Мои хорошие друзья. Лесная песня - Татьяна Тимохина

— Ах, ты уже здесь! — услышал он голос сестрички Ани. — А я на цыпочках хожу, боюсь тебя разбудить. С кем ты тут разговариваешь?

— Тише! Вон, видишь, синичка!

— Ага! Ой, какая хорошенькая! Она замёрзла, бедненькая. Знаешь, как сегодня на улице холодно! Птичка голодная, даже на лету замёрзнуть может. Давай-ка мы с тобой отыщем пшено и накормим её!

Птичка словно поняла, что сказала девочка. Она взмыла к самому верху оконной рамы и радостно летала так, чтобы дети всё время видели её, а время от времени приближалась к окну и два-три раза ударяла клювом в форточку.

Только и слышалось: тррр! Тук-тук-тук! Тррр! Тук-тук-тук!

— Вот оно, пшено! — радостно воскликнула Аня. — Нашла! Но как его сыпать? Если прямо в снег, оно там затеряется.

— Сделаем кормушку, — решил Миша.

— А как?

— Как, не знаю… Но постой, постой, я, кажется, что-то придумал!

Он помчался в соседнюю комнату и принёс оттуда кусочек хлеба и верёвку. Верёвкой перевязал хлеб крест-накрест и, взобравшись на подоконник и держа верёвку за свободный конец, забросил хлеб в форточку.

— Слезай оттуда. И — тссс! Молчок! — прошептала Аня, боясь спугнуть птичку.

Затаив дыхание и не смея пошевелиться, наблюдали дети за синичкой. Птичка осторожно приближалась к хлебу. Прыгнет, остановится, посмотрит по сторонам. Потом снова короткий скачок. Очутившись рядом с хлебом, не сразу стала его клевать, а сперва осмотрела со всех сторон. И лишь убедившись, что всё в порядке, синичка принялась за еду. Клюнет раз, поднимет голову, посмотрит. Клюнет другой раз — и снова все предосторожности.

— Ешь, ешь, не бойся! — закричал Миша, у которого лопнуло терпение.

— Не шуми! — одёрнула его Аня. — Сейчас улетит!

Однако синичка не только не улетела, но даже и не тронулась с места. Она только зацинькала: «Цинь! Цинь! Цинь!»

Словно кого-то звала.

И в самом деле, спустя мгновение, прилетела ещё одна, только поменьше.

— Это её дочка! — прошептал Миша.

— Молчи!

Мама и дочка посмотрели друг на друга и дружно стали клевать хлеб с двух сторон.

Миша радостно рассмеялся. На этот раз Аня не стала шикать на него, а засмеялась вместе с ним.

А птички завтракали, не обращая ни малейшего внимания на своих добрых покровителей.

… После этого, едва заслышав стук в окно, Миша торопится к окну, чтобы забросить в форточку очередную порцию хлеба на верёвочке. И каждый день ему радостно: он ведь теперь не просто Миша, как был раньше, а друг пернатых!

Хорошо весной на берегах реки Мокши! Просторны заливные луга, а воздух такой, что дышишь и не надышишься тонким ароматом клейкой сосновой смолы и сочных лесных трав.

В мае здесь собирается так много разных птиц, что люди называют это скопище «птичьим базаром». Каких только голосов не услышишь на этом «базаре»! От зари до зари не смолкают соловьиные трели. Где-то вдали кукует кукушка. Жалобно кукует и грустно. Она ведь не вьёт гнёзд, птенцов своих подбрасывает в чужие, вот и прозвали её за это бездомной. Заметив приближающуюся опасность, громко и тревожно стрекочут сороки. Кричат грачи. Что там у них случилось? Ага, вот оно что! Один маленький грачёныш-несмышлёныш увидел, как высоко в небо поднялась его мама, и прыгнул следом за ней, да не полетел, а шлёпнулся на землю. Вот теперь и лежит он, растопырив свои слабенькие крылышки, прижался к высокой траве, дышит тяжело, натужно. А над ним, громко крича, летают старые грачи. Жалко грачёныша-несмышлёныша и людям. Вот какой-то мужчина взял его осторожно, чтобы не причинить ему боль, и хотел посадить на сосновый сук.

— На земле оставлять нельзя. Кошки съедят.

Но тут подоспел Миша:

— Дяденька, дяденька, не надо! Он оттуда свалится, упадёт, разобьётся. Лучше мне его отдайте. Я кормить его буду, ухаживать за ним.

— Что ж, коли правду говоришь и не обидишь, бери.

Взял Миша грачёнка. Забот поприбавилось, но ведь и радостей — тоже.

Вспомнил, что на днях выбросила мама сломанную пластмассовую тарелку. Пошёл, поискал на том месте, нашёл, домой принёс. Хлеба туда накрошил, печенья и поднёс своему приёмышу.

— Ешь, маленький, ешь! Есть будешь хорошо — поправишься быстро, окрепнешь.

Поднял, растопырил грачёныш свои пёрышки, чёрные как смоль. Не ест, молчит, будто ничего не видит и не слышит.

