Владыка мира - Алекс Ратерфорд

Наконец, когда солнце стояло уже высоко в бледно-голубом небе, усеянном приплывшими с запада облаками, Акбар возвратился в свои покои. И почти сразу заметил вещь, которой раньше там совершенно точно не было. Кто-то положил нечто похожее на лоскут ткани на шкатулку, инкрустированную слоновой костью и перламутром, где Акбар держал кое-какие свои драгоценности. Кто-то даже позаботился, чтобы лоскут не соскользнул на пол, и прижал его костяным прессом для бумаги в виде цветка лотоса. Взяв ткань, Акбар увидел, что это лоскут бледно-зеленого шелка, на котором черкнули пару строк. Кое-где писавший капнул синими чернилами. Это было похоже на детские каракули, и падишах собирался выбросить ткань, но что-то его остановило. Вместо этого он вынес лоскут на балкон, где было больше света. Почему выбрали шелк, а не бумагу? Возможно, чтобы замаскировать почерк, что для Акбара не имело никакого значения, так как прочитать это он не мог в любом случае. Чем дольше он смотрел, тем шибче толстые чернильные символы пускались в пляс. Акбар вызвал своего горчи.

– Что здесь написано?

Молодой человек пробежал надпись глазами и очень удивился.

– Это предупреждение, повелитель. Здесь говорится: «Хоть и питались вы одним молоком, твой молочный брат тебе не друг. Спроси Адам-хана, что ему известно об убийстве Байрам-хана».

– Так и написано, ты уверен?

Горчи кивнул.

– Отдай. – Акбар спрятал шелковый лоскут в своих одеждах. – Никому ни слова. Это – происки врагов Адам-хана.

– Да, повелитель.

Как падишах ни старался, выбросить странное сообщение из головы не получалось. Кто бы его ни написал, у этого человека не хватило храбрости обвинить Адам-хана открыто. Почему? Из боязни мести? Или тут какая-то тайна? Пролитый яд вернуть в сосуд трудно – капля-другая всегда затеряется. Как бы там ни было, его душевное равновесие пошатнулось, в голову закрались невероятные мысли – юноша, с которым он вырос и которого любил как брата, мог быть его недругом… В конце концов, именно мать Адам-хана предупредила его относительно Байрам-хана… Но он только что совершил роковую ошибку, которая стоила ему верного друга. Нельзя так опрометчиво ошибиться снова.

– Акбар, смотри! Я же говорил, что мой ястреб лучший, – кричал Адам-хан. Высоко над их головами птица стрелой налетела на преследуемого ею голубя. – Я победил!

Молочный брат падишаха протянул руку, и его желтоглазый ястреб приземлился на локоть, закрытый длинной кожаной рукавицей; его изогнутый клюв был в крови, так же как и кожаные путы, свисающие с его лап. Все еще торжествующе улыбаясь, молодой человек возвратил птицу на деревянный шест, вкопанный в землю, связал путы с заплетенной кожаной привязью, прикрепленной к шесту, и надел ей на голову украшенный хохолком колпачок, инкрустированный камнем «тигровый глаз».

– Признаю́. Твой ястреб убивает добычу быстрее, – ответил Акбар.

– Я же говорил, что твой новый ловчий не обучает, как должно, твоих птиц следовать за приманкой. Позволь моему позаниматься с ними всего несколько дней, тогда и увидишь разницу. – Широкоскулое лицо Адам-хана растянулось в широкой улыбке.

– Может быть, – улыбнулся в ответ Акбар.

А сам подумал, что мыслей его Адам-хан прочитать не может. Также на руку ему было и то, что его самодовольный молочный брат был слишком тщеславен, чтобы задаваться вопросом, почему Акбар стал вдруг искать его общества. После победы над Хему и триумфального похода через Индостан они виделись не так уж и часто, но поскольку у Акбара появились сомнения относительно причины смерти своего советника, он специально звал Адам-хана то на охоту, то поиграть в човган[7] на берегу Джамны. Все это время, будучи будто бы полностью сосредоточенным только на развлечениях, падишах пристально наблюдал за своим молочным братом. Но Адам-хан не сделал и не сказал ничего такого, что могло пробудить его подозрения. Он был просто хвастлив и, как обычно, бурлил энергией. Но в таком случае, кого он мог оскорбить настолько, чтобы тот захотел очернить его в глазах Акбара этой небрежной запиской, обвиняющей его в соучастии в смерти Байрам-хана? Падишах, хмурясь, наблюдал, как его молочный брат пришпорил коня, пустив его в легкий галоп по направлению к тому месту, где соколиные ловчие ждали со свежими птицами. Хотя Акбар и предложил огромное вознаграждение – на эти деньги целая деревня могла жить лет десять, – даже три месяца спустя не появилось никаких вестей о том, кто убил Байрам-хана.

