Война в Зазеркалье - Джон Ле Карре

Вудфорд трубкой указал на Эвери и покачал головой. И верно, молодой сотрудник ничего не знал о старой системе. Сидевший рядом с ним Сэндфорд взялся объяснить ее принцип. Так называемая библиотечная копия досье хранилась в шифровальной комнате, и ни при каких обстоятельствах выносить ее оттуда было нельзя. Все новые документы подшивались в папку по мере поступления. В списке допуска именовались лица, которым дозволялось ознакомление с досье. Скрепками пользоваться не разрешалось – все бумаги надлежало надежно вклеивать или подшивать в папку. Остальные пропускали объяснения мимо ушей.

Сэндфорд возглавлял организационный отдел. С виду это был почтенный отец семейства в очках с золотой оправой, который тем не менее приезжал в офис на собственном спортивном мотоцикле. Леклерку по непонятным причинам это не нравилось. Однажды он прямо высказал Сэндфорду недовольство, и тот с тех пор оставлял своего «коня» на стоянке напротив здания больницы.

– Теперь о сути задуманной нами операции, – продолжил Леклерк. Тонкая линия сложенных вместе ладоней делила его просветлевшее лицо пополам. Из всех присутствовавших только Холдейн сейчас не смотрел на него, обратив взгляд в окно. Снаружи шел дождь, поливая двор здания, как весенний ливень поливает темную долину среди гор.

Внезапно Леклерк встал и подошел к висевшей на стене карте Европы. К ней были прикреплены булавками небольшие флажки. Вытянувшись перед картой и даже привстав на мысочки, чтобы дотянуться до ее северной части, он сказал:

– У нас, как всегда, возникли проблемы почему-то именно с Германией. – По комнате пробежал легкий смешок. – В районе южнее Ростока, в городке под названием Калькштадт. Вот здесь. – Его палец прошел вдоль береговой линии Балтийского моря у Шлезвиг-Гольштейна, потом вильнул к востоку и остановился в паре дюймов южнее Ростока. – Предельно упрощая картину, скажу только, что мы имеем три основания, указывающие – я пока не могу использовать слово «доказывающие», – что там происходит нечто значительное в плане военных приготовлений. – Леклерк повернулся лицом к своей аудитории. При этом он намеренно остался стоять у карты и продолжал свой рассказ оттуда, чтобы показать: он держит все факты в голове и ему не требуются подсказки из лежащих на столе записей. – Первые сведения мы получили ровно месяц назад, когда прислал доклад наш представитель в Гамбурге Джимми Гортон.

Вудфорд улыбнулся, словно его обрадовала новость, что старина Джимми все еще активно продолжает работу.

– Перебежчик из Восточной Германии пересек границу, сумев переплыть реку в районе Любека. Это железнодорожник, житель Калькштадта. Он прямиком направился в наше консульство и предложил продать информацию о новом месте размещения вражеских ракет под Ростоком. Как вы сами понимаете, из консульства его вышибли под зад коленом. Поскольку МИД не разрешает нам даже пользоваться своей диппочтой, – он иронично улыбнулся, – едва ли они бы пошли на то, чтобы приобретать для нас информацию военного характера.

Шутка была встречена легким шелестом перешептываний.

– Однако нам повезло. Гортон случайно услышал об этом человеке и отправился во Фленсбург, чтобы с ним встретиться.

Вудфорд не мог не отреагировать на это название. Фленсбург? Не там ли мы обнаружили секретную базу фашистских подводных лодок в сорок первом? Наша авиация потом славно там поработала.

Леклерк ободряюще посмотрел на Вудфорда и закивал, словно его самого поразило подобное совпадение.

– Этот бедолага обошел всех военных атташе стран НАТО на севере Западной Германии, но его никто даже выслушать не захотел. А вот Джимми Гортон детально с ним побеседовал. – В тоне Леклерка отчетливо звучал намек, что Гортон оказался единственным умным человеком среди сборища полнейших недоумков. Он вернулся к столу, достал из серебряного портсигара сигарету, прикурил ее, а потом взял папку, обложка которой была помечена жирным красным крестом, и бесшумно положил ее на стол перед собой.

– Это и есть доклад Джимми, – сказал он. – Первоклассная работа, с какой стороны ни посмотреть. – Сигарета в его пальцах выглядела непомерно длинной. – Фамилия перебежчика Фритцше.

– Перебежчика? – быстро переспросил Холдейн. – Но это малообразованный человек, простой рабочий железной дороги. Обычно мы не классифицируем подобных людей как перебежчиков.

Леклерку пришлось занять оборонительную позицию.

– Я бы не назвал его простым рабочим. Он хороший механик и, кроме того, фотограф-любитель.

