Несносная Херктерент - Владимир Чистяков

Граница в итоге так по реке и осталась. А города не стало. Бои за остров шли несколько месяцев. За это время все разрушили.

Да и немного найдётся желающих жить в месте, где лопатой в землю ткни — в осколок снаряда попадешь. А чуть копнешь — череп найдёшь.

Город решили не восстанавливать. Просто упразднили административную единицу. Руины сровняли с землёй, щебёнку куда-то вывезли Оставшееся выровняли бульдозерами. Даже земли завезли и место засыпали — что бы все поскорее травкой заросло. Словно и не было никогда города. Крови море пролили, оставшись при своем.

Относительно этого участка границы договорились — на расстоянии тридцати километров от границы не держать никаких войск, кроме обычных пограничных частей. Это и их, и нас устраивало — в тех краях, на случай прорыва фронта была оборудована вторая оборонительная позиция. Как раз, километрах в тридцати. На всякий случай, уже за ней третью начинали оборудовать. И сейчас вновь за неё взялись. Да и миррены свои укрепления в порядок приводят.

А остров решили объявить нейтральным. Вроде как в память о погибших. Там вперемешку кости лежат. Наши, их. Никому разгребать не хотелось. Если карту той части Приморья в большом масштабе найдёшь, то увидишь, что остров окрашен белым. У мирренов белый — траурный цвет.

— Я знаю. Как-то раз на большой карте долго искала, где же у нас нейтральная зона — так и не нашла.

— Гладенький сейчас остров. Только травка и растет. А посредине памятник стоит. Совместный. Огромный каменный куб, расколотый по диагонали. Чёрный камень — наш, серый — их. На стороне, обращенной к своему берегу — звезда наша, пятиконечная, а к мирренам смотрит их императорская с семью лучами. Текст ниже — один и тот же. «Исполнившим свой долг».

— Стоп! Я видела фото этого памятника со звездой и надписью. Но думала, что на памятнике больше ничего нет.

Сордар усмехается.

— На сто процентов уверен, что мирренка твоего возраста сказала бы про памятник то же самое, имея в виду совсем другую звезду.

— Не, не сказала бы.

— Почему?

— Так они же тупые, куда хуже Соньки, и вообще, знать не знают, где такой памятник стоит.

— С чего ты решила, что мирренки тупые? — адмирал вроде обычным голосом спросил, но Марина понимает, — сказанное брату не понравилось.

— Так миррены сами ругаются, что у них женское образование поставлено куда хуже, чем у соседей. У них же закон о всеобщем образовании на девочек распространили уже при нынешнем Тиме.

— Не знал, что тебя ещё и такие вопросы интересуют…

— Не то что бы очень, но раз мы к мирренам идём, то я кое-что про них почитала, особенно на темы, могущие коснуться меня.

