Рассказы - Ульмас Умарбеков

— Что-нибудь случилось? Я ничего не понимаю. Говорите, — волнуясь, поторопила его девушка.

— Для вас — ничего страшного, не беспокойтесь. Я — адвокат… — Мужчина назвал свою фамилию, достал из кармана удостоверение, показал его Зумрад. — Теперь хочу спросить — знаком ли вам Камил Мирзаев, аспирант-физик?

Зумрад покраснела.

— Да, мы знакомы… были. А почему?..

— Дело в том, сестренка… — адвокат, видно было, подбирал какие-то особые слова, но потом махнул рукой. — Дело в том, что Камил арестован… Его ждет суд.

— Суд?.. Арестован?.. Он — в тюрьме?!

— Скоро месяц.

— Но почему? Что он сделал?

— Он обвиняется в хулиганстве… — Адвокат порылся в своем черном портфеле, добыл какие-то бумаги, положил их на стол. — Вот — втроем напали, избили пожилого человека — тот сейчас в больнице…

Зумрад не находила слов.

— Этого не может быть, — пролепетала она. — Не может быть… — Потом начала убеждать: — Он не такой, что вы! Он робкий, застенчивый, он… добрый.

— Я тоже так думаю, — согласился адвокат. — Но вот одна старушка, свидетельница, утверждает, что он тоже был среди нападавших.

— Нет, не верю я этому, и никакая старушка меня не убедит. — Зумрад поднялась, не могла усидеть на месте. — Нет, вы подумайте: Камил — хулиган! Что-то вы путаете… А я… Зачем вы ко мне-то пришли?

— Видите ли, Камил не мог совершить это преступление по простой причине: в ту ночь, когда произошло нападение, Камил был у вас…

У Зумрад подогнулись колени, она прислонилась к стене.

— В какую… ночь? — еле слышно спросила она.

— Семнадцатого мая этого года. Так он пишет — вот его заявление.

Девушка машинально приняла бумагу и, не читая, опустилась на стул. Ей было трудно дышать. Жаркое какое утро, душно… Она вытерла повлажневший лоб рукой с зажатой в пальцах бумагой. Да, этот день она помнила, это был день ее рождения.

— Что с вами? — услышала она испуганный голос адвоката.

— Ничего.

Она закрыла глаза, чтобы не видеть, отгородиться как-то от случившегося. Вот чем обернулось недолгое ее счастье… А ведь она будто предчувствовала, знала, ждала, что придет что-то страшное, но отталкивала эту мысль… Ах, не думать бы сейчас ни о чем, забыться бы, вернуть то время, ту зиму… Как это было, что она полюбила его?

… В тот день очень много выпало снега, она помнит, как залепляло снегом окно перед ней, «дворник» еле успевал счищать. Свет фар пропадал в белой пелене, плохо было видно дорогу. За Бешагачем соскочила штанга, чуть провода не оборвала… Пока поставила ее, вернулась в троллейбус — а там пусто, только впереди, у кабины, парень в красивой каракулевой кубанке улыбается ей.

— Смотрите, сбежали все ваши пассажиры, испугались — очень уж лихой водитель, говорят, страшно…

— А вы что ж, не боитесь? — насмешливо перебила она.

— Как не бояться — боюсь, конечно, только другого. Боюсь оставить вас одну.

Любезности такого рода Зумрад слышала по сто раз на день, и обычно они лишь раздражали ее, но тут — тут она почувствовала нечто иное, — во всяком случае, ничего несерьезного или обидного в словах парня не было. И потому она не обрезала его, а лишь пожала плечами и шагнула в кабину. Стекло за ее спиной было покрашено, чтоб свет из салона не мешал ей, но краска местами отлетела, и, перед тем как тронуться дальше, она обернулась, посмотрела назад. Встретила взгляд парня — он снова улыбнулся ей. Зумрад нажала на педаль.

«Интересно, — думала она, — куда он едет? Домой? Или на свидание? Конечно, у него есть девушка. У таких видных парней всегда есть девушки, как же иначе. А вдруг… — Зумрад глянула в зеркальце перед собой, где отражалось все, что происходило в салоне. Парень сидел все там же, и она разглядела теперь, что он круглолицый — под шапкой лицо похоже было на теплую, хорошо пропеченную лепешку. Но не толстый… — Конечно, девушка ждет его — наверное, в шубке и перламутровых сапожках. Валенки ей ни к чему… Да, а тут попробуй-ка на морозе семь часов без валенок, а в валенках кто ж на тебя смотреть захочет?.. — Она снова глянула на парня: сидит себе. — Интересно, где он сойдет. Наверное, у текстильного комбината. Встретится со своей подружкой у кино, пойдут смотреть «Мужчину и женщину». Французский фильм, — хороший, говорят, надо бы сходить».

Зумрад повернула машину на улицу Руставели и остановила у хлебного магазина.

— Соцгородок, — объявила она в микрофон, — следующая — кинотеатр «25 лет Узбекистана»…

— Спасибо! — весело ответил из салона парень.