Маккаллох открыл досье и принялся методично просматривать страницы с документами. Сэндфорд наблюдал за ним сквозь очки в золотой оправе.

– Первого или второго сентября – это в точности неизвестно, потому что он сам не помнит даты, – ему пришлось выйти работать в две смены на разгрузке вагонов в Калькштадте. Один из его товарищей заболел. Вот почему он трудился с шести утра до полудня, а потом с четырех до десяти часов вечера. Когда он пришел на работу, у ворот грузового двора станции его встретил десяток фопо – это восточногерманские полицейские. А пассажирский вокзал оказался на это время вообще закрыт. Они проверили его документы, просмотрели какой-то список и велели ему держаться подальше от восточной стороны станции. Его предупредили, – добавил Леклерк с особым нажимом, – что если он приблизится к пакгаузам с восточной стороны, то может получить пулю в лоб.

Его последние слова произвели нужное впечатление. Вудфорд не преминул заметить, насколько типично это для немцев.

– Наши основные враги – русские, – напомнил Холдейн.

– Но Фритцше оказался не так прост. Он вступил с ними в пререкания. Заявил, что такой же надежный гражданин ГДР и член партии, как и они сами. Показал им партбилет, профсоюзную карточку, фото жены и бог знает что еще. Ничего путного он, конечно, не добился. Ему снова велели подчиниться приказу и держаться в стороне от восточных складов. Но он все-таки вызвал у полицейских определенную симпатию, потому что в десять часов, когда они наварили для себя супа, они пригласили его и налили ему миску. За едой он поинтересовался, что происходит. Они помалкивали, но было заметно, что им самим все это крайне интересно. А потом случилось кое-что. Нечто очень важное, – продолжал Леклерк. – Один из фопо – самый молоденький – неожиданно проболтался. То, что они завезли на тот склад, брякнул он, выметет американцев из Западной Германии за два часа. К несчастью, в этот момент в караульное помещение зашел офицер и выгнал нашего человека, а остальным приказал заниматься своим делом.

Холдейн зашелся в глубоком и продолжительном приступе кашля, который эхом разносился по комнате, как по кладбищенскому склепу.

– Что это был за офицер? – спросил кто-то. – Немец или русский?

– Немец. И это важно отметить. Присутствия там русских не наблюдалось вообще.

Холдейн снова поспешил вставить реплику:

– Перебежчик не видел русских. И это все, что нам известно. Давайте не будем небрежничать с фактами. – И он снова закашлялся, вызвав раздражение кое-кого из сидевших за столом.

– Как будет угодно… Так вот, наш железнодорожник позже отправился домой обедать. Его глубоко оскорбило, что ему не давали свободно перемещаться по своей же станции какие-то безусые мальчишки, игравшие в солдатиков. Он пропустил пару стаканчиков шнапса и вернулся на работу наблюдать за разгрузкой вагонов. Послушай, Адриан, если твой кашель настолько тебя беспокоит…

Холдейн в ответ лишь помотал головой.

– Он вспомнил, что с задней стороны к восточным пакгаузам примыкал старый сарай, с крыши которого можно было добраться до вентиляционного отверстия в стене склада. Так у него возникла идея забраться на сарай и взглянуть, что творится внутри. До такой степени ему хотелось натянуть нос этим чванливым полицейским.

Вудфорд рассмеялся.

– А потом он решил пойти еще дальше и сделать несколько снимков внутри пакгауза.

– Для этого надо было окончательно рехнуться, – прокомментировал Холдейн. – В эту часть его рассказа я не верю совсем.

– Рехнулся или нет, но так он и поступил. Повторяю, он был очень зол из-за того, как с ним обошлись. Из-за откровенного недоверия. Он считал, что имеет полное право знать, что завезли на тот склад. – Леклерк сделал паузу, а потом пустился в описание технических подробностей. – У него был зеркальный фотоаппарат «Экза-2». Восточногерманского производства. Это дешевая и ухудшенная версия «Экзакты» с гораздо меньшим набором выдержек, но зато к нему подходит вся линейка объективов «Экзакты». – Он бросил взгляд на технарей Деннисона и Маккаллоха, словно ища у них поддержки. – Я прав, джентльмены? Если что-то не так, поправьте меня.

Оба в ответ сдержанно улыбнулись, поскольку поправлять пока было нечего.

– У него как раз оказался под рукой очень хороший широкоугольник. Но проблема заключалась в освещении. Его вторая смена начиналась в четыре, когда уже приближался закат и света внутрь пакгауза проникало еще меньше, чем обычно. В его запасах нашлась единственная высокочувствительная пленка фирмы «АГФА», которую он хранил на особый случай. И он решил использовать ее. – Леклерк сделал паузу скорее для того, чтобы оценить произведенный своим рассказом эффект, нежели ожидая вопросов.