ГРЯЗНЫЕ ИГРЫ - Александр Белов

—        В корень зришь, Саша. За что тебя и ценю. Ты знаешь, что будет через год и одну неделю. — Зорин не скупился на комплименты. — С тобой приятно работать...

Мягко стелет и лебезит... Саша все никак не мог понять причин такого благоволения. И вдруг его осенило:

—        Ага, понятно, выборы президента! Гарант конституции будет выдвигаться? Или вы, Виктор Петрович, сами надумали? Так мы за вас проголосуем, правда, Вить? — он толкнул Пчелу локтем.

—        Шути, шути. А если серьезно, то слушайте внимательно. — Зорин повернулся к Сашиному финансисту. — Ты, тезка, берешь под свое крыло банк. Используй его прежде всего не для бизнеса, а для обналички в солидных масштабах. Продумай схему, знаю, ты это умеешь, ты же у нас финансовый

гений. На президентскую кампанию нам понадобится огромная масса нала. Ближе к делу я сведу тебя с одним кремлевским человечком. А пока все! контакты через Петю, он будет нашим,; что называется, связным.

—        Договорились, Виктор Петрович, нет проблем. — Галантный Пчела отвесил полупоклон в европейском стиле и с любопытством посмотрел на Петю. «Свожу пацана к девочкам, там и посмотрим, сработаемся или-нет», — решил он...

—        Тогда все, — сказал Зорин с облегчением, — пожалуйте к столу... — «...зайки», — додумал, но недоговорил он свою фразу, повернулся и направился к ведшему в недра судна трапу.

Пришло время ужина, застольного трепа и прочих — нескромных — удовольствий! Дурачась и по-шутовски ступая след в след за Виктором Петровичем, Пчела обернулся к Саше и тихонько пропел: «Господа, ставки сделаны, мы поставим на Белого...», — и расхохотался так оглушительно, что замыкавший шествие Петя чуть было не споткнулся, а Зорин резко остановился, и Пчела врезался в него лбом... Саша, однако, даже не улыбнулся...

Партнеры спустились вниз, в роскошный салон «Дмитрия Донского», где звучала релаксирующая музыка, где их ждали горячительные напитки, горячие рыбные (и не рыбные) блюда и не менее горячие девушки-морячки... Красивую жизнь не запретишь! Даже Виктор Петрович позволил себе расслабиться... Ему ведь тоже — ничто человеческое...

VII

Все братаны и с той и с другой стороны были, конечно, на шестисотых «меринах» и навороченных джипах с кенгурятниками. У большинства из них были такие образцово бандитские рожи, будто их перед стрелкой долго-долго гримировали — брили наголо на широких мордах рисовали шрамы, на бугаистые шеи наворачивали в три слоя златые цепи вроде той, со знаменитого дуба, а короткие пальцы надували при помощи неведомых технологий до толщины сарделек...

Половина братков красовалась в малиновых и ярко-желтых пиджаках. Вторая половина, — все как на подбор, — с автоматами наперевес, в спортивных костюмах «Адидас» исключительно ядовитых расцветок. Преобладали лиловые и фиолетовые тона. Такая вот картинка, достойная пера:

Это были две преступные группировки: «солнцевские» и «казанские». Банды выстроились на пустыре возле каких-то складов двумя полукольцами друг против друга. Сквозь строй бандитов с одной стороны вышел огромный детина с тремя золотыми цепями на могучей шее и огромным, никак не меньше наперсного, золотым же крестом на груди.

Прямо не уркаган, а вроде как миссионер! Все в нем было чрезмерным: и слишком большие руки, поросшие слишком густым рыжим волосом, и слишком бегающие, слишком свирепые глазки, и слишком яркие белого металла пуговицы слишком желтого пиджака.

Сквозь строй его супротивников просочился маленький худосочный человечек с огромной головой. И тоже в цепях — кот ученый! Он, казалось, немного стеснялся своего интеллигентски-затюханного вида, поэтому гнусавил на манер пацанов из глухой провинции:

—        Я не понял, — гундосил он, помахивая пушкой. — Че ты мне предъявляешь, в натуре? За базар ответишь, Зеленый!

—        За базар, Буцефал, я отвечу, а вот кто ответит за беспредел?

—        Я беспредел не одобряю. В чем конкретно твоя предъява? — Буцефал сдвинул брови, не то хмурясь, не то пытаясь таким образом заставить шевелиться единственную извилину за лобной костью.

В чем конкретно?! — Зеленый побагровел. — Пять моих пацанов реально за хрен собачий положили, это тебе не конкретно?

—        А я-то здесь при чем? — почти искренне изумился хилый Буцефал. — Кто положил, с того и спрашивай.

