Игрушка из Хиросимы - Максим Шахов

Его взору предстал небольшой кабинет, в котором собрались несколько человек. Они что-то обсуждали, перемещаясь по комнате и жестикулируя. После яркого света, вспыхнувшего в темноте, Бондарев видел лишь силуэты, размахивающие руками и качающие головами. Он подобрался к окну поближе, но оно находилось слишком высоко, чтобы заглянуть внутрь. Собравшиеся говорили по-японски, к тому же слышны были лишь голоса, проникающие сквозь стекла. Бондарев опрокинул один контейнер на бок, подтащил его к стене и взобрался на него. Он успел различить среди сотрудников Хато Харакумо, когда уловил справа от себя какое-то движение и, повернувшись, увидел приближающихся мужчин.

17

Беглый взгляд позволил определить, что их было семеро. Все они носили черные маски с прорезями для ртов и глаз, но никто из них не был вооружен. Во всяком случае, так ему показалось.

Он мог и ошибаться. Он уже ошибся, сунувшись в западню!

Семерка медленно приближалась, охватывая его полукругом. Люди в масках шли, наклонившись вперед, согнув руки в локтях. Они были так близко, что можно было различить сверкающие искорки в их глазах и блестящие от облизывания губы.

Бондарев спрыгнул с ящика и полез за «вальтером», когда ближайший к нему мужчина пришел в движение.

— Хаи-и-и, — провизжал он, взмывая в воздух.

Сначала одна, следом другая ступня врезались в Бондарева. Первый удар он получил в подбородок, второй пришелся в горло, оставшееся незащищенным, когда голова его запрокинулась.

Произошло это стремительно, между ударами почти не было перерыва.

Бац-бац!

В глазах вспыхнул настоящий салют. Острая боль пронзила кадык, отдавшись эхом в глотке и пищеводе. Дыхание перехватило, но все же Бондарев вскинул пистолет, целясь в голову нападающего. Он уже снимал «вальтер» с предохранителя, когда в движение пришел второй человек в маске.

— Хаи-и-и!

Подобно первому, он высоко подпрыгнул. Одна его нога выбила пистолет из руки Бондарева, вторая лягнула его в висок. Наносить сдвоенные удары прыгун в маске умел еще лучше, чем его товарищ, потому что паузы между ударами вообще не было.

Бац!

Новый сноп огней расцвел во мраке под веками Бондарева. Все еще не имея возможности вдохнуть полной грудью, он упал, но нашел в себе силы перекатиться на земле, чтобы встать… как раз перед слаженной парочкой нападающих, принявших угрожающие стойки.

Бондарев отскочил назад, выхватывая стилет из ножен на предплечье. Оружие тут же было пущено в ход.

Четыре натренированных ноги, намеревавшихся сокрушить ребра, вывихнуть ему челюсть или проломить переносицу, были моментально выведены из строя. Стилет так и сверкал в ночном воздухе, нанося колющие и режущие удары. Кровь брызнула из двух пар нижних конечностей, а их обладатели издали пронзительные возгласы, но уже не воинственные, а болезненные.

«И все же им лучше, чем мне, — отрешенно подумал Бондарев, держась за горло. — Они хотя бы кричать способны. А я даже дышать не могу».

Скорее ощутив, чем заметив движение за правым плечом, он обернулся и увидел перед собой троих противников в черных масках, принявших классические позы каратистов. Они взглянули на своих раненых товарищей, на темные пятна крови вокруг и не стали спешить с атакой, а вместо этого начали окружать Бондарева, тесня его на открытое пространство, где можно было напасть всем одновременно, в лучших традициях волчьей стаи. Пришлось как следует повертеться, угрожая клинком то одному «черномасочнику», то другому, чтобы сохранить за собой стену здания.

Дыхание мало-помалу восстанавливалось, позволяя делать все более резкие и быстрые движения. Адреналин яростно забурлил в крови, и Бондареву показалось, что он способен расправиться с шайкой в одиночку. Тем более что двое были уже выведены из строя.

И все же ему пришлось противостоять сразу пятерым нападающим, а они, ловко маневрируя и сменяя друг друга, заставляли его отступать все дальше и дальше от спасительного здания. Один из них подошел слишком близко и остался без большого пальца, повисшего на лоскуте кожи. Он заорал так, что его, наверное, было слышно в центре Хиросимы. Тем не менее мужчины, совещавшиеся в офисе, даже не подошли к окну, чтобы выглянуть наружу. Звуки драки, возгласы, хрипы и стоны их словно не касались.

Хотя, если разобраться, с какой стати им бросаться на защиту человека, пробравшегося на их фабрику под покровом темноты? Особенно после того, как кто-то устроил взрыв в складе, едва не уничтожив плоды упорного труда.

