Небесные Колокольцы - Максим Макаренков

— Гражданин, вы к кому?

— Мне бы старшего уполномоченного повидать.

— Вызывали? Пропуск заказывали? — сурово спросил лейтенант.

— Не вызывали. Не заказывали. Вы позвоните ему и скажите, что Воронцов Владислав Германович принять просит.

Дежурный хотел что-то сказать, но Владислав, теряя терпение, глянул, и лейтенант замолк, подобрался, моментально взялся за трубку телефона и заговорил, не выпуская посетителя из виду.

Все же чутье у инквизиторов замечательное, подумал Владислав, спокойно встречая взгляд карих, навыкате глаз Дежурного. Тяжелолицый был не из знающих, но отреагировал быстро и грамотно. В глаза не глядел, уставился в точку на лбу, а правую руку держал под столешницей, наверняка на тревожной кнопке.

Впрочем, напряженность быстро исчезла. Положив трубку, дежурный доброжелательно кивнул:

— Проходите, гражданин. Вас ждут. Пропуск на обратном пути оформите. Вы осторожно, там краска, правую стенку не заденьте.

Свежепокрашенная стена оказалась левой, но на лестнице вся суета заканчивалась, коридор встретил его строгой тишиной и покоем. Стены цвета охры, тяжелые двери, фикус в кадке, отеческие взгляды с портретов, развешанных вдоль всего маршрута. На стенде — объявление с требованием сдавать какие-то взносы. Кто-то пририсовал чернильным карандашом грустную рожицу и лужицу слез.

Старший уполномоченный синегорской Комиссии по обеспечению порядка выглядел совершеннейшим мужиком, взгляд имел простоватый и обладал редким сочетанием имени и отчества — Марк Тойвович. К тому же носил совершенно неподходящую для инквизитора фамилию Ворожея.

Сейчас, сидя за заваленным бумагами столом размером с палубу пиратского галеона, щурясь в клубах едкого сизого дыма, он горячо втолковывал Владиславу:

— Германыч, ты пойми, ладно бы пацаны просто помахались, я б и слова не сказал и разбираться не стал, «особая» там категория этот Денис или не «особая». Но он же на них по полной пошел, в боевую. Я ж всю компашку эту к себе прямо в ночь вызывал на беседу и могу тебе точно сказать: если бы ты этого Сабурова не остановил, горел бы евдокимовский сынок, как бенгальский огонь в новогоднюю ночь.

— Вы все же несколько преувеличиваете, Марк Тойвович, — спокойно, почти равнодушно протянул Владислав, откидываясь на стуле.

— Да какое там «преувеличиваю»… — Ворожея разогнал дым перед лицом, раздавил в пепельнице папиросину и тут же зашарил по столу в поисках коробки. — Черт, да куда я ее…

— В верхнем ящике посмотрите, — посоветовал Воронцов.

Инквизитор резко выдвинул ящик и, удовлетворенно буркнув: «О, точно», — хлопнул на стол коробку «Эвереста». Остро глянул на посетителя:

— Колдовские штучки, а, Германыч?

— Нет, просто глазами смотреть умею. Ты ее как раз туда убирал, когда я в кабинет заходил, — тоже перешел на «ты» Воронцов.

Старший уполномоченный достал из коробки папиросу, посерьезнев, принялся разминать ее между большим и указательным пальцами.

— Не могу я на это дело глаза закрыть, Владислав Германович. Не проси даже.

Чиркнув спичкой, он раскурил папиросу, поднялся и, одернув серый форменный китель, вышел из-за стола. Присел на край напротив Воронцова, развел руками:

— Была бы там только шпана припортовая, можно было б замять… Хотя свинство это со стороны гражданки Сабуровой, скажу тебе. Парня в четырнадцать лет — крайний срок! — надо было у нас на учет ставить, тогда и проблем бы этих, может, не было. А сейчас, сам понимаешь. Я ей по-хорошему еще и штраф должен вкатать в триста пятьдесят восемь рубликов сорок шесть копеек, но не буду.

Ворожея замолчал и вопросительно поглядел на Воронцова. Тот ответил спокойным взглядом, но промолчал.

Инквизитор подался вперед, соскочил со стола:

— Слушай, что ты дергаешься? Определим парня в хороший интернат, чай, не на зону отправляем. А через пару годиков, глядишь, в Кара-Камское училище направим. Там из него такого спеца сделают, любо-дорого посмотреть. У Сабурова этого потенциал — отсюда и до Китая! Ты ж сам Кара-Камское оканчивал, а, Германыч? — жарко дышал ему в ухо крепким табачным перегаром Ворожея.

Владислав мягко отодвинул инквизитора, выпрямился на стуле.

В памяти всплыла темная интернатская спальня на пятерых. Спертый, резко пахнущий немытыми мальчишескими телами воздух, и они, салаги, с белыми от ужаса глазами, смотрят, как сходит с ума толстый Федька Мертвяк, не понимающий, что с ним происходит, что за сотни голосов звучат у него в голове и почему от него постоянно несет мертвечиной. Умное слово «некромант» Владислав узнал намного позже. Там, в интернате, напуганные своими воспитанниками, безграмотные, ненавидящие «это отродье» воспитатели ничего не могли ему сказать.

Интернат тоже считался хорошим. Так решили товарищи из комиссий, время от времени наезжающие с проверкой. Накануне спальни проветривались, выдавалось хорошее, хрусткое постельное белье вместо жиденькой бязи, на которой они обычно спали. Воспитанников одевали в белые рубашки. Обед в столовой был вкуснее обычного, к чаю подавали пончики с повидлом. Отпирали зал отдыха, заводили патефон. Члены комиссии улыбались и ставили высокий балл директору.

Конечно, после такого холодная белизна казарм Кара-Камского училища войск специального назначения показалась ему раем. Говорят, за годы, прошедшие со времени его детства, интернаты изменились. Но почему-то никакого желания проверять не было.

— Не надо ему в интернат, Марк Тойвович, — попросил Влад. — Сожрут его в интернате. Да и в училище незачем, не выйдет из него солдата. Мать не перенесет — у нее родители в Чистопольском котле погибли, мужа после войны уже бандиты убили. Один он у нее остался.

— Ты закон не хуже меня знаешь, — неожиданно жестко ответил Ворожея. — И она знает. И что перед законом все равны, тоже все знают. И по любым понятиям, со всех сторон неправа гражданка Сабурова и гражданин Денис Юрьевич Сабуров тоже. Ты знаешь, сколько я тут убалтывал Евдокимова, чтобы он обвинение в хулиганском нападении не предъявлял?

— Представляю, Марк Тойвович. Только сути дела это не меняет.

Повисло молчание.

Папироса погасла, Ворожея потянулся за спичками.

— Как ты этим дышишь? — поморщился Воронцов. — Тут же топор вешать можно.

— Так краска, — вздохнул инквизитор, — не могу я вонь эту…

— Ладно… — Владислав снял с колена шляпу, промял ребром ладони, положил обратно. — Согласно постановлению о наставничестве я выступаю поручителем гражданина Сабурова Дениса Юрьевича и обязуюсь обучить означенного Сабурова Дениса Юрьевича всем нормам и навыкам безопасного для сограждан использования особенностей его организма.

Казенные слова постановления заученно слетали с губ, словно Владислав произносил их каждый день. Он чувствовал себя так, словно давно уже был готов к этому разговору и этому решению.

— Уверен, Владислав Германович? — уминая в переполненной пепельнице папиросную гильзу, спросил уполномоченный. — Не боишься, что к тебе снова оттуда, — поднял он глаза к потолку, — нездоровый интерес проявят?

— Не боюсь, Марк Тойвович, не боюсь, — махнул рукой Воронцов. — После войны я на вопросы столько раз уже отвечал, что во как надоело, — чиркнул он ребром ладони по горлу. — Сам лучше меня знаешь, что обвинений против меня никто не выдвигал, наград и званий не лишал. А что касается вопросов, в том числе и твоего ведомства, так в те годы, считай, всех спрашивали. Тем более что я не на складе банками с тушенкой воевал.

— Знаю, знаю. Но смотри, Евдокимов — мужичонка слякотный и со связями.

— А ты ему о законе напомни, как мне напоминал, — нехорошо улыбнулся Владислав.

— Уел… уел, — не обиделся уполномоченный и, как-то очень легко соглашаясь, продолжил: — Ну тогда бумаги я подготовлю и тебе звякну, придешь — подпишешь. А временное постановление сейчас организую.

Упав в кресло, Ворожея с треском прокрутил диск тяжелого черного телефона, коротко отдал распоряжение и, вернув трубку на рычаги, с улыбкой посмотрел на гостя.

— Вот, как говорится, айн момент, и всё будет.

А Владислав, глядя на радостно скалящегося инквизитора, не мог отделаться от ощущения, что слишком уж легко согласился уполномоченный. Ведь не может не понимать, что разговор с заместителем мэра Синегорска гражданином Евдокимовым С. А. теперь предстоит очень неприятный. Зачем ему эти сложности?

Внезапно в голове сформировалась вполне правдоподобная версия. Инквизитор был мужиком порядочным, и Воронцов решил играть в открытую:

— Слушай, Марк Тойвович, а ведь ты не просто так все это делаешь. Ты же меня на крючок берешь, да?

Ворожея аккуратно промокнул бланк пропуска, протянул его Владиславу и очень спокойно сказал: