Моя прекрасная преподавательница, или беременна от студента (СИ) - Санлайт Агата

Он говорил и предлагал все подряд. Все, что только на ум приходило. А она только плакала и плакала. Такая милая, трогательная и… родная. Да, мать твою! Роднее некуда. Он готов был из кожи вон вылезти, чтобы ей помочь. Вот только не знал как.

Какое-то время Алина рыдала — навзрыд, тихо и безутешно. А Кат продолжал прижимать, гладить ее…

Затем физичка начала успокаиваться. Чуть всхлипнула, вытащила из кармана салфетку и принялась аккуратно промокать глаза. Кат выпустил ее и просто смотрел. Обалдел, обомлел… Не мог взгляд отвести от ее лица, немного детского, огромных глаз, еще более глубоких сейчас, после слез…

— Ну вы как? Все хорошо? — он налил еще чаю из чайника на преподавательском столе и сунул его в руки Алины. Она обняла чашку ладонями и начала молча пить.

Слезы высохли. А когда закончился чай, на Ката взглянула все та же недоступная, серьезная преподша, которой Алина была совсем еще недавно.

— Шаукат. Вы меня извините. Дала слабину. Пойдемте на занятия. И я буду вам очень признательна, если никто не узнает о моей слабости.

И прежде чем он успел хоть слово сказать, возразить, напомнить о своих предложениях, Алина поставила чашку на стол, открыла дверь и вышла из кабинета…

Кату ничего не оставалось, как только двинуться следом. И… снова восхититься этой женщиной. Невероятной! Невозможной! Не такой, как все остальные.

Она выглядела прежней. Плечи расправлены, голова гордо вскинута. На косые взгляды других преподавателей, что заметили, как Кат вышел из кабинета вслед за Алиной, смотрела прямо и без смущения.

А когда зашла в аудиторию, принялась распоряжаться и руководить так, что студенты по струнке ходили.

— Ну ты дал! — усмехнулся Темыч, когда Кат сел на свое место и принялся выполнять лабораторную работу. — Так всех построил. А потом еще и деньги вернул. Что, она такая непрошибаемая?

— Она не такая… чтобы на нее спорить! — шикнул на друга Кат и вернулся к работе.

Глава 3

Алина

Шаукат Вяземцев! Боже, я надеялась не увидеть его еще неделю! И тут такая подлянка — замена в расписании. Ерундовая рокировка и роковая. Я столько раз мысленно не чертыхалась, даже когда принимала экзамен в свой день рождения.

И этот гад все время на меня вызывающе пялился. Что бы я ни делала, куда бы ни пошла, постоянно чувствовала на себе его взгляд. Пристальный, загадочный…

Или мне только чудилось? Может он зацепил меня, и я начала воображать? Бред какой-то!

Эта ситуация с ключом. Чудилось — еще немного — и он прижмется. Я чувствовала сбивчивое горячее дыхание на щеке… Он был так близко… Непозволительно, неуважительно, неправильно! А я даже не отчитала наглеца!

А потом… потом эта девочка. Полина Андронова.

Обычная, звезд с неба не хватала. Поначалу я даже подумала, что она хочет профилонить. Ну а что? Женщина-преподаватель, добрая, сердечная, сочувствующая. Пожаловалась ей на живот, ушла и гуляешь себе с парнем или трясешься на танцах…

Но Полине, похоже, было не до обманов и плясок.

По каким-то косвенным признакам я поняла — дело дрянь. Я когда-то училась медицине. Недоучилась, правда. Закончила вуз и не пошла дальше ни в интернатуру, ни в ординатуру.

Девушку я пропальпировала. Нет, точно не аппендицит и не заворот кишок. Но вид такой, словно вот-вот упадет в обморок. Конечно, студенты, чтобы профилонить занятие, и не такое изобразят перед педагогом. Но вот почти смертельную бледность, синюшность век, лихорадочный блеск в глазах… Вот это уже никак не подстроишь.

Не говоря уже об испарине на лбу.

Я мысленно перебрала все диагнозы и когда догадалась, бросило в жар. Мама!

Сразу вспомнилось то утро…

* * *

Бодрая мама, как всегда аккуратная, эффектная и нарядная. Она не позволяла себе выходить из дома в «затрапезном виде», как сама выражалась. Только при макияже, прическе, только в модной, идеально сидящей одежде.

Я собираюсь к подруге. У дверей оборачиваюсь и почему-то долго смотрю на маму… Красивая, статная, моложавая. Приятные черты лица, добрые, гармоничные… Короткие светлые волосы. Она улыбается.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Что-то забыла, доченька?

Я отвожу взгляд и смотрю снова. Почему-то все время на маленькую родинку на подбородке. В детстве, когда мама держала меня на руках, баюкала или кормила молоком, я всегда смотрела на эту родинку. Тогда она казалась мне центром вселенной. Загадочной звездочкой на небосклоне. И вместе с ней всегда вспоминался высокий, звонкий и мелодичный мамин голос.

— Все в порядке, Алиночка? — снова спрашивает мама.

Я киваю и заставляю себя уйти.

Зачем? Почему я ушла?

А потом… потом я сидела рядом с приятельницами, доедала греческий салат, пила бейлис… С тех пор я ненавижу и то, и другое… И вдруг раздался звонок. Я вздрогнула, подняла трубку…

И жизнь разделилась на до и после.

Почему мама раньше не вызвала скорую? Не пожаловалась и не ушла с работы?

Ну почему, почему она умерла?

И почему-то, когда врач скорой помощи подтвердил мои подозрения о диагнозе Полины, все пережитое разом вернулось. Боль, отчаяние, неверие в ужасную правду.

Нет, этого просто не может быть! Не может быть, чтобы мамы не стало! Я ведь вчера обещала ей на выходные пожарить любимые мамины чебуреки! А через месяц мы планировали съездить в Торговый центр!

Как же так?! Как я пойду туда без мамы…

Я зашлась рыданиями. Никогда прежде я не позволяла себе поддаваться эмоциям на работе. Тем более, на нынешней. Тут ведь ты не сидишь в кабинете, как на моем прежнем месте работы — начальником отдела по внутреннему пиару… Не можешь закрыться от остальных. Ты практически всегда на виду!

Я всегда старалась быть доброжелательной, одновременно спокойной и строгой. Никогда не показывать, что на душе. А тут… расквасилась как дура!

Я рыдала, и чувствовала, как Шаукат меня обнимает. Гладит: нежно, осторожно и ласково. И черт его знает почему, я не сделала ему замечания. Подозревала, знала, что хорошим все это однозначно не кончится. Шаукат Вяземцев — наверняка бабский угодник. К гадалке не ходи, женщин меняет, как перчатки. И уж точно не из сердечности и человеколюбия он меня утешал.

Но мне так хотелось в ту минуту хоть немного человеческого тепла, хоть немного сочувствия и понимания… Я просто плакала и позволяла Шаукату себя утешать. Так, как он мог…

… Оставшуюся часть занятия я остро жалела о своей слабости. Вяземцев все время на меня косился. Причем с намеком, с какой-то даже затаенной радостью. Боже! Ну вот что мне стоило выгнать его из компьютерного класса? Запереться и выплакаться в одиночку?

Не-ет! Я совершила роковую ошибку. И теперь этот богатенький плейбой уверен, что я уже на него запала. Ну а как же? Позволяла себя обнимать, даже лапать, можно сказать! Кто знает, какой смысл он вкладывал в это действие?

К концу занятия я проверила почти у всех студентов результаты работы, объяснила какие учить темы и, наконец-то, настало время Шауката. Его напарник закончил лабораторную раньше и уже ждал товарища за дверью. А Вяземцев решил точно исполнить данное мне обещание — все сделал самостоятельно.

Я нетерпеливо взглянула на часы, отмечая, что до перемены около четырех минут. Шаукат тотчас оживился. Встал и подошел ко мне со своим листком. Причем остановился так близко, что бедром касался моего плеча. Я отодвинулась, поймала на себе его взгляд — то ли удивленный, то ли даже расстроенный и проглядела результаты.

— Все нормально. Вот эти вот темы учите по методичке и учебнику. Электронные версии методичек вы сможете записать у секретаря нашей кафедры. Жаль, что еще не придумали способ загружать их сразу в мозги студентов… Столько нервов преподам сэкономили бы…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Шаукат все выслушал и записал на диктофон в телефоне. Не барское это дело писать ручкой в блокноте или тетради. А потом Вяземцев просто замер рядом со мной истуканом.

Неловкость ситуации заставила меня пожалеть, что лаборантка в аудитории. Еще напридумает бог знает чего. Особенно после того, как у нее на глазах Шаукат пытался впихнуть мне букет. А потом пришел меня утешать…