Мама, как обычно, не в духе. Она не любит корабли. Все. За единственным исключением — бывшая Государственная яхта. С немыслимой роскошью построенный в последние годы Предыдущего царствования формально боевой корабль. Размером с трансокеанский лайнер, а стоимостью — как пять. Он зовётся «плавучим дворцом». Назван в честь умершей жены императора «Дзиара». Парадная лестница из самого редкого мрамора украшена зеленью, древними статуями и фарфоровыми вазами. Высота потолка в обеденном зале — семь метров. Есть танцевальные залы, бассейн с подогревом, зал для игры в мяч и даже зимний сад, где по веткам тропических растений прыгают яркие птички. Почти во всю длину корабля по правому борту оборудована прогулочная галерея, оформленная, словно столичная улица. На «Дзиаре» впервые оборудовали специальный гараж для автомобилей путешественников (это притом, что строилась она в те года, когда автомобили ещё не вышли из разряда дорогих игрушек). Сейчас в гараже небольшая выставка дорогих и редких автомобилей. Верхом идиотизма Марине кажется один из них — «Фламинго». Построенный по заказу дочери императора (закончившей свой век в клинике для умалишенных). Она считала фламинго прекраснейшим из земных существ. Заказ был сделан известному конструктору тех лет. Машине попытались придать максимальное сходство с птицей. Ручной работы корпус из дерева и гипса с имитацией оперения. Изогнутая птичья шея, двери водителя в виде крыльев, розовая раскраска с золотыми цветами. Обивка изнутри из гобеленов также с имитацией оперения. Машина была в изобилии нашпигована всевозможными техническими новинками. В салоне стоял своеобразный машинный телеграф: на нем отмечены посещаемые хозяйкой машины дворцы, театры и магазины — дёрнешь ручку — водитель получает отпечатанный приказ, куда ему ехать. В груди птицы установлена мощная электрическая фара. Впервые на автомобилях. Ещё фонарики смонтировали в глазах и на серебряном ошейнике. В салоне — электрическое освещение. Тоже впервые. На выхлопную трубу, неизвестно зачем, установлено что-то вроде ксилофона, управляемого из салона. Для настройки «инструмента» вроде бы даже приглашали известного музыканта. Мелодию вполне можно было исполнить. На корме машины устанавливалась специальная конструкция, призванная увеличить сходство с птицей, периодически выбрасывавшая на дорогу смесь извести с водой. Ещё радиатор машины вырабатывал большое количество пара, периодически выпускавшегося через клюв. Обошлось всё это чудо — как десять «Чёрных драконов» — самых дорогих в ту пору мирренских машин, доступных только богатейшим людям, да и то не всем. Ездить машине пришлось примерно столько же, сколько «Дзиаре» в моря ходить. Извергающая пар и оставляющая на дороге белые пятна розовая машина привлекала толпы зевак. Заодно, сильно пугала лошадей. Произошло несколько аварий, обошлось без убитых, но раненые имелись. Ещё нескольких излишне любопытных обварило паром. Столичная полиция взвыла — видя на машине эмблему МИДв, сделать она ничего не могла. К счастью, об авариях и жертвах узнал министр двора и доложил императору. А у него хватило ума запретить поездки этого агрегата. Машина так и стояла в Собственном ЕИВ гараже до воцарения Саргона. Ходили слухи, что по двору гаража любящий необычные машины молодой император на «Фламинго» всё-таки катался, но слухи есть слухи. А фактом стало, что при переоборудовании «Дзиары» в музей из МИДв в экспозицию поступило много всевозможных причудливо-бесполезных технических диковинок, в том числе и «Фламинго».

Несмотря на то, что она почти не ездила, машина очень известна. В детских книжках, чье действие происходит лет 50–60 назад, на картинках почти все машины изображают с гнутыми шеями различных птиц. Можно подумать, других автомобилей в то время не было, хотя Марина знает и про похожий на торпеду с колёсами экспериментальный электромобиль, впервые в истории превысивший скорость в 100 км/ч, и про опять же опытные аэромобили, какие с пропеллером как у большинства самолётов спереди, а какие и сзади, в те годы был построен и первый броневик, и первая амфибия, и оригинальный одноосный тягач для паровых насосов столичных пожарных команд. Но почему-то памятником автомобилестроению той эпохи стал именно несуразный «Фламинго». Даже сейчас по столице колесят отделанные под старину машины с птичьими, змеиными или драконьими шеями и головами. Их очень любят туристы и новобрачные, так что среди машин преобладают «Лебеди». Только вот Марина птичек терпеть не может. Как живых, так и механических. И самыми уродливыми из автомобилей ей кажутся все, напоминающие «Фламинго».

Ещё Марина знает — создатель «Фламинго» и до, и после него разработал много разных машин. Несколько раз удостаивался уже при Саргоне Императорской премии, стал кавалером почти всех Гражданских степеней орденов. Кажется, чуть ли не к девяностолетию конструктора решили издать альбом с изображениями всех созданных им машин. Макет альбома старику понравился. За исключением одного — он попросил убрать из книги всякие упоминания о «Фламинго», и о своей работе над ним. Просьбу уважили, но первый вариант альбома поступил в личную библиотеку императора, где и попался на глаза Марине.

Имеется на «Дзиаре» и конюшня, а так же помещение для собак. В апартаментах Его и Её Величеств даже краны умывальников в виде рыб и дверные ручки в виде дельфинов сделаны из золота. На полу и стенах — мозаичные панно морской тематики. Отделка кают — из самых ценных пород дерева. В приемной Её Величества — фальшивый камин из какого-то редкого мрамора. Бронзовые статуэтки морских божеств с погибшего материка. Картины старых мастеров на стенах.

Крупные лайнеры того времени могли брать до двух тысяч пассажиров, «Дзиара», будучи таких же размеров рассчитывалась максимум на триста человек императорской свиты.

В море «яхта» практически не выходила. Старый император совершил на ней только одно плавание и то без наследника.

Принимая дела после смерти императора, Саргон добрался и до яхты. В сопровождении командующего флотом взошёл на борт. Осмотром остался недоволен. Сказал: «Самый бесполезный корабль нашего флота. Я на нём в море никогда не выйду!»