Новый военный гуманизм: уроки Косова - Ноам Хомский

Два этих трюизма тесно связаны, в чем-то даже совпадают, приводя к заключениям, которые способен сделать всякий нравственный человек в ситуациях реального мира, это он не может не учитывать в своих действиях.

В общем и целом мы все понимаем эти простые истины. Поэтому никто не верил советской пропаганде, когда она трубила о «преступлениях американского империализма», даже если она оказывалась права и эти преступления действительно были серьезными или даже чудовищными. Однако когда диссиденты стали осуждать преступления советского режима, куда менее значительные, то это произвело на нас большое впечатление. Причины такой реакции — перед нами, это две только что упомянутые прописные моральные истины, которые, как часто бывает, здесь также совпали в своих значениях. И вывод соответствующий: комиссаров в их преступлениях хотя бы частично оправдывал страх за стабильность своего порядка, а не только те преимущества, которые дает подчинение властям.

Полезно также вспомнить и один психологический трюизм. Нам слишком трудно посмотреть на себя со стороны. В свете вышеупомянутых моральных трюизмов это исключительно важно для каждого человека. Но над тем, чтобы не дать людям заняться таким трудным и крайне важным делом, работают очень влиятельные институты.

Вероятно, стоит припомнить еще и иные трюизмы. Порицая преступления, совершенные другими, мы часто испытываем такое уютное, приятное чувство: уж мы-то — хорошие люди, совсем не то, что эти негодяи. Особенно часто так бывает в тех случаях, когда мы ничего не можем поделать с преступлениями «негодяев», и все, что нам остается — принять впечатляющую позу громкого осуждения безо всяких потерь для себя. Взглянуть же на свои собственные преступные деяния куда труднее, и тем, кто готов сделать подобное, часто приходится за это платить. В каждом обществе есть свои «диссиденты» и свои «комиссары», и уже стало почти законом истории то, что «комиссары» удостаиваются высоких похвал, а «диссиденты» строго осуждаются, — в рамках данного общества, разумеется; у официальных врагов понятия об этом противоположные. Плата за раскольничество может быть очень высокой, особенно в государствах, зависимых от США, например, убийство иезуитов-интеллектуалов в Сальвадоре. Можно провести весьма показательный эксперимент: попросить представителей самой что ни на есть интеллектуальной элиты вспомнить имена убитых диссидентов или их произведения и затем сравнить результаты с ответом на тот же вопрос о советских диссидентах послесталинских времен, которые вовсе не были жертвами террора против инакомыслящих. Равно поучительным было бы исследование официальных хроник: обзоров, книг, статей в ведущих интеллектуальных журналах и так далее. Подобные попытки посмотреть на себя со стороны могли бы послужить нам весьма полезным уроком — о самих себе, о наших институтах.

Все это вопросы, которые уже многократно обсуждались ранее. Они столь тривиальны, что возвращение к ним может показаться бессмысленным. Но, наверное, оно все равно полезно, в частности, потому, что эти трюизмы обычно забываются, но их слишком легко проиллюстрировать жизненными ситуациями. Как, например, положением на Балканах в данный момент.

3.1. Бойня в Рачаке: «последняя капля жестокости, запустившая механизм войны»

Давайте начнем с маленького примера: проверим, насколько истинен тезис о том, будто бойня в Рачаке до такой степени оскорбила чувства лидеров свободного мира, что им пришлось готовиться к войне. Мы можем одновременно проверить и этот тезис, и то, как здесь работают вышеупомянутые прописные моральные истины, — достаточно спросить, каким образом те же самые лидеры реагировали на аналогичные или еще худшие кровопролития, которые происходили в то же самое время и за которые они непосредственно и в огромной мере лично ответственны, хотя в этих случаях было бы необязательно прибегать к войне и даже просто угрозам ее для того, чтобы умерить или остановить ужасные преступления.

