Смерть моя, жизнь моя (СИ) - Нуар Эрато

Когда-то мы с Айрин шептались о первых поцелуях, и я представляла себе… совсем не это. Не с драххами, не так…

Я вырывалась, пыталась закричать, но Сгерр легко, почти играясь удерживал меня, не давая продохнуть, проталкивая в рот свой язык. Услышала, как рвётся бельё, его рука скользнула выше.

— Да тихо ты! — прошипел он, глаза сделались тёмными, прямо как у Эллинге в первый день. Даже зрачков не различить.

Из него исходила сила. Мощная, могучая, почти такая же, как у мужа — только сейчас она была направлена на меня и я слишком ярко это чувствовала. Она заставляла покориться, отдаться на волю победителя, но я продолжала сопротивляться, как могла.

Вдруг пространство заполнил странный гул, я кожей ощущала приближение чего-то могучего и страшного… С диким звоном вылетели несколько стёкол. Раздался низкий, леденящий душу рык.

Что там происходит, мне не было видно, но Сгерр резко дёрнулся, поднял голову. Лицо исказилось. Я снова попыталась его оттолкнуть, по телу бежал озноб, смешанный с ужасом.

Фиолетовый вскочил, и его моментально смело чем-то мощным. Я увидела лишь тёмный росчерк смазанного в пространстве движения. Глухой удар, и фиолетовый улетел через весь зимний сад, смяв несколько местных кустов.

Вскочив, чтобы бежать, я едва не врезалась в мощную грудь возникшего прямо передо мной Эллинге Сольгарда.

Лицо перекошено, глаза бешено сверкают. Драхх подался ко мне, я отшатнулась, не представляя, чего ожидать.

Тело сотрясала дрожь, зубы стучали, с платья свисали оборванные кружева.

Но он очень мягко, осторожно обхватил меня руками. Прижал к себе, зарылся носом в волосы, вдыхая запах. Или обнюхивая?

— Прости, — пробормотал.

— За что? — изумилась я.

— За то, что не защитил. Сейчас…

Отпустив меня, муж быстрым шагом подошёл к поднявшемуся Сгерру. Что-то сказал, тихо, но грозно — я не слышала слов, но уже один тон заставлял кровь стыть в жилах.

Обхватила себя за плечи руками. Слёз не было, но зубы сводило от пережитого.

Сгерр бросился к лестнице на крышу.

Эллинге возвратился. Подхватил меня на руки: в разбитые стёкла врывался ветер, заставляя гнуться цветы и деревца. Сделалось холодно, совсем неуютно.

Муж развернулся и направился к другой лестнице. Вниз.

В спальню.

Неужели он передумает, решит больше не давать мне времени?!

Сольгард отворил дверь, положил меня на кровать.

Меня всё ещё потряхивало. Муж всмотрелся в мои глаза, распрямился.

— Я сейчас, — произнёс, разворачиваясь к двери.

Несколько мгновений я смотрела ему вслед. Бросилась в ванную умыться. В гардеробную переодеться.

Проклятые драххи! Мнят себя хозяевами Эрсе, считают, что могут распоряжаться нашими женщинами, словно трофеями!

Благодарность за спасение от Сгерра смешивалась с ещё более острым страхом. Что сделает сам Эллинге? Как сказал фиолетовый, обязательно закончит начатое, чтобы никто больше не претендовал на трофей?

Или они так и будут перетягивать меня друг у друга, в угоду своим собственным распрям? Вдруг и муж прямо сейчас решит сделать меня своей, лишь бы не досталась его сыну?

А тогда? Можно ли мне будет выходить?

Обдумать мысль я не успела: Сольгард вернулся. Опустился на кровать, разглядывая меня. В его глазах полыхал тёмный гнев — я бы посочувствовала Сгерру, если бы была способна после того, что он сделал.

Какое-то время оглядывала мужа, непроизвольно выискивая следы драки или расправы. Но ничего не увидела.

Спрашивать побоялась.

— Ты ему сказала, что я подожду? — внезапно проговорил Эллинге, подходя.

Ну вот и всё. Вот и закончилась доброта моего мужа. Доброта драхха, смешно.

— Пожалуйста… — пробормотала я, непроизвольно отступив от кровати.

— Я обещал, — склонил он голову. Едва улыбнулся: — Придётся не оставлять тебя одну.

Сольгард не стал наступать на меня, но глаза его оставались всё такими же тёмными, мрачными.

— Он говорил… о загубленных девушках.

— Ты готова слушать его. Доверять ему. Он всё же нравится тебе? Жалеешь, что я прервал вас?

— Нет, боже, конечно нет! Он не посчитался со мной, хотел взять силой! Я рада, что не вышла замуж за него! — воскликнула я искренне.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Тогда почему? — требовательно спросил Эллинге. — Неужели я хуже любого другого драхха, который мог достаться тебе в мужья?

— Хуже? Откуда мне знать? Надеюсь, нет. Но вы все… вы пришли на наши земли, понастроили свои города и правите нами! Позволяя людям думать, будто их парламент хоть что-то решает… Забираете ниатари… почему, почему нам нельзя видеться с родными?

— Ты не понимаешь, — пробормотал он глухо.

— Так объясни!

— Я не могу.

После всего пережитого я не была в силах справиться с собой, с эмоциями, застарелой ненавистью, обидой, неприязнью. Мне столько лет внушали, что я должна! Должна отдать свою жизнь, желания, стремления не-человеку.

— Конечно, не можешь! Когда люди пытались бороться с вами, вы натравили на них чудовищных хирров и заставили подчиниться!

— Ты не понимаешь, что говоришь! — выкрикнул Эллинге. Впервые я видела его таким разгорячённым, словно он и сам верил в то, в чём пытался убедить меня.

— Но объяснять ты не станешь. Правда?

— Вот какого ты мнения обо мне, — пробормотал он. И вдруг яростно добавил: — Я добьюсь, ты полюбишь меня!

— Я никогда не смогу тебя полюбить. Но постараюсь… привыкнуть. Исполню долг. Я не желаю зла своему народу.

— И на том спасибо, — криво усмехнулся он.

— Зачем тебе моя любовь? — не выдержала, меня по-прежнему трясло. — Ты сам понятия не имеешь, кто я! Почему ты вообще обратил на меня внимание? Что за чудовище способно отобрать жену у собственного сына?

— Чудовище, — произнёс он, сверкнув глазами.

Я расправила плечи, подняла голову. Никогда не любила лжи. Вся жизнь ниатари, необходимость быть избранной одним из драххов всегда казалась мне чудовищным фарсом!

— Он мне не сын, — глухо ответил Эллинге. — Преемник, потому что собственных детей у меня нет. И до последнего думал, что никогда уже не будет. Ты единственная. Единственная за десятки лет, кто мне подходит.

— Подходит, — отвернулась я. — Тебе не нужна я, только мой узор. Ты не готов меня любить… и не требуй этого от меня.

— Я мужчина!

Я прямо посмотрела ему в глаза:

— Наши мужчины способны любить. А драххи — только драться за ниатари, не спрашивая её саму. Вам не кажется, что если бы вы предоставляли девушкам право выбора… возможно, и ситуация складывалась бы иначе.

— Давали им право выбора, — процедил драхх. — Вообще чуть не лишились… всего.

— Почему? — изумилась я.

— Женщины, — ещё одна кривая усмешка. — Когда ощущают свою власть… Многие и не собираются выбирать, крутят несколькими или стравливают мужчин.

— Значит, мужчины не добились того, чтобы женщина их выбрала!

— Считаешь, я должен тебя добиваться? — осадил холодный голос. — Тебя, мою жену, воспитанную ниатари? Ты уже моя.

— Я не сказала этого, — отвернулась я.

Несколько мгновений мы молчали, тяжело дыша. Впервые я говорила, говорила откровенно и не представляла, какая кара теперь меня за это ожидает.

***

— Заходи, — кивнул Сольгард.

Вальтарр, поклонившись, вошёл в кабинет.

Эллинге откинулся в кресле, глядя на Мельду вдали. На тот берег, где расцвела его ниатари.

Ниатари, которая ненавидит его. Эмоции которой намного глубже, чем он смог бы предположить.

Она считает всех драххов захватчиками.

— Ниатари была инициирована в Башне по всем правилам, жила в Инемаре.

— Кто курировал?

— Гароль Клашасс.

Эллинге дёрнулся. Перевёл взгляд на верного помощника.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Отец Сгерра.

— Ты говорил с ним?

— Клянётся, что видел только обычный огонь Прада, как и у остальных избранниц.

— Это он отправил сына на бал?

— Клянётся, что нет.

Эллинге поднялся. Прошёлся к окну, обратно.