Мысли о заговоре – туманные и неопределенные – никогда не оставляли его, но он решил проявить терпение. Такие обширные и местами дикие земли, как просторы Индостана, в одночасье не преодолеешь. Может быть, у Ахмед-хана и его сети шпионов и слуг сведения появятся быстрее. Акбар обещал матери, что будет без устали искать, а после накажет убийц, и слово свое он сдержит. Стоит ли рассказать ей о любопытном предупреждении на шелковом лоскуте? Этот вопрос властитель задавал себе снова и снова. Часто он был готов вот-вот открыться, но каждый раз отступал, боясь, что это только обеспокоит и встревожит ее. И конечно, совсем нельзя было рассказать об этом Махам-Анге…

Заседание совета казалось особенно долгим и утомительным. У Акбара болела голова, и он не хотел больше ничего слышать о строительстве большого постоялого двора или сборе податей. Но когда он покинул зал заседаний совета и пришел на женскую половину дворца, то воспрял духом. Пару дней назад новый союзник из горной местности за рекой Джелум прислал для гарема Акбара нескольких наложниц. Дань прибыла в Агру три ночи назад, и теперь падишах хотел сам посмотреть на девушек. Его первые робкие, хотя и страстные любовные ласки с Майялой, казалось, остались в какой-то другой жизни. Она все еще была его любимой наложницей, но Акбар обнаружил, что ему нравятся и многие другие женщины. В гареме он забывал о повседневных заботах. Предвкушая новые удовольствия, повелитель ускорил шаг. Пожилая хаваджасара уже ожидала его и с улыбкой провела к комнате, увешанной блестящими шелками и украшениями цветного стекла – все это были дары от нового союзника Акбара.

– Девушки уже готовы и желают служить тебе. Остается только выбрать ту, что больше понравится.

Она хлопнула в ладоши, и дверь в боковой нише отворилась. Вошли три молодых женщины, одетые в одинаковые обтягивающие корсажи и шаровары, закрепленные на талии нитями жемчуга. Их темные волосы, убранные с лица с помощью украшенных драгоценными камнями зажимов, были выкрашены хной. Две были высокими и чувственными, а третья – миниатюрной и изящно сложенной. Она была стройна, но нечто большее, чем ее красота, привлекло внимание Акбара. Она будто замерла на месте и дышала прерывисто, как олень, который чует охотника и боится шевельнуться. Ее беззащитность тронула его, и он почувствовал сильное желание показать ей, что ей здесь нечего бояться.

– Эта.

– Ее имя – Шайзада. Хороший выбор, повелитель.

– Теперь оставьте нас.

Когда хранительница увела остальных девушек из комнаты, Акбар заметил, что у Шайзады в глазах блестят слезы.

– Не бойся. Если не хочешь, так и скажи. Я женщин никогда не принуждаю.

– Я не боюсь тебя, повелитель. – Она говорила на старом наречии моголов – турки, – но запинаясь и с необычным говором, какого Акбар никогда не слышал.

– Тогда в чем же дело?

Он подошел поближе, отметив тонкий овал ее лица и глаза необычно ярко-синего цвета, которые на мгновение напомнили ему о Байрам-хане. Девушка была столь пронзительно прекрасна, что хотелось протянуть руку и дотронуться до нее. Шайзада поколебалась и когда наконец заговорила, было очевидно, что она очень тщательно подбирает слова.

– Когда мне сказали, что я должна буду приехать к тебе во дворец, это была большая честь для меня и я была счастлива. И две мои старших сестры тоже были счастливы.

– Две молодые женщины, которые были сейчас с тобой?

– Нет, эти мне не родня.

– Тогда где твои сестры?

Ее лицо напряглось.

– Когда наш обоз был в двух днях пути от Агры, нас остановил отряд воинов‑моголов. Они сказали, что это отправленный тобою передовой отряд, который должен осмотреть нас, а самых красивых женщин доставить сразу тебе. Они сказали, что ты не желаешь ждать, и забрали моих сестер. Когда мы добрались до Агры, я спросила у хранительницы гарема, где они, и та сказала, что не знает ничего ни о каких других женщинах. Пожалуйста, повелитель, я так боюсь за своих сестер…

– Я не отправлял никакого отряда. Кто был их командующий?

– Я не уверена, но думаю… мне кажется, будто я слышала, как один из воинов называл его Адам-ханом.

Акбар дернул головой от удивления.