Охотники за мизераблями - Михаил Каришнев-Лубоцкий

Мы подошли к хижине и на мгновение застыли у входа.

– Заходите, исцарапанная доска лежит внутри норки! – радушно пригласил нас Чуччо.

Мы глубоко вздохнули и зашли в хижину. Самодельные стол и табурет, лежанка с пересохшим сеном вместо матраца – вот и все, что мы увидели в жилище Великого Лу.

В хижину заглянул Чуччо.

– Ну как? – спросил он, ожидая от нас криков восторга и восхищения (у бедняги Чуччо не было и такого «богатства»).

– Норка прекрасная, лучше, чем наша, – сказал я, жалея чувства доброй обезьянки. – Но где же доска с царапинами? Я что-то ее не вижу.

– Она под кроватью, – кивнул на лежанку Чуччо, – сейчас я ее достану.

И он, встав на четыре лапы, в два прыжка оказался у постели Великого Лу.

Бережно приняв из лап услужливой обезьяны кусок корабельной доски, я вытер тыльной стороной ладони слой пыли с нее и стал с волнением всматриваться в корявые строки, нацарапанные загадочным Великим Лу.

И вот что я прочел:

«Я, Луиджи из Палермо, моряк итальянского корабля „Санта-Лючия“, покидаю Остров Обезьян в надежде добраться до своей родины. Все мои спутники погибли в Проклятом Море, но я не боюсь его и бросаю вызов коварной пучине. Неизвестный друг, собрат по несчастью! Не поддавайся унынию, строй плот, плыви вперед! Море отступит перед смельчаком, ты будешь спасен!

И еще: не обижай, пожалуйста, обезьянок, они чудесные существа, они станут тебе настоящими друзьями, если ты сумеешь открыть им свое сердце. Да хранит тебя Бог и Пресвятая Дева Мария!»

– Луиджи из Палермо… – повторил я задумчиво имя храброго моряка, когда закончил читать его послание. – Странно, а почему он не поставил дату своего отплытия?

Чуччо, которому я адресовал свой вопрос, охотно объяснил мне:

– Великий Лу потерял счет дням, пока находился здесь.

– Но зато мы хорошо помним час его появления! – добавила Чичетта, просовывая в хижину свою головку. – Это случилось в обед, клянусь своим хвостом!

Я передал доску с письменами обратно Чуччо и попросил его беречь этот драгоценный кусочек дерева пуще собственного глаза.

– Мы не потеряем, не бойся, – заверил меня Чуччо, – у нас тут всегда находится стража.

– Вот и чудесно, – улыбнулся я, – а теперь нам с Маришкой и Уморушкой пора идти в другое место.

– Куда? – зажглись любопытством глаза Чичетты.

– К неприкаянным скелетам, – ответила Уморушка.

– Чуу!! – поразились Чичетта и Чуччо. – К неприкаянным скелетам!.. Да мы уже лет пять к ним не ходим и вам не советуем! Чучелло капутто – страшные существа, от них всего можно ожидать!

– Но мы должны узнать тайну их оживления, – объяснила обезьянкам Маришка, – иначе мы не сможем спокойно жить здесь.

– К вечеру мы вернемся, а днем скелеты не страшны, – успокоил я добрых обезьянок. – Так что не волнуйтесь!

– Если они нападут на вас, то прыгайте на деревья и удирайте по веткам! – посоветовала нам Чичетта. – Проверенный способ, клянусь своим хвостом!

Глава девятнадцатая

Совет Чичетты был очень хорош, но нам не пришлось им воспользоваться: все скелеты мирно лежали в открытых могилах, скрестив на груди руки, и вовсе не собирались бросаться на нас. Рядом с могилами лежали поваленные деревянные кресты, и чуть в стороне от них валялась ржавая металлическая лопата.

– Какое безобразие! – возмутился я, увидев такую плачевную картину. – Разве можно тревожить покой умерших! Это святотатство, друзья мои, настоящее преступление!

– Наверное, кто-то искал клад в могилах, – сказала Маришка, с грустью глядя на поврежденные кресты, – пираты часто прятали в них золото.

– А по-моему, пираты здесь ни при чем, – заявила вдруг Уморушка, – во всем виновато Проклятое Море! – и она показала рукою на бившиеся о берег, совсем неподалеку отсюда, волны. – Был шторм, и могилы размыло, разве не так?

Уморушка посмотрела на меня и Маришку торжествующим взглядом.

– Пожалуй, ты права, – согласился я, – но почему тогда шторм не унес деревянные кресты?

– Он бы унес, но Роковое Течение все возвращает к острову, – догадалась Маришка. – Бедные скелеты! Им нет успокоения ни в земле, ни в море!

– Придется нам поработать, друзья мои, – сказал я после некоторого раздумья, – судя по крестам, это христиане, и они должны быть погребены как полагается. Печальное занятие и совсем не детское, но что поделаешь…

И не договорив до конца свою фразу, я взялся за ржавую, но еще довольно крепкую лопату и принялся закапывать могилы.

Девочки кинулись мне помогать, ставя на место кресты. На наше счастье, могилы были неглубокие, и эта грустная работа длилась недолго. Не прошло и часа, как все бедняги были погребены.

– Пусть покоятся с миром… – прошептал я, когда последний – шестой – крест украсил небольшой холмик.

– Где-то сейчас куролесит их товарищ? – вздохнула Маришка, глядя затуманенными глазами в океанскую синь. – Тоже мне, Летучий Голландец нашелся… Наверняка уже яхта о рифы разбилась…

– Не будем думать о грустном, друзья мои, – произнес я бодрым тоном, – сейчас нам нужно приниматься за выполнение главного завета Великого Лу.

– Это какого такого завета? – удивилась Уморушка.

– Мы начинаем строить плот! Сидеть сложа руки не в наших правилах. За мной, друзья мои, нас ждут великие дела!

И мы, подхватив лопату, бодро зашагали к Райской Лагуне, уже не волнуясь о том, что к нам могут нагрянуть среди ночи незваные гости – неприкаянные скелеты.

Глава двадцатая

В этот день мы так и не успели приступить к постройке плота. Единственное, что мы сумели сделать, так это справить еще одно новоселье – третье по счету за последние сутки. Поразмыслив хорошенько, мы приняли решение перебраться в хижину Луиджи: Райская Лагуна была прекрасным местом для нашего славного начинания.

– Завтра нужно встать пораньше, – сказал я Маришке и Уморушке, когда мы закончили наводить порядок в нашем новом жилище. – Пока нет жары, выполним самую трудную работу – заготовим бревна.

– А чем пилить деревья? У нас же нет ни топора, ни пилы, – напомнила мне Маришка.

– Но у нас есть огонь, будем пережигать стволы.

– А это не грех? – испугалась Уморушка. – Дед Калина не заругается?

– Для доброго дела не грех, – успокоил я побледневшую лесовичку.

Мы поужинали, попили чай, заваренный душистыми травами, и улеглись спать в новой хижине, надеясь, что хоть эта ночь будет у нас спокойной.

Но наша подружка Чичетта спутала нам все карты и превратила сладкий сон усталых путешественников в очередной кошмар.

А произошло все так.

Вечером, когда все обезьяны усаживались поудобнее на деревьях, готовясь отойти ко сну, Чичетте взбрело в голову еще раз навестить нас и проверить, хорошо ли мы устроились на новом месте.

– Я быстро, Чуччо, – сказала она брату, спрыгивая на землю, – только слетаю туда и обратно и сразу вернусь!

– Они спят, ты потревожишь их сон! – крикнул с дерева умный Чуччо.

Но Чичетта, задрав хвост кверху и держа его пистолетом, уже мчалась во весь дух к нашему жилищу. Когда она прискакала к хижине, то убедилась, что ее брат оказался прав: новые островитяне чучеллы, уже крепко спали, безмятежно разбросав по травяной постели натруженные за день руки.

Она хотела было уже бежать обратно, но в этот момент ее внимание привлек блеск электрического фонарика, лежащего у меня в изголовье. Свет луны проникал в хижину и матово отражался в его металлическом корпусе.

«Какой странный светлячок, – подумала любопытная обезьянка, – никогда не видела такого!»

Она полезла поглубже в хижину и робко протянула правую переднюю лапку к фонарику. Почувствовав в жилище постороннего, я подскочил, словно подброшенный сильной пружиной.

– Кто здесь?! – крикнул я по-русски, забыв спросонья перейти на обезьяний язык. – Немедленно отвечайте!

От страха и неожиданности Чичетта остолбенела и на мгновение превратилась в живую статую.

Я схватил фонарик и, нажав кнопку, направил луч света на непрошеную гостью. Чичетта издала какой-то странный, непереводимый ни на один язык вопль и рухнула в обморок.

Прямо на моих проснувшихся и перепуганных подопечных.

Глава двадцать первая

Луч фонарика так перепугал Чичетту, что она придя в себя после глубокого обморока, стала заикаться и, как ни пыталась, не могла нормально связать даже двух-трех слов. Лишь какие-то жалкие бессвязные звуки да отдельные бессмысленные слоги вырывались из ее судорожно раскрывающегося ротика.

– Ччи… ччи… чиччи… чу… чуччу… чап… пап… пап… – бормотала она, глядя жалостным взглядом на своих собратьев, прискакавших к нашей хижине на ее перепуганный вопль. – Чччупап… пап… ччи… чи… ччи…

– По-моему, она хочет рассказать нам о том, что с ней приключилось, – догадался умница Чуччо. И, обратившись к сестре, ласково промолвил ей: – Мы тебя слушаем, Чичетта, рассказывай.