Уходимец - Николай Инодин

Мышка, поселившаяся в корнях старого дерева, вывороченного одним из весенних ураганов, выбираясь из своей норки в большой страшный мир, замерла, впервые увидев лежащее на кучке старых сухих веток обнажённое человеческое тело, неподвижное, горячее. Но человек почти не шевелился, только тяжело дышал — утром, и вечером, и на следующее утро. И осмелевшая мышка, в очередной раз, пробегая через большую нору, не стала огибать его, спеша по своим мышиным делам, а проскочила прямо по горячей обнажённой груди, мазнув по лицу своим длинным голым хвостом. Юркнула в щель между сучьев, и метнулась в пожелтевшую осеннюю траву.

С трудом разлепив веки, Роман пытался понять, где он, как здесь оказался. Почему так хочется пить, и откуда слабость, сковавшая члены. Он помнил, как начал спускаться в долину, к обустроенному у трупа упавшего древесного монстра убежищу. Потом покатившийся из-под ноги камень, показавшееся несообразно долгим падение… Видимо, в бессознательном состоянии добрался до своей норы — только вход сейчас завален сучьями и землёй, а со ствола гигантского дерева, образующего одну из стен, отваливается кора. С трудом перевернувшись на живот, Шишагов подполз к выходу из логова. «Проклятая слабость!» Медленно, с перерывами, начал разбирать сучья, завалившие вход, отгребая землю и куски дёрна, упавшие с обрушенного участка кровли.

Освободив лаз, достаточный, чтобы протиснуться, выполз наружу. Правая рука сильно болела, на предплечье краснел ряд параллельных шрамов. Видно, что раны воспалялись, остатки вытекшего из ран гноя засохли на коже, но организму, очевидно, удалось справиться с воспалением.

Встать не удалось, кружилась голова, не держали ноги. Во рту сухо, как в Сахаре, язык не слушался и наждаком драл нёбо. Выдыхаемый из ноздрей воздух только что не обжигал верхнюю губу. На звук текущей воды пришлось ползти на четвереньках. С тремя остановками для отдыха на отрезке в жалкую сотню метров. После водопоя сил осталось только на то, чтобы отползти от ручья. Человек упал, и его вытошнило. Отдышавшись, снова пополз к воде. Напиться удалось только с третьей попытки. После этого, окончательно обессилев, выбрался на чистое место, скорчился и заснул.

«Что-то непонятное с моей головой. На дворе осень, трава высохла, листья с деревьев облетают. Борода скоро в ногах путаться начнёт. Не мог я столько времени без сознания пролежать, сдох бы давно, и сгнить успел. Кто-то кормил и поил, судно подкладывал? Бред, не может быть, нет здесь никого. И шрамы эти…»

Надо было поесть, а сил на поиск чего-либо съедобного не было. Тело как не своё, непривычно жилистое, оно слишком резко отвечало на любую попытку пошевелиться. Осторожно, стараясь не делать лишних движений, Роман добрался до ручья, опять напился и сел на камень на краю небольшого омута, бездумно уставившись на противоположный берег. Пульс волнами отдавался в голове, слабый ветер перебирал спутанные пряди отросших волос. Журчала вода. Боковым зрением Роман заметил какое-то движение. Раньше, чем мозг сумел осознать увиденное, тело плавным движением развернулось, и в протянутой руке забилась рыба. Шишагов ударил трепещущую тушку головой о камень и выбросил её на берег.

«Я так не умею. Но я так уже делал. Когда? Не помню. Ничего не помню. Где одежда — не помню, где зажигалка — не помню, как жил несколько месяцев — не помню. Что ловил и ел сырую рыбу, знаю, но тоже не помню. А слово амнезия — помню. А ещё было кино, как леопарда убил. Голыми руками. Тарзан натуральный, только без обезьян. Наверно, я их съел. От первого лица кино, между прочим. У меня шизофрения. Я теперь доктор Джекил, а мистер Хайд сейчас отдыхает».

Придвинулся к рыбьей тушке. Взял в руки, повертел…. Есть сырую? Надо найти подходящий камень, хоть выпотрошить её как следует. Опять отвлёкся, задумался, и опомнился, только ощутив во рту вкус рыбы. Организм нуждался в пище, и не собирался ждать, когда растерянное сознание соблаговолит до этого додуматься.

«Сожрал рыбку чуть не живьём, и не подавился. Пальцами разорвал, и схавал. Что со мной происходит? Ступор этот постоянный. Интересно, это ещё я или кто-то, кому кажется, что он это я? Стоит только отвлечься, и прёт изнутри что-то непонятное. Кто-то вселился в моё тело? Эй, ты кто? Молчит, не отвечает. Всё-таки шизофрения? При шизе вроде личности по очереди рулят, у Ремарка в «Чёрном обелиске» что-то такое было. А ЭТО здесь, рядом — во мне, всё время настороже, смотрит моими глазами, слышит моими ушами, нюхает моим носом. Да, кстати, нюхает лучше меня, много лучше. Или это я стал лучше нюхать? Раньше я отдельные запахи почти не различал, лесом пахнет, землёй там, а теперь знаю, вот это пахнет смола, это травка, что около камней стелется, это тина, обсохшая на камнях, и много-много ещё всего, запахи перестали сливаться, разделились, и у каждого появился источник. Не все могу назвать, зато представить могу, как вживую. И со слухом такая же история, шум распался на отдельные звуки, и звуки эти заговорили — что звучит, с какой стороны, как далеко. Я могу узнать каждый в отдельности, а этот, внутри, слышит сразу все. Детектор какой-то. И вымыться надо, воняет от меня, мой запашок ведь тоