Самый лучший комсомолец. Том седьмой (СИ) - Смолин Павел

— Так может этого не трогать тогда? — спросил я. — Пусть рассказывает как хлопок да цемент разгружал — военные свои грузы сами встречают, а нам и прятать-то нечего.

— Это шанс сеть вскрыть, — покачал он головой. — Или хотя бы кусочек. Если во главе буржуй стоит, вообще отлично — мы его на нашего «спаленного» резидента поменяем.

— Понимаю, — кивнул я. — Я не боюсь и не ленивый, но зачем вам я?

К этому моменту мы вышли под падающий с затянутого серыми тучами неба пушистый снежок, и Юрий Николаевич улыбнулся:

— Интересно поди на настоящего шпиона-то посмотреть.

— Интересно! — хохотнул я. — Спасибо.

— Да чего уж там, — махнул он рукой.

Мы погрузились в «Волгу», за рулем которой сидел дядя Федя, и направились в сторону станции.

— У меня через полтора часа Куросава, — напомнил я.

— Успеем, — кивнул Юрий Николаевич.

— А у шпиона биография чистая, да?

— А у них почти у всех «чистая», — пожал плечами полковник. — Новое поколение в стране народилось, они даже не ради денег или грин-карты Родину предают, а ради самого процесса — интересно им, понимаешь, нервы пощекотать и с кровавым режимом побороться. Идиоты, — раздраженно развел руками. — Но что с ними еще делать? Ругать и отпускать?

— Нет конечно, — фыркнул я. — Это же естественный отбор с поправкой на этап развития человечества — критически тупая, вредящая своему племени особь никому не нужна и должна ехать валить лес, из которого сделают бумагу, на которой напечатают, например, «Тимура и его команду» — это позволить снизить количество идиотов в племени.

«Тимура» сколько ни печатай, все равно на всех не хватает — очень мощный бестселлер с нереальной выдержкой.

КГБшники гоготнули, и Юрий Николаевич пустился в размышления:

— Раньше люди не чета нынешним были. В голоде росли, а человечности не теряли. А нынешние с рождения как сыр в масле катаются, голода не знают, и все им Советская власть мало дала.

— Какая каноничная пожилая мысль, — восхитился я и процитировал. — «Были люди в наше время, не то, что нынешнее племя — богатыри, не вы». Есть и более пожилая цитата, датирована пятым веком до нашей эры, авторство приписывается Сократу: «Наша молодежь любит роскошь, она дурно воспитана, она насмехается над начальством и нисколько не уважает стариков. Наши нынешние дети стали тиранами, они не встают, когда в комнату входит пожилой человек, перечат своим родителям».

— Сученок, — ласково приложил меня полковник.

— За то и любят! — процитировал я деда Пашу. — Ну сами посмотрите — сколько десятков миллионов молодых граждан образцово-показательно учатся и трудятся во славу Родины, и какой совершенно никчемный среди них процент предателей и тунеядцев. На Олю вон посмотрите — вкалывает как проклятая, мечтает валюту стране зарабатывать.

— Обидишь ее — удавлю, — предупредил Юрий Николаевич. — Знаем мы эти «телевизор посмотрим».

— Жесть, — расстроился я.

— Да ладно тебе, — спохватившись, хлопнул меня по плечу полковник. — Это я так, по-отцовски. Но если что, не обессудь — придется жениться.

— У меня «если что» не бывает, я слишком умный, — отмахнулся я.

Совершенно неожиданно в голове всплыла мысль о том, что в Красноярске прямо сейчас строят новый заводик — будет варить и разливать в бутылки «Пепси-колу». Договорились-таки упыри из Пищпрома, условия сделки идентичны таковым в моей реальности: нам — газировка, «Пепси» — эксклюзивные права на торговлю экспортной «Столичной». То же мне умники — кола им вредная, а водки полные магазины. Еще завод, побольше, будет под Москвой. Решение откровенно ленивое — рецептов отечественной колы я «пищевикам» отправил аж восемь штук, но решили сделать вот так. Может оно и хорошо — карго-культисты порадуются, и следующий горе-шпион задумается: настолько ли режим кровавый?

