднения для того, чтобы прийти сюда, и она должна во что бы то ни стало быть снова дома к половине седьмого, чтобы отец. Мать и англичанка-гувернантка ничего не заметили. А это такое обстоятельство, господа, которое должно быть принято во внимание каждым джентльменом. С вашего позволения я вас теперь покину на минутку, так как должен сделать еще некоторые приготовления. А пока позвольте предложить вам скромное угощение!

Герцог кивнул слуге, поклонился еще раз гостям и вышел из комнаты.

К Лотару подошел господин с огромными, как у Виктора-Эммануила, усами. Это был ди Нарди, редактор политического отдела в «Pungolo», писавший под псевдонимом «Fuoco».

— Держу пари, что мы сегодня увидим арабскую комедию! — рассмеялся он. — герцог приеха сюда прямо из Багдада.

Патер покачал головой.

— Нет, дон Готтфредо, — промолвил он, — мы будем наслаждаться римским Ренессансом. Герцог уже год изучает Вальдомини — «Секретную историю Борджиа». — которую ему после долгих просьб дал директор государственного архива в Северино.

— Посмотрим! — сказал Маклин. — Кстати, не можете ли вы дать мне те справки, которые обещали?

Редактор вытащил записную книжку и углубился в тихий разговор с патером и шотландским художником. Лотар медленно ел апельсиновое мороженое на хрустальном блюдечке и рассматривал изящную золотую ложечку с гербом герцога.

Спустя полчаса слуга распахнул портьеру.

— Герцог просит пожаловать! — провозгласил он.

Он провел гостей через две маленькие комнаты, затем открыл двойную дверь, впустил всех и быстро запер ее за ними.

Гости очутились в очень слабо освещенной длинной и большой комнате. Пол был затянут красным, как вино, ковром. Окна и двери задернуты тяжелыми занавесями того же цвета. В тот же цвет был выкрашен и потолок. Совершенно пустые стены были покрыты красными штофными обоями, и такою же материей были обиты немногочисленные кресла, диваны и кушетки, расставленные вдоль стен. Противоположный конец комнаты был погружен в полную тьму, и только с трудом можно было различить там нечто большое, покрытое сверху тяжелой красной тканью.