Военные воспоминания - Петр Андреев

К вечеру мы были в лагере. Разобрали палатки, погрузились и к утру, совершив сорокакилометровый марш, прибыли на зимние квартиры в Чирчике.

Началась подготовка к отправке на фронт. Выдавали новое обмундирование, ранцы, котелки и ложки. Нательное белье окунали в бочки с мылом «К» (от вшивости). Батареи получали пополнения из приписников и запасников. Весь световой день шла учеба личного состава совместно с приписниками.

26 июня перед рассветом полк подняли по тревоге. Все думали - едем на погрузку. Но двинулись в противоположную от Ташкента сторону, но и не по знакомой нам уже по предыдущим выходам дороге. Поднялось солнце. Утренняя прохлада сменилась дневной жарой. Жара и пыль, поднятая тысячами солдатских ног и конскими копытами, затрудняли дыхание. Мучила жажда. Через 15-20 км колонна втянулась во владения колхоза. Впереди слева виднелся населенный пункт, утопающий в зелени садов и пирамидальных тополей, а справа раскинулись хлопковые поля. В бороздах хлопкового поля стояла вода для орошения.

Что тут началось! Наши приписники (мы их называли стариками) бросались в борозды и лакали грязную воду. Окрики командиров результатов не дали. Колонна двинулась вперед, а нарушители так и остались лежать на краю хлопкового поля. Ими занимались медики.

В этот день мы прошли 60 км. Привал на завтрак был в полутора километрах за населенным пунктом. На завтрак, а затем и на обед выдавался сухой паек. Пока завтракали, мы с командиром отделения старшим сержантом Пестовским побежали в колхозный сад за виноградом. Но виноград оказался зеленым. Пришлось довольствоваться яблоками, правда, тоже зелеными. Вернувшись назад, нашли только свои гимнастерки, а впереди виднелись клубы пыли. Пришлось немало попотеть, чтобы догнать своих. А подобранные медиками на хлопковых полях, вернулись в свои подразделения только по возвращении полка в казармы.

В последних числах июня началась отправка полков на фронт. Курсантов полковой школы распределили по дивизионам без присвоения звания - рядовыми. Я попал в вычислительное отделение взвода разведки 1-го дивизиона. Шла подготовка к погрузке и занятия по расписанию. В первый же день полковых занятий командир отделения и старослужащие красноармейцы решили проверить мои знания. Вели ход с привязкой условных батарей и наблюдательных пунктов. Мне поручили работу на стереотрубе. Работа была выполнена быстро и хорошо. Затем дали работу на планшете и подготовку данных для стрельбы. И эта работа была сделана на отлично. Все были удивлены, как могло быть, что курсант, не закончивший полного курса обучения, так хорошо владел своей специальностью. Думаю, что о ходе занятий кто-то доложил командиру дивизиона майору Руденко, потому что на следующий день тот меня спросил:

- Почему ты не носишь знаки различия сержанта? Приказал получить треугольники для петлиц и принять отделение. В мое отделение попало и два бывших курсанта полковой школы Гриша Шевченко и Стрельников.

В одну из ночей нас подняли по тревоге. Сорокакилометровый марш и мы на железнодорожной станции Ташкент. Здесь я должен рассказать об одном эпизоде, который немало тогда нас всех взволновал.

Была у нас лошадь по кличке Свинец. Конь со звериным характером. Он долго не поддавался объездке, но и после того, как его объездили, каждый раз хватал всадника за колено, пытаясь стащить с седла. А при приближении к нему любого солдата, пытался, и иногда ему это удавалось, ударить копытом или схватить зубами. Попадал в переделки и я. Будучи как-то дневальным, я проходил между коновязями и вдруг, получив сильный удар в плечо, вылетел под ноги лошадям. А это Свинец, как только я с ним поравнялся, прыгнул на перекладину коновязи, пытаясь меня укусить. А укус лошади иногда заканчивается тем, что у жертвы вырывается кусок тела. Я, к счастью, отделался большим синяком. Свинец не рассчитал, и укуса не получилось, только удар зубами. На мое счастье, не ударился я и об рельс противоположной коновязи. И такие или подобные происшествия случались со многими. И все-таки, Свинца мы любили за его твердый характер, который он сохранил даже после кастрации. Так вот этот Свинец отказался входить в вагон. Многие лошади сначала не шли на погрузку, но когда перед такой строптивой лошадью в вагон спокойно входила другая лошадь, то и «строптивая» меняла свое поведение и поднималась, правда, с большой осторожностью, на наклонный помост. А к некоторым упрямцам приходилось применять силу. Выше коленных суставов задних ног закладывалась веревка и два или четыре человека, стоявшие в дверях вагона, ее втаскивали. Применили этот метод и к Свинцу, но он сделал сильный прыжок в сторону, слетел с помоста и сломал ногу. Потом всю дорогу до прибытия на фронт каждого из нас не покидало чувство вины за случившееся.

Погрузили лошадей, имущество и сено, а огневики - пушки и передки. В каждый вагон с лошадьми разместили по четверо солдат, в том числе одного младшего командира и паровоз дал гудок. Первые сотни километров пути проходили без каких-либо признаков войны. Крестьяне работали на полях. На станциях шла торговля местными товарами, продавали кумыс и даже самогонку. На остановках получали с кухни суп и кашу, кормили находившихся тут же в вагонах лошадей прессованным в кипы сеном и овсом и поили с железнодорожных колонок. Служба шла, а мы набирали ранее потерянные часы сна.

Но вот поезд остановился на станции, заполненной женщинами, стариками и детьми. Тут же, на натянутых веревках, на выжженной траве, на крышах и в окнах товарных вагонов стоящего в тупике поезда сушилась детская одежда, пеленки и белье. Каким-то отрешенным взглядом смотрели на нас старики и женщины. Только дети, бросив свои незатейливые игры, с любопытством смотрели на стоящие на платформах нашего поезда, пушки. Они еще не понимали, какая беда обрушилась на них и их матерей. Это был первый встречный поезд с эвакуированными из западных районов страны. Затем мы их видели на всех станциях и разъездах до самой Москвы. А на некоторых станциях - и не по одному. Железная дорога пропускала идущие на запад поезда с войсками.

На пятые сутки эшелон прибыл в Москву. Ночью наш эшелон долго гоняли с одной станции на другую, а к утру поставили в какой-то тупик. Москвы мы, конечно, не видели. Отходить и толпиться у вагонов, было строжайше запрещено. Уже позднее ходили упорные слухи, что решался вопрос об отправке нас назад, как дивизии горно-вьючной. Как будто нашу дивизию отправили по чьей-то ошибке. Но комдив - генерал-майор Петров настоял на отправке дивизии на Западный фронт. Утверждать достоверность этих слухов, наверное, не возьмется никто. Правда, дивизию прямо в эшелонах принял другой комдив в звании полковника. Фамилию его не помню. А генерал Петров, как мы теперь знаем, был направлен на Юго-западный фронт командиром кавалерийского корпуса.

Через сутки нас снова в эшелонах отправили на запад и поставили под разгрузку на станции Кубинка, что в 60 км от Москвы. Дальнейший путь на запад в походной колонне и только ночью. В Верее первый привал и приказ - «Занять оборону!». Наш наблюдательный пункт был выбран на городском кладбище восточнее озера.

Надо заметить, что город Верея расположен, как мне показалось, в живописнейшем месте. Речка с красивыми зелеными берегами, в центре города озеро или большой пруд, а вокруг города зелень полей и лугов, чередующихся с перелесками.

Быстро окопались. Оборудовали наблюдательный пункт «по науке». В одной из могил был устроен небольшой блиндажик с перископом, выведенным через крест могилы. Мы были настолько зелены, что даже не догадались устроить блиндаж за пределами могилы и переставить к нему крест с перископом.

День прошел напряженно. Оборудование НП, привязка боевого порядка. Засечка ориентиров и подготовка по ним, а также по огням (то есть - площадям, доступным для прохода противника) данных для стрельбы.

Наблюдатели днем и ночью сидели в могиле у стереотрубы и перископа. Так прошли два дня и одна ночь и снова ночной переход. На запад. Сейчас уже трудно сказать, сколько таких переходов мы сделали до выхода на Днепр.

На западе услышали артиллерийскую канонаду. Получили приказ занять оборону. Развернули боевые порядки. Место для обороны было хорошее. Слегка всхолмленная местность. Есть, где спрятать от наземного наблюдения батареи и наблюдательные пункты. Хорошо просматриваемый противоположный берег Днепра и прилегающая к нему территория глубиной до 5 км. Оборонительные сооружения строили основательно. Стрелковые окопы рылись в полный профиль. Закапывали батареи. Для личного состава строились, ходы и небольшие блиндажики. Строились КП и НП с перекрытыми подходами.

На второй день нашего пребывания самолет противника сбросил на нашу оборону листовки. Был строжайший приказ - листовки не читать. За нарушение приказа - трибунал. Но думаю, что не было солдата или офицера, кто бы их не прочитал. Нас призывали бросить оружие и переходить на сторону противника, убивать комиссаров и командиров. Перешедшему на сторону противника, обещали райскую жизнь. Писали, что наша армия уничтожена, а немецкая армия непобедима и всякую подобную чепуху. В каждой листовке был напечатан пропуск, в котором Геббельс гарантировал жизнь его владельцу. Листовок было сброшено и сбрасывалось в дальнейшем так много, что в некоторых местах, особенно в жнивье полей, ступить было негде. Немцы бумаги не жалели.