Выбравшись из машины у складов железнодорожной станции, мы усилились пятеркой «дядей» и пошли внутрь. В огромном помещении кипела работа — мужики вытаскивали из припаркованного здесь вагона ящики и складывали из в подвешенный на кран-балку контейнер — его поставят на платформу «внутреннего» поезда, который отвезет сырье к месту назначения.

Грохот стоял некислый, поэтому нам пришлось подойти к грузчикам поближе. Товарищ полковник проорал:

— Гражданин Пирогов Григорий Васильевич!

Мужики прервали процесс и опасливо покосились на молодого коллегу. Высокий кудрявый голубоглазый блондин лет двадцати двух со спортивной фигурой мог бы послужить натурщиком для иллюстраций книг «Мира полудня», но, увы, этот товарищ коммунизм строить не хочет.

— Я гражданин Пирогов, — аккуратно поставив ящик в контейнер, спокойно кивнул он.

— Пройдемте с нами, — пригласил его Юрий Николаевич.

— А вы кто? — включил он дурака.

— Накосячил — отвечай, — буркнул на него грузчик средних лет.

Товарищ полковник тем временем продемонстрировал красную корочку в открытом виде:

— Сам пойдешь или помочь?

— А на каком основании? — сложив руки на груди, спросил Пирогов.

— Ой идиот, — вздохнул грузчик средних лет.

— На основании подозрений в шпионаже, — не стал скрывать Юрий Николаевич.

Мужики отшатнулись от падшего коллеги как от прокаженного. Через пару секунд на него посыпались матюги — предателей у нас в стране ОЧЕНЬ не любят.

— Берите непонятливого, — скомандовал подчиненным товарищ полковник.

Гражданин шпион с совершенно блаженным, великомученическим выражением на лице вздернул подбородок и высокомерно заявил:

— Я — не шпион и не преступник! Я никуда с вами не пойду!

Будто его спрашивают. Дяди Толя и Вася заломали борцу с кровавым режимом руки за спину, надели наручники, и мы покинули склады. Задержанного погрузили в «Таблетку», мы с товарищем полковником и дядями залезли туда же. Водитель вырулил на дорогу и повез нас в сторону жилых районов, а полковнику вручили папочку, которую тот начал частично цитировать:

— Пирогов Григорий Васильевич, 1947 года рождения, не судим, не привлекался, закончил школу с медалью, отличник боевой и политической, грузчиком работаете по «зову души». Все верно?

— Все верно, — с отстраненным видом глядя в окно, пожал плечами задержанный.

— Как давно занимаетесь шпионажем в пользу стратегического врага?

— Не понимаю, о чем вы говорите, — ушел Пирогов в отказ. — В нашей стране — принцип презумпции невиновности, и, бросаясь подобными обвинениями, будьте добры предъявить доказательства.

— Видишь какой шпион пошел, — пожаловался мне Юрий Николаевич. — Юридически грамотный, наглый и глупый.

— Я требую адвоката, — заявил на это Пирогов.

— Ногти вырвать может? — предложил я.

— Это вот такой ты на самом деле, Ткачев? — презрительно фыркнул на меня задержанный. — Пёс режима и садист, готовый пытать невиновного человека! Чего еще ждать от внука диктатора?

— О*уеть, — опешил я от такого наезда.

Может я и вправду вот такой? Да ну, полный бред — Ильич говорил, что коммунизма в белых перчатках не построишь, а метафорические весы показывают совершенно потрясающий перекос в сторону благих дел. Делаю жизнь народа лучше, делаю веселей, а значит идет этот шпион нахрен.

— Как можно спокойно жить в стране с формальным социализмом, где ребенок, — ткнул в меня пальцем Пирогов. — Непонятно почему строит города, распоряжается государственным бюджетом и самое главное — возвращает бесчеловечный институт «троек» под видом так называемых ревизоров⁈

— Жертва «голосов», — вынес я вердикт. — Светлоликий эльф, не выдержавший несовершенства государства рабочих и крестьян.

— В моих словах — правда, и я от нее не откажусь! — продолжил он юродствовать. — Эта страна построена на крови и вранье! За время правления Николая II население увеличилось на 60 миллионов человек, а Ленин выполнял задание английской масонской ложи!

— Прирост населения, очевидно, никак не связан с тем, что акушеры начали мыть руки перед родами и появился пенициллин, — кивнул я.