Сказ про Игната-хитрого Солдата (c иллюстрациями) - Борис Привалов

Игнат повернулся к оконцу, но сквозь старую, потрескавшуюся слюду ничего нельзя было разобрать.

— К нам, верно, едут-скачут, — молвил дед Даиилка. — Опять что-то Чёрт надумал!

— Известно что, — покачала головой Ульяна, — беду новую…

Демид и Василий вышли из избы.

— Врага встречают за околицей, — сказал Игнат, вставая с лавки.

Он потянулся было рукой к висящему в углу своему зелёному солдатскому кафтану, но передумал и, как был — босой, в чистой холщовой рубахе, шагнул к порогу.

Слегка прихрамывая, он вышел на улицу, где уже стояли Демид и Василий. Стёпка удобно устроилась на плетне.

Дед Данилка и Ульяна показались на пороге избы в тот момент, когда возок, запряжённый двумя лошадьми, остановился возле Демида и Василия. Дурында верхом на чалом коне сопровождал братьев.

Спирька-Чёрт держал вожжи, а рядом с ним восседал маленький, худенький попик в коричневой рясе. Рыжая бородка его была едва приметна. Бросалась в глаза непомерно большая, похожая на пузырь голова. Казалось, подуй сейчас хотя бы самый лёгкий ветерок — и улетит поп в выси поднебесные.

Но ветерка не было, и отец Парамон благополучно сошёл на землю, произнося нараспев:

— Мир да любовь, люди добрые!.. Ага, вот ты каков, Игнатик? — с ласковым любопытством оглядел он солдата. — Мужик, истинно мужик. Не отличишь!

— Я мужик и есть, за то мне и честь! — ответил Игнат.

— Э-э, Игнатик, врёшь! — усмехнулся поп, и толстые губы его зашевелились, как алые тряпицы на ветру. — Честь тебе за то, что ты двадцать пять лет царю-батюшке отдал.

— Я под началом царя был да родной земле, народу своему служил, прямо смотря в поповские глаза-горошины, сказал Игнат.

Парамон улыбнулся ещё шире, толстые красные губы расплылись, ощерился большой чёрный зуб.

— Я, Игнатик, радостную весть привёз, — умилённо проговорил он.

— Может, дожди пойдут? — хитро спросил Игнат.

— Ах, дожди, дожди… — вздохнул поп и перекрестился. — Засуха, пожар, наводнение — всё не от нас, а оттуда! — Он ткнул пальцем в небо. — Мы должны ждать да о жизни небесной не забывать. Вот там, — поп во второй раз поднял тонкий пальчик и ткнул его в белёсое от зноя небо, — нет ни дождей, ни засухи — никаких забот. Рай! Не то что здесь.

— Если там так хорошо, — сказал Игнат, — так чего мы здесь топчемся? Спеши на небо, отец Парамон, а мы — за тобой!

— Но попадёт на небо только тот, кто на земле живёт тихо, послушно, елейным голоском произнёс Парамон. — Затем, кто достоин, придут ангелы, раздастся трубный глас, и откроется ему дорога на небо… И увидит он бога-создателя…

— Видел я его, бога. — Игнат подкрутил усы. — Шёл я степным шляхом, попросился в хату на ночлег. А в той хате богомаз жил — все стены в иконах. Куда ни глянь — святые лики…

Поп Парамон перекрестился смиренно.

— Попросил я этого богомаза, — продолжал солдат, — отца моего покойного нарисовать. «Как же родителя твоего рисовать, если я его не видел?» — удивился богомаз. «Бога же тоже никогда не видел, а рисуешь!» говорю-я ему.

— Ну, и чем дело кончилось? — спросил поп.

— Переночевал среди богов, вот и всё. Теперь любого из них встречу сразу узнаю, — одними глазами усмехнулся Игнат.

Спирька-Чёрт слез с возка, передал вожжи сидящему верхом Дурынде.

— Отец Парамон, — поклонился попу подошедший поближе дед Данилка, пять молебнов было о дожде, два водосвятия, а ни капли не упало с твоего неба.

— Чудо надо ждать смиренно, — ответил Парамон. — Верить в него.

— И тогда с неба закапает? — спросила Стёпка.

— Цыц, несмышлёныш! — прохрипел Спирька. — Распустила язык!

— А отчего бы тебе, отец Парамон, не сотворить чудо? — спросил Игнат. — Я видел во славном городе Санкт-Петербурге, как попы чудеса творят. Прямо на площади. И на улицах тоже могут… Сотвори нам чудо, отче. Маленькое какое-нибудь.

Это был открытый вызов Парамону. Поп растерялся: как бы не опозориться. Он закатил глазки к небу и начал мелко и быстро креститься, чтобы выиграть время. Эх, придумать бы какой-нибудь ответ дерзкому солдату! Но, как назло, ничего не шло в голову.

В глазах Спирьки зажглись змеиные огоньки, и он снова, как это уже было раз нынешней ночью, почувствовал предательскую дрожь в коленках. Кто знает, что надумал этот проклятый солдат?

Спирька огляделся, встретился глазами с Дурындой, который преданно и доверчиво смотрел на попа. Затем взглянул с ненавистью на улыбающегося Игната.

