Сны богов и монстров (ЛП) - Лэйни Тейлор

Вот Исса, вцепившаяся в шею Руа, потрясенная, но целая и невредимая. Вот кузнец Эгир: он уронил связку оружия, и все безнадежно ухнуло в море. Акива и Лираз по-прежнему держались далеко впереди, на некотором отдалении за ними следовали Мик и Зузана. С этими все в порядке. Поднятый гигантскими крыльями вихрь слегка взъерошил им прическу, но они мужественно хранят невозмутимость, будто ничего особенного не произошло.

И действительно, что такого-то?

Они просто столкнулись со стаей буреловов.

Раннее детство Кэроу провела в высокогорье; точнее, не Кэроу, а дитя этих пиков, Мадригал из ветви Кирин, последнего племени Адельфийских гор. Здесь обитали и буреловы, хотя никто из киринов, да и вообще никто, о ком доводилось слышать Кэроу, никогда не видел гигантских созданий так близко. Никому не удавалось их поймать: они уходили от любой погони, избегали любых ловушек. Говорили, что они ощущают малейшие изменения в составе и давлении атмосферы, – и в детстве Кэроу-Мадригал этому верила. Любуясь издалека, как они реют в потоках солнца, будто пылинки, она неслась им вслед, страстно желая разглядеть поближе, но вскоре собственные крылья ее подводили и – все…

Никто ни разу не обнаружил ни скорлупу их яиц, ни фрагмента скелета. Если, конечно, они откладывали яйца; если, конечно, они умирали. Никто не знал. Никто.

Теперь стало видно яснее, и Кэроу пробрала дрожь.

В крови бушевал адреналин, он прогонял страх. Она засмеялась. Всего один короткий взгляд, но она успела рассмотреть плотный мех, покрывающий тела буреловов, черноту огромных глаз, затянутых мигательной перепонкой, как у земных птиц. Их перья радужно переливались сразу всеми цветами; эта световая игра завораживала.

Они казались подарком дикого мира, напоминанием о том, что бесконечная война поглотила еще не все. Кэроу сгруппировалась в воздухе, распутала кадильницы и подлетела к Зузане и Мику.

Друзья еще пребывали в ступоре. Кэроу ухмыльнулась.

– Добро пожаловать на Эрец.

– К черту пегасов, – страстно выдохнула Зузана, широко распахнув глаза. – Я хочу вот такое!

8

Синяки на плоти неба

– Еще буреловы. Вон там! – Солдат отошел от окна, уступая место Меллиэль.

В их камере это окно было единственным. Они находились в тюрьме уже четвертый день. Три раза солнце садилось за горизонт, три раза наступал рассвет и озарял мир. Решившись, Меллиэль выглянула из окна.

Восход. Сочные, насыщенные цвета: сияющие облака, сверкающее золотом море; лучи, уходящие в горизонт, такие яркие, что больно смотреть. Острова – размытые силуэты дремлющих чудищ; небо… а вот небо было неправильным.

Если бы небо имело плоть, можно было бы сказать, что оно покрыто синяками. Этот рассвет, как и предыдущие, снова принес перемены; просыпающееся с наступлением дня небо бледнело: фиолетовый, какой-то грязно-лиловый, лазурный… И расцветшие на живой ткани неба кровоподтеки.

Меллиэль не сумела бы точно описать увиденное. Пятна увеличивались, набухали и расползались по полотну неба, и на их месте появлялись новые.

Оно было прекрасно; когда Меллиэль и ее солдат только заперли в камере, они решили, что это свойственно южным землям. Мир вокруг не походил на тот, который они знали. Все на Дальних Островах было прекрасно и загадочно. Воздух казался таким густым, что его можно было резать; благоухание и звуки сливались в одну яркую круговерть: ароматы цветов, птичьи трели, ветер, запахи моря и рыбы. Море ежесекундно меняло цвет: не только оттенки синего и зеленого, а тысяча новых тонов. Деревья больше напоминали причудливые детские каракули; с почтенными прямыми родственниками из северного полушария они имели очень мало общего. А небо?

Ну, вроде небо как небо.

Сейчас Меллиэль уже понимала, что с небом что-то не так. Как и с буреловами, количество которых росло на глазах.

Где-то там, над морем, эти существа, собравшись в стаю, водили непрерывный хоровод. Меллиэль из Незаконнорожденных, Вторая носительница имени, была уже немолода и за свою жизнь перевидала множество буреловов, однако на ее памяти они не собирались больше чем по пять-шесть. И всегда где-то у горизонта, вытянувшись в линию. Здесь их были десятки. Многие десятки. Крылья закрывали собой ткань неба.

Безумное зрелище, и все-таки даже сейчас можно было бы убедить себя, что пленники стали свидетелями редчайшего природного явления. Если бы не поведение тюремщиков.

Стелианцы нервничали.

Что-то происходило, но заключенным никто ничего не объяснял. Ни про небо, ни про буреловов – ни даже про их собственное будущее.

Меллиэль ухватилась за решетку и прижалась лицом к прутьям. Теперь ей были хорошо видны море, небо и острова. Стиван был прав. За ночь число буреловов снова резко выросло, как если бы сюда на некий призыв слетелись все, сколько их есть на Эреце. Они кружились, кружились. Небо сменило цвет: кроваво-красное, светлое, снова израненное. Буреловы кружились.

Что за сила изранила небо?

Меллиэль отошла от окна и направилась к двери камеры. Постучала и окликнула:

– Эй! Я хочу поговорить!

Ее бойцы начали выдвигаться поближе. Те, кто дремал, просыпались, выбирались из гамаков и вставали на ноги. Их тут было двенадцать; при задержании телесных ран никому не нанесли, однако все испытали потерю ориентации и ошеломление; казалось, мозги на краткий миг отключились. По крайней мере, их поместили не в сырую темницу, а в длинную чистую комнату с прочной, накрепко запертой дверью.

Был закуток-уборная и вода для умывания. Гамаки для сна и легкая одежда, так что при желании можно было снять доспехи и поддоспешники. Собственно, все уже давно так и сделали. Пища была великолепной: гораздо лучше, чем та, к которой они привыкли. Белая рыба, пышный хлеб и даже фрукты! С привкусом меда и цветов, толстокорые, нежные, разноцветные. Терпкие желтые ягоды, темно-красные шарики в скорлупе, которую они поначалу и не знали, как очистить – ведь ножи у них отобрали. Были колючие плоды с вкусной мякотью; они шли нарасхват. А были странные мясистые розовые шары, почти безвкусные и будто заляпанные кровью. К этим пленники не прикасались и оставили их в плоской корзине у двери.

Меллиэль с любопытством подумала, что за плод взбесил их отца-императора, когда непонятно каким способом обнаружился у основания его ложа. Какой-то из тех, что они сейчас жуют, или нет?

На ее крик никто не отозвался, поэтому она заколотила вновь.

– Эй! Кто-нибудь!

На сей раз она добавила жалобное «пожалуйста!». И с раздражением поняла, что Эйдолон – ну конечно, то была Эйдолон – стояла все это время под дверью, только и ожидая униженной просьбы.