Вот что сообщал о бойне в Рачаке американский Дипломат Уильям Уокер, сопровождавший группу специалистов ОБСЕ по расследованию военных преступлений. «То, что творилось на моих глазах, — говорит он, — позволяет мне не колеблясь назвать увиденное бойней, преступлением против человечности. Ответственность за него я также без всяких колебаний возлагаю на силы государственной безопасности»3. Что ж, допустим, он совершенно прав4. Кроме того, можно отметить, что Уокер является экспертом по расследованию государственных преступлений. Он служил послом США в Сальвадоре, где был проводником американской политики, которая позволяла местному правительству прибегать к государственному террору, очередной пик которого пришелся на ноябрь 1989 года, когда были убиты шестеро ведущих сальвадорских диссидентов-интеллектуалов, священники-иезуиты, а также их экономка и ее дочь. С ними расправились обученные американцами молодчики из отряда «Атлакатль», за плечами которого уже был внушительный опыт подобных зверских акций. Практически теми же руками и под тем же руководством было совершено убийство архиепископа Ромеро, открывшее в Сальвадоре жуткое десятилетие зверств, творимых по указке США, и в целом войну против церкви, которая нарушила правила хорошего тона и привела в ярость цивилизованные государства тем, что создала программу «льготных возможностей для бедных».

На убийство интеллектуалов-иезуитов Уокер отреагировал также быстро, как на бойню в Рачаке. Именно под его руководством американское посольство и его сальвадорский «заказчик» запугивали главную свидетельницу, — «заказчик», естественно, стремился дискредитировать ее показания (она от них под давлением отказалась). Затем Уокер «сказал представителям комиссии Конгресса по расследованию, что свидетельств участия военных в данном преступлении нет, и предположил, что левые повстанцы могли устроить провокацию, переодевшись в солдатскую форму», — как с возмущением сообщал «Америкас Уотч». Уокер пытался отрицать тот факт, что зверства чинились убийцами, работающими на режим, который опекал Вашингтон, «спустя длительное время после того, как сальвадорский полковник доложил американскому майору, что армия совершила убийства», — продолжает «Америкас Уотч», расценивая эти попытки как желание выдать черное за белое. Затем он рекомендовал госсекретарю Джеймсу Бейкеру, чтобы США «не подвергало риску» свои отношения с Сальвадором расследованиями «давних смертей, сколь бы ужасными они ни были», — мудрое решение, учитывая ведущую роль США, и в том числе самого Бейкера, в совершении этих жестокостей5.

В январе 1999 года Уокер удостоился за свой героизм в Рачаке изрядных похвал, последовавших в ответ на его собственное признание, что он, «возможно, не все сделал для того, чтобы положить конец жестокостям» (Тед Коппел, «Найтлайн»), и сожалеет о том, что «обходил молчанием» расправу с иезуитами, которая просто лишила его «дара речи» («Вашингтон Пост»). Что ж, теперь мы ждем от него такого же героического порицания преступлений Вашингтона6.

«Два эти события — убийство архиепископа Ромеро в 1980 году и расстрел иезуитов в 1989-м — являются как бы первой и последней страницей целого десятилетия, изобилующего жуткими доказательствами того, кто на самом деле управляет в Сальвадоре и как мало меняются эти правители», — говорится в материале «Америкас Уотч», посвященном годичному юбилею «дела» Уокера. «Десять лет спустя расстрел священнослужителей остается предпочтительным выбором для тех, кто просто не способен услышать требования перемен и справедливости, звучащие в обществе, которому до сих пор так не хватало и того, и другого». Иезуиты-интеллектуалы пополнили длинный список религиозных мучеников и сотен тысяч других жертв войны с собственным народом, которую в то мрачное десятилетие организовывал и направлял Вашингтон.

Пусть нам позволят вспомнить хотя бы последнюю страницу этого десятилетия, которая как раз приходится на те временные рамки, когда официально должна была начаться эпоха нового гуманизма, и совпадает с падением Берлинской стены — событием, избавившим наконец два цивилизованных государства от антагонизмов «холодной войны», которые мешали им целиком посвятить себя идеалам справедливости, свободы и прав человека в целом.

Давайте продвинемся еще на десять лет вперед и вновь попытаемся оценить тезис о том, что именно ужас, испытанный от кровавых событий в Рачаке, заставил цивилизованные государства начать войну.

Рассмотрим Восточный Тимор, место самой страшной резни мирного населения со времен Холокоста, чему в немалой мере способствовали США и Великобритания (и, несомненно, другие государства), в том числе по дипломатической линии, но самым решающим образом — военными поставками, и не менее решающим — своими фальсификациями и отказами признать очевидное. Наверное, нет необходимости ворошить доказательства, которые тщательно утаивались и в худшие дни этого кровопролития (когда уничтожить их было очень просто и дешево), и все еще отрицаются по сей день7. В свете же доктрины «смены курса», которой мы с вами согласились придерживаться, такой обзор в любом случае оказывается неуместным, поэтому давайте ограничимся 1999 годом.