Красный вервольф 4 (СИ) - Фишер Саша

Бой завершился уже в ночи. Наши ребята еще дорезали последних ныкающихся среди домов фрицев, а местные мужички уже принялись тушить горящие дома. В сгустившейся темноте от озера до полыхающих крайних домов выстроилась цепочка, по которой передавали ведра, кастрюли, котелки и крынки. В ход шли любые емкости.

Расстреляв все патроны, я еще разок проверил, что там с предателем. Еще дышит, гнида позорная… Я скрутил ему руки за спиной и сволок вниз. Выбил скамью из петель и бросился помогать тушить пожар.

У одного из горящих домов причитала крепкая баба в обнимку с охотничьим ружьем. Пыталась броситься в огонь.

— Дочка! Доченька моя там! — голосила она.

— Стой, дура! — мужик, тот самый, с которым мы уже сталкивались в самом начале боя, обхватил ее за талию и крепко держал. — Сама сгоришь! Сейчас потушим…

Чадное пламя, дым режет глаза…

— Топоры! Топоры несите!

— Сюда лей!

— Сейчас обрушится!

— Водой на меня плесните!

В снопах искр рухнули перекрытия. По полыхающим углям на пожарище бросились трое мужиков с лопатами.

— Живая девка, не реви мать!

Я сидел в уголке кабинета местного сельсовета и вполуха слушал, как партийные лидеры двигают горячие речи о нашей победе. Судя по виду, местный председатель сам в бою не участвовал, где-то отсиделся. И пожар потом тоже не тушил — серый костюмчик мятый, на рукаве хвоя налипла. Воротник белой рубашки несвежий, но в отличие от остальных он выглядел прямо как на дипломатическом приеме. Другие партийцы смотрелись куда менее презентабельно. Грязные, обгоревшие, одежда мокрая, подпаленная, а у некоторых еще и в крови.

Бл*ха, плечо-то как саднит… Пуля чиркнула по коже, оставив только царапину. В горячке боя боль не ощущалась вообще, но сейчас все закончилось, и рана дала о себе знать.

—…погибли Сеня, Гришка и Афонины оба, — невысокий крепенький мужичок с перевязанной головой загибал пальцы, монотонно считая потери. — Четыре двора выгорело подчистую, на дом Супониных перекинулось, но успели потушить, только крыша немного прогорела. Также…

— Товарищи партизаны обещали нам свою защиту, — веско произнес председатель и бросил взгляд в мою сторону. — Товарищ Слободский говорил, что лучших бойцов пришлет. А оно вона как получается… Лучших, да не совсем, да? Тут до зимы осталось шиш да маленько, а запасы нам пожгли. Частично…

— Вы бы, товарищ председатель, за своими людьми получше смотрели, — устало проговорил я и, не поднимаясь, пнул ногой тело предателя. Я притащил его на заседание, и с самого начала он валялся мешком на полу рядом с моим стулом. Но все были настолько взвинчены, что не обратили внимания. — Поднимай голову, сучий потрох, ты давно уже очнулся…

— Братушки, не губите… — застонало тело. Куча под ногами зашевелилась, мужик поднял голову. Волосы с правой стороны головы спеклись в кровавый комок, этим местом я его к стене приложил. Рукав ватника оторван, болтается на соплях. Это я его волок по лестнице. Рожа… Да хрен знает… Хотелось бы, чтобы рожа была мерзкая, рябая, с уродливыми тараканьими усами или козлиной бородой. Но мужик выглядел обычно. За исключением повреждений, во всяком случае. Нормальный такой справный мужичонка, следов злоупотребления самогоном явственных не просматривается, рожа вполне благопристойная. Лет тридцать ему, наверное. Побледнел, губы трясутся, струйка слюны на подбородок стекает. Глаза дикие.

— Паша?… — председатель захлопал глазами и приоткрыл рот. — Что с тобой приключилось?

— Да ничего необычного, — зло усмехнулся я. — Ваш Паша нашего пулеметчика убил в спину. Поэтому и бой так затянулся.