Игнат же в оба глядел на большой, круглый, без морщин лоб Парамона, и думал о том, как хорошо было бы постучать в этот лоб, как в барабан.

— Не можешь, отче? — громко сказал Игнат. — Тогда сотворю чудо я.

Поп, Чёрт и Дурында, как по команде, уставились на солдата.

С удивлением смотрели на него и дед Данилка с Ульяной, и Василий с Демидом.

А восхищённая Стёпка соскочила с плетня и подошла поближе.

— Чьи это лошади? — спросил Игнат, кивая на возок.

— Мои, — пробормотал Спирька.

— Смотри, честной народ! — громогласно продолжал Игнат. — Сей момент этот возок с лошадьми и всем, что в нём есть, сгинет. Да так, что и духу от него не останется! Буду счёт вести до пяти! Раз…

— Ой, — сказал Спирька, — ведь и возок тоже мой… Давай, солдатик, покажи чудо на том коне, что под Дурындой…

— Не мешай! — закричал Игнат. — Теперь опять сначала всё начинать нужно! Чудо, свершись! Пусть сгинет этот возок с лошадьми! Раз… два…

— Да что он тебе дался, мой возок! — прохрипел Спирька. — Солдатик! Вот же конь стоит…

— То мой конь, — смиренно молвил поп Парамон. — Зачем ему на небо? Он и тут небесным делам служит… А Игнатик сказал так, и перетакивать не будем. Пусть твой возок пропадает.

Спирька злобно посмотрел на брата, а тот ответил ему широкой улыбкой.

— Буду считать тихо, — сказал Игнат. — Чудо всё равно свершится. Все закройте глаза, а то ударит молния — и вы ослепнете.

Все зажмурили глаза, а Спирька бросился к лошадям и схватил за постромки.

— Не отдам, — шептал он, закрыв глаза. — Не отдам!

Поп Парамон приоткрыл один глаз и встретился взором с хитрым взглядом Стёпки — она тоже ослабила прищур.

— Тьфу! — сплюнул поп и снова зажмурился.

— Четыре… — закричал Игнат.

— Не надо, солдатик! — взмолился Спирька. — Уже пропадает всё… Ой-ой-ой…

— Хорошо! — согласился Игнат. — Я ещё раз сотворю чудо! Чудо! Не разоряй бедного доброго человека Спиридона! Оставь ему возок и лошадей! Пять… четыре… три… два… один! Чудо свершилось! Смотрите все: возок и лошади, как были, целы и невредимы!

Все открыли глаза. Возок и кони стояли на том же месте, где прежде.

Только Спирька, по-прежнему зажмурив глаза, цеплялся за сбрую и бормотал:

— Не отдам… не отдам… мои… моё… солдатик…

— Эй, Чёрт! — засмеялся Игнат. — Открой очи-то. Назад всё повернулось. Твоё твоим осталось!

Спирька открыл глаза, тяжело дыша, огляделся.

Брови Игната ходили ходуном.

— Вот как надо чудеса творить!

— Я с тобой посчитаюсь ещё, — еле слышно проговорил Парамон. Чудотворец!

— Что ж тебя, солдатик, и этому в армии научили? — спросил Спирька.

— И многому другому, — ответил Игнат. — Поживёшь — узнаешь.

— Так зачем вы приехали, гости дорогие? — поклонилась бабка Ульяна. Не на чудеса же смотреть? Ко мне, верно?

— Где медовуха, бабка? — спросил Парамон. — Наварила бочонок, как я наказывал?

— Наварила, батюшка, наварила, как же, — снова поклонилась Ульяна. — В подполе он…

— Эй, Дурында, ступай за бочонком, грузи его в возок! — приказал поп.

— А у меня дело особое. — Спирька воткнул в Игната свои змеиные немигающие глазки. — Хочу должок вернуть. Обещал я тебе сапоги?

— Обещал, — согласился Игнат. — Неужели привёз?

Спирька кузнечиком прыгнул к возку, запустил туда руку и вытащил пару сапог:

— Получай, солдатик! С княжеской ноги сапожки!

— Мне всё одно, с чьей ноги, — довольно усмехнулся Игнат. — Лишь бы подмётки были в целости…

— Целы-целёхоньки! — щёлкнув по подмётке, улыбнулся Спирька. — Бери!

— Не бери! — воскликнула Ульяна. — Не бери их, проклятых! Они с княжеской ноги!

— Да что тут такого? — беря сапоги, сказал спокойно Игнат. — Я и царские сапоги в руках держал — жив остался.

— Взял! — прохрипел Спирька и закашлялся смехом. — Хе-хе-хе!

— Теперь ты князю-батюшке должен служить по совести! — ощерил толстый рот Парамон.

— Игнатка, то ж погибель твоя! — почти простонал дед Данилка. — Сапоги с княжеской ноги даются только князевым сборщикам. Тебя Данила Михайлович сборщиком податей делает вместо Ефимки… Не взял бы сапог — спроса нет. А раз взял — погиб.

— Слышал, солдатик! — прохрипел Спирька. — Не попади и ты под батоги! Князь даёт тебе три дня сроку — чтоб все подати с села были собраны! Все! До маковой росинки. Реестр, в коем прописано, сколько и чего надобно доставить князю, получишь в усадьбе.