Зумрад улыбнулась, довольная, но тут же подумала с грустью, что правильно угадала: собрался, значит, в кино, а девушка уже ждет, наверное…

Снег перестал идти, и, видно, еще похолодало: мокрый асфальт покрылся льдом. Теперь гляди в оба. Хорошо, что смена кончается — вот доедет она до Эски-Джувы, а там Самад-ака сядет за руль — ему, мужчине, легче справляться с машиной, и гололеда он не испугается. Теперь ей некогда было думать о парне в салоне, мостовая была скользкая, и она забыла о разговорчивом пассажире. Довела машину до текстильного комбината, повернула обратно, глянула машинально в салон — и надо же! Парень все сидел на том же месте И будто ждал ее взгляда. Пассажиров было мало, человек пять всего, а парень, значит, не в кино собрался. Зумрад стало весело.

— Товарищи пассажиры! — объявила она. — Троллейбус идет только до Эски-Джувы. Не забудьте приобрести билеты! Молодой человек! — Мальчишка-школьник в конце салона поспешно поднялся с сиденья. — Нет-нет, не вы! — успокоила его Зумрад. — В третьем ряду у окна! — Парень в кубанке приложил руку к груди. — Да, вы! Ваш билет уже недействителен, возьмите новый. Если нет мелочи, подойдите к водителю, можете купить абонементную книжечку.

Парень порылся в карманах, встал, подошел к кабине Зумрад, просунул голову в дверь.

— А я уж думал, вы успели меня забыть.

— Что ж, не встретились вы?

— С кем?

Зумрад хотела добавить «с девушкой», но вовремя спохватилась, сказала только:

— Вижу, обратно едете. Значит, не встретили, кого хотели.

— Я хотел встретить вас!

Зумрад даже обернулась от удивления: парень стоял, прислонившись к двери кабины, и улыбался, как ей показалось, слишком смело.

— Вы мне мешаете разговорами, молодой человек! Я на работе.

— Работы вашей осталось двадцать минут. Я подожду вас. Да, а билеты… — Парень протянул ей трехрублевку.

— На все? — улыбнулась Зумрад.

— Как скажете, так и будет, только учтите — я студент…

Зумрад дала ему билетную книжечку и сдачу.

— Так договорились? Я буду ждать…

— Вы мне мешаете! — строго повторила Зумрад.

Парень вернулся в салон, сел на свое место. А Зумрад сделалось почему-то легко и радостно, будто и не устала вовсе — даже не заметила, как доехала до Эски-Джувы.

Самад-ака уже поджидал ее, сразу поднялся в кабину.

— Очень замерзла, дочка?

— Ничего, терплю.

— Смотри, это только начало. Одевайся теплее. А на дороге как — каток?

— Да. Будьте осторожны. До свидания!

Зумрад торопилась: как-никак, а слова того парня были ведь приглашением на свидание. Значит, ждет ее, наверное.

Она спрыгнула с подножки троллейбуса и увидала прямо перед собой улыбающуюся физиономию парня в кубанке.

В тот вечер он проводил ее домой. Звали его Камил, он учился на пятом курсе физфака в университете. Он сказал, что давно хочет познакомиться с ней, но только сегодня решился наконец…

Назавтра они встретились снова. Они смотрели новый французский фильм «Мужчина и женщина» в кинотеатре «25 лет Узбекистана». Зумрад была в цигейковой шубке и красных перламутровых сапожках. В середине фильма Камил взял ее руку в свою. Ладонь его была горячей, и в полутьме зала Зумрад, не глядя на него, почувствовала, что он взволнован.

После фильма они пешком шли к ее дому, снег хрустел под ногами, и вечер был прекрасен.

На следующий день Камил снова пришел к ней и через день еще, и скоро сделалось обычным для них, что вечера они проводили вместе — если не шли в кино, то просто гуляли по улицам и выбирали тихие и безлюдные.

Зумрад была счастлива. Ее мать, тетушка Рисолат, видела счастье дочери и нарадоваться не могла на нее. Когда Зумрад уходила на работу, тетушка Рисолат открывала сундуки и любовно перекладывала приданое дочери, советовалась с соседками: какие еще нужны одеяла, какие подушки, какая посуда, — ведь ее Зумрад ни в чем не должна уступать другим.

Тетушка Рисолат мечтала отпраздновать свадьбу ранней весной, когда начинает поспевать черешня. Зумрад слушала мать, улыбалась и молчала.

И вот в садике за домом отцвели черешни, начали розоветь ягоды. Тетушка Рисолат посоветовала дочери: «Поговори с ним». Зумрад не ответила, как обычно, только покраснела, но весь день после разговора с матерью звучала в ее душе песня любви «Ер-ер», старинная узбекская свадебная, которой провожают невесту подруги и родственницы… Она представляла в мечтах — как все рады, все поздравляют ее. Она в белом платье, в белом шелковом платке с кистями — платок закрывает лицо, а Камил приближается и тихо приподымает платок, открывает ее лицо и целует…