— Это не я! — завопил Паша, поднимаясь кое-как на колени. Руки я ему не развязывал. — Не я это, христом-богом клянусь! Ребятушки, вы же меня знаете? Да зачем бы я мог…

— Ну да, — хмыкнул я. — И штыком в меня тоже не ты тыкал…

— Да я… — глаза Паши забегали. — Да я когда пришел, он уже был мертвый. А винтовка там же валялась. И я… Я думал, что это фрицы лезут на колокольню, вот и… Но я не убивал, я христом-богом… ребятушки…

— Это ошибка какая-то, товарищ… эээ… — по лицу председателя было видно, что мою фамилию он забыл. — Товарищ партизан. Я его с детства знаю, он и мухи бы не обидел, а вы говорите убил… Попутали вы что-то, по голове вам, видать, чем-то попало.

— И что тогда ты делал на колокольне? — спросил я. В голове зашевелились сомнения. Могло ли быть так, как этот селянин говорит? Хм…

— Дак я это… свечку заскочил поставить, а потом вдруг стрельба началась, вот я и испужался и бросился наверх, на колокольню, значит… — быстро залопотал Паша. Глаза снова зыркнули в мою сторону. — Ребятушки… Товарищи… Вы же меня знаете все, как облупленного! Не я это! Чем угодно клянусь, не я!

— Не мог он, — веско подтвердил председатель. — Зачем бы ему убивать вашего пулеметчика?

— Вот! — приободрился Паша. Приосанился и снова бросил на меня быстрый взгляд. — Меня же вы все знаете, а этого вот… Кто он такой вообще? Мы ведь его раньше не видели никогда! Может он сам диверсию и устроил? Может он с этим пулеметчиком счеты хотел под шумок свести, а теперь на меня сваливает, а?

Сонность моментально с меня слетела. Даже рана на плече перестала саднить. Я подался вперед.

— Ты бы думал, прежде чем говорить, — сквозь зубы сказал я.

— А я и подумал! — запальчиво заявил он и попытался встать. Не вышло, ноги его не держали, он завалился на бок и уперся мне в колени. — Я хорошо подумал! Ты сам, получается, и душегуб, больше некому!

— Паша, охолонись, — тихо проговорил председатель.

— Да? — почти завизжал он. — Так это же он меня в предатели записал!

— Ты же вчера по утру с Климом и Никитой в зимовье ушел, — сказал вдруг один из мужиков. — Детей охранять. Ты как с Свободном-то оказался?

— Так я же… — Паша осекся и побледнел. Взгляд его снова заметался. — Я же это… За припасами вернулся… У нас это… Оказия…

— Что-то ты крутишь, Павел! — тот мужик поднялся и шагнул в нашу сторону. — Отвечай толком! Вы трое должны были детишек довести до зимовья и там схорониться, пока все не закончится. Так?

— Мы… Я… Пришлось вернуться, — промямлил Паша. Кажется, на этот случай линию поведения он не продумал.

— Что ты напустился на парня, видишь, перенервничал он? — вступился председатель.

— Перенервничал, говоришь? — суровый взгляд мужика пригвоздил председателя к стулу. — А сам-то ты где был, пока мы Свободное от пожара спасали?

— Ты, Михайло, эти намеки свои брось! — набычился председатель.

— Какие-такие намеки? — Михайло поставил на стол оба кулака. — Как есть, так и говорю.

— Так, товарищи, на повестке дня нашего заседания таких вопросов не было! — председатель хлопнул ладонями по столу. — Призываю вас всех к порядку! Давайте немедленно вернемся к обсуждению действительно важных вопросов…

— На свои вопросы я пока что ответа не услышал, — продолжал гнуть свою линию Михайло. — А у меня их два. Что с детьми на зимовье, и почему наш всенародно избранный председатель уклоняется от общего дела?

Собравшиеся заговорили все разом. Заседание в момент превратилось в свару. Все кричали и размахивали руками. Я поднялся и подошел к окну, рядом с которым скучал один из наших.

— Митяй, подтяни поближе несколько человек, а то эти горячие головы на заседании того и гляди драку устроят, — тихо сказал я. Тот понятливо кивнул и быстро скрылся в темноте. А я вернулся на свое место.

Тут у Паши сдали нервы.

— Да не отобьемся мы! — заголосил он. — Вы что, не понимаете? Думаете, немцы нас вот так оставят в покое? Сегодня мы отбились, а завтра они на танках приедут! И все! Конец тогда нашему Калюжному! Не попрет же Слободский на танки, спрячется в лесах, и вся недолга! А мы что? Мы-то как с вами? Думаете, они мстить не придут? Еще как придут! Сразу надо было сдаваться, я еще тогда говорил, но вы не послушали! Ну и вот…

В помещении воцарилась гробовая тишина.