Прямо до слёз Мишу довёл. До вечера Миша с ним мучился. А вечером принёс ему макароны. Грачёныш их, видать, за червяков принял и от радости даже крылышками затрепыхал. И давай макаронину за макарониной уплетать.

И даже когда кончились макароны, рот не закрывал, а требовал ещё. Миша ему тогда и хлеб, и печенье скормил. То самое, которое раньше грачёныш и видеть не пожелал. Да ещё две картошины. Крупные! А когда всё это съел грачёныш, Миша прошептал:

— Яшка!

А потом чуть громче:

— Яшка!

И опять, теперь уж совсем громко:

— Яшка, Яшка!

Сыт был грачёныш, понравилось ему такое имя, и он довольно запищал.

— Ну, значит, Яшкой тебе и быть, раз согласен, — сказал Миша.

Постепенно привык к мальчику птенец. И если Миши долго не было дома, тоскливо пищал и суетился.

— Соскучился, Яшенька, вижу, — говорил Миша, возвращаясь домой. — Ну ничего, теперь дома буду.

От хорошего ухода и ласкового отношения быстро поправился грачёныш и окреп. Теперь уж он и вырос, и научился летать. Бывало, выйдет Миша на улицу, оставит грачёныша в комнате, а с улицы крикнет:

— Яшка, ко мне!

И птенец захлопает крылышками и прямо в форточку к Мише летит. Сядет другу на плечо и по сторонам озирается.

«Он теперь от меня никуда не уйдёт, я ведь не раз уже отпускал его на волю, а он полетает, полетает и ко мне возвратится», — думал Миша.

Но вот однажды после такого Яшкиного «вылета» в форточку увидел Миша, что в небе летят грачи. Взял он птенца на руки, погладил, глянул в вышину и что было силы подбросил грачёныша вверх.

— Лети, Яшка!

Яшка и полетел. И видать, стаю догнал, с нею и исчез.

Прошёл час, другой, третий, а он всё не возвращался.

— Яшка, Яшка! — кричал Миша.

Но всё напрасно.

А к вечеру Яшка вернулся сам.

Поскучал с недельку, а потом снова стал весёлым и озорным. Так до сих пор у Миши и живёт.

Как-то раз летом пришёл ко мне Миша и говорит:

— Пойдём посмотрим!

— А что там такое?

— Да вот жучок какой-то совсем разленился, пешком не хочет ходить, автобус себе придумал.

— Автобус?

Миша подвёл меня к старому пню. Около пня я увидел червяка, на котором верхом ехал жук. Я захохотал; жук, видимо, испугался, расправил крылышки и улетел. Но через минуту он снова появился, снова сел на червяка, но на этот раз не поехал на нём, а вцепился в него и, поднявшись в воздух, потащил его за собой.

— А знаешь, куда он его понёс? — спросил меня Миша.

Я только пожал плечами в ответ.

Тогда Миша показал мне дырочку в асфальте.

Оказалось, это был не жук, а каменная оса, которая умеет пробивать даже самые твёрдые камни.

Недавно к Мише приехала бабушка. Миша очень обрадовался: с бабушкой всегда веселее. Ей можно всё рассказывать, она ведь никуда не торопится, выслушает, порассуждает.

— Бабушка, смотри — голуби прилетели! — сказал он ей однажды.

Бабушка, хотя и была занята на кухне приготовлением обеда, отозвалась.

— Это к добру, внучек, — сказала она, входя в комнату. — Издавна говорят, что голуби счастье приносят. Смотри не спугни их. И давай-ка их накормим.

Бабушка принесла в мисочке пшено и отдала внуку.

Миша взял мисочку и выбежал на балкон.

Голуби увидели его, испугались и улетели.

— Эх, ты! — сказала бабушка. — Опять поторопился. Надо было потихоньку выйти. А ты так носишься, что не только голубей, но и слона испугаешь.

— А чем же я их испугал? — удивился Миша. — Я ведь их не трогал!

Тогда бабушка неожиданно подошла к Мише и трижды хлопнула в ладоши у него перед носом.

Миша вздрогнул, попятился назад и прищурился.

— Что, испугался? — засмеялась бабушка. — А ведь и я тоже тебя не трогала. Вот так и голуби: боялись, что ты их станешь ловить.

— А я не насовсем бы их ловил. Подержал бы немножко и отпустил.

— Но они-то этого не знали. Ты их лучше и не пробуй ловить. Пусть живут себе, как им нравится. Только корми их каждый день.

Тогда они к тебе привыкнут, полюбят тебя, тебе незачем будет их удерживать — сами к тебе будут прилетать.

Так Миша и сделал. И голуби перестали его бояться.

— Ну вот, а я что тебе говорила? — радовалась бабушка.

Голуби стали садиться Мише на руки, и он их гладил. А когда улетали и Миша их звал, они прилетали даже на его голос. Хорошо!

Но вот пришло лето, бабушка стала собираться к себе домой. Папа и мама попросили её взять с собой Мишу и Аню, потому что сами они уезжали отдыхать куда-то на берег моря.