—        Я и спрошу, со всей строгостью спрошу... Огонь, пацаны! — заорал вдруг Зеленый, как командир перед атакой, а сам слишком проворно для своей комплекции юркнул за спины своих гвардейцев...

Раздался грохот автоматных очередей, камера выхватила садистские ухмылки стрелков и содрогавшиеся в их руках от ярости, плюющие огнем и гильзами «калаши»... Вот на желтых и малиновых пиджаках появляются, как после перфорации, черные дырочки от пуль, вот с дикими криками падают друг на друга раненые бандиты, вот оператор меняет ракурс и показывает сверху заваленное трупами поле боя... А потом экран заволокло дымом, и все смолкло.

Подавленные этим зрелищем потребители кинопродукции испуганно притихли, поэтому смех Саши прозвучал в зале неприлично громко. С момента появления на экране обеих бандитских стай он хохотал, не переставая, так, что на него стали оборачиваться и шикать.

Сидевшая рядом Аня схватила его за рукав и дернула на себя, будто пыталась остановить:

—        Сань, ты чего?

—        Ой, Анька, ну и насмешили меня эти пацаны, — с трудом сдерживая похожий на рыданья смех, простонал Белов. — Кто такую лажу придумал-то?

—        Ну, это ж кино, Саш, кино, искусство... — попыталась вразумить его Аня.

—        Сам вижу — не театр. Это ж просто хрень какая-то...

—        Погоди, сейчас моя сцена будет. — Аня даже напряглась, пред и кушая свое появление на экране...

Она стоит на Тверской возле Пушки среди других ночных бабочек. На ней коротенькая блестящая юбка, белая шелковая блузка с декольте до пупка, сверкающая бижутерия. Фигурка что надо! Мимо путан медленно-медленно катит заморская тачка — тысяча девятьсот лохматого года выпуска «мерин». А в «мерине» все тот же Зеленый, все при тех же цепях, но уже в кожаном пиджаке и синей рубашонке.

Зеленый, оценив товар, выхватывает взглядом кокетливо выставившую вперед ножку Аню, манит скрюченным пальцем. Девушка, радостно вспыхнув, окидывает товарок гордым взглядом и, походкой модели, от бедра, направляется к гостеприимно распахнутой дверце допотопного авто., Позвякивают серебряные браслеты на Аниных запястьях, яркая искорка — красновато-оранжевый отсвет фонаря на мачте городского освещения — вспыхивает на золотой цепи на шее Зеленого. Машина торжественно удаляется вниз по Тверской, в сторону Кремля.

—        Ну, как? — спросила шепотом Аня, наклонившись к Саше.

—        Что как? — удивился он.

—        Как тебе мой эпизод?

—        И это все? — бестактно спросил Белов.

—        Что все? Нормальная роль! — обиделась Аня.

—        Вообще-то классно! На уровне современных требований, — спохватившись, похвалил подругу Белов.

—        А не заметно, что тушь потекла? — -никак не хотела успокоиться Аня.

—        Все в полном порядке, — обнадежил ее Саша. — Так ты еще ты там появишься?

—        Нет, это все. Там больше женщин нет по сценарию. Это ж крутой боевик, — пояснила Аня.

—        А-а, тогда понятно, — протянул Саша немного разочарованно.

Но, если честно, ни фига он не понял. Э,то вот из-за нескольких минут фильма, из-за этой роли без слов, Ань-ка так волновалась перед премьерой? Специально платье покупала, туфель пар сто перемеряла? Н-да, странные эти люди — актеры.

Но еще больше, чем эти, простительные в общем-то, всплески актерского тщеславия, Сашу доставали заполонившие экраны примитивные фильмы о русских криминальных делах. Тема была самоокупаемой и поэтому модной. Режиссеры, даже именитые, дружно бросились снимать фильмы про братков. Получалось нечто близкое к идиотизму, пародия не то на американские боевики, не то на милицейскую криминальную хронику.

Пацаны в этих лентах больше всего походили на придурков, временно выпущенных из сумасшедшего дома. Говорили киношные братки на безумном слэнге, от которого вяли уши.

Но самое, пожалуй, потешное было то, что роли авторитетов и их подручных исполняли известные всей стране актеры. Вся команда Гиммлера из «Семнадцати мгновений весны» ухитрилась порулить мафиозными структурами. Даже милейший Штирлиц, и тот отметился.

Сегодняшнего Зеленого Саша тоже узнал — этот толстый жизнерадостный актер вовсю рекламировал отечественное пиво. Там, «под сенью струй» золотого цвета, раскованный и добродушно-настырный, он выглядел куда как органичнее, чем на этой топорно снятой, запредельно-идиотской стрелке.