Бондарев отвел взгляд от освещенного окна. Против него оставались только четверо. Двое «попрыгунчиков» сидели на асфальте, зажимая кровоточащие раны. Тот, который лишился пальца, пытался приставить его на прежнее место, поскуливая как побитая собака.

Итак, четверо!

Бондарев окинул их оценивающим взглядом, пытаясь определить сильные и слабые стороны каждого, чтобы выбрать наиболее уязвимую жертву. Ему нужен был тот, который двигался медленнее остальных.

Таковым оказался приземистый толстячок, который дважды споткнулся и чуть не упал во время ложных атак Бондарева.

Вот оно, слабое звено! Если идти на прорыв, то здесь!

Он бросился на толстячка, со свистом рассекая воздух блестящим клинком. С удивительным проворством толстячок попятился. Стилет проткнул воздух, не добравшись до более достойной цели.

В этот момент остальные трое ринулись на Бондарева со всех сторон. Удары посыпались как град. Ребро твердой, как доска, ладони полоснуло его по шее, вновь нарушив дыхание. Затем в затылок врезался кулак. Бондарев явственно услышал, как хрустнули позвонки в месте крепления с черепом.

Развернувшись, он никого не достал клинком, зато получил ногой в живот, а другой нападающий подпрыгнул, чтобы приземлиться на его согнутую спину.

Бондарев упал на четвереньки, вскочил, увидел темную подошву, летящую прямо в лицо. Перед соприкосновением со скулой она сделалась широченной, как доска. Все петарды мира взорвались в его голове. Он согнулся пополам, чтобы сблевать, пока по спине его гуляли кулаки и ботинки. Кто-то подсек ему ноги. Другой нападающий резко выкрутил правую руку, и выпавший стилет издал стальное дребезжание.

А удары не прекращались. Бондарев падал, вставал, падал, вставал… Наконец он упал и больше не смог приподняться. Даже на несколько сантиметров.

Нападающих это не остановило. Наоборот. Получив возможность наносить удары прицельно, они стали метить в жизненно важные органы. Особенно досталось почкам, после чего боль перестала ощущаться, словно под воздействием анестезирующего лекарства.

Бондарев просто лежал, сотрясаясь от ударов, и слушал, как хрипят и сопят мужчины, запыхавшиеся от усилий. Сознание то возвращалось, то почти покидало его. На пару минут они оставили его в покое, чтобы перекурить и обменяться отрывистыми репликами на японском языке, а потом вновь принялись за дело.

При очередном попадании по почкам, шестом или седьмом по счету, Бондарев с наслаждением почувствовал, как постепенно проваливается в темноту. Оттуда он успел увидеть мужские силуэты в освещенном окне, которые смотрели на него, а потом покинул этот мир, чтобы уйти туда, где нет ни волнений, ни злобы, ни боли.

18

Его качало. Из стороны в сторону. Вверх-вниз. Приходя в себя, он решил, что едет куда-то в поезде, свернувшись калачиком на полке. Только почему выключен свет? Почему не слышен монотонный перестук колес? Где окно?

Прошло не меньше минуты, прежде чем Бондарев понял, что находится в машине. Точнее, в багажнике. Его спина упиралась в запасное колесо, до его ушей доносился шум автомобильного двигателя.

«Везут добивать, — догадался он. — Или топить. Привяжут к ногам железо и бросят в реку. Постараться бы не набирать воздуха в легкие, чтобы не продлевать агонию. Выдохнуть и все. А лучше отключиться».

Он отключился.

А когда открыл заплывшие, налитые кровью глаза в следующий раз, то увидел луч света, падающий из окна. Потом зрение сфокусировалось, и стало ясно, что это не окно, а дыра в стене. Большая зазубренная дыра, в которую задувал свежий ветерок.

Бондарев застонал и приподнял голову. Простое движение послало мучительные импульсы по всему телу, предупреждая, что боль никуда не делась, а караулит здесь, словно бешеный пес, готовый вцепиться в жертву всеми своими оскаленными зубами.

Голова казалась налитой свинцом, но Бондарев заставил себя удерживать ее в вертикальном положении.

Цементный пол под ним был покрыт крошевом камней и целыми глыбами обломков, из полуобвалившейся штукатурки торчали огрызки ржавой арматуры и проводов, одна стена была опалена огнем, словно здесь неоднократно разводили костер. Бондарев посмотрел на потолок. Плиты перекрытия сдвинулись, позволяя увидеть помещение выше, а над ним еще одно. Дальше виднелось небо. Оно беззаботно голубело над руинами, где бросили Бондарева, и знать ничего не знало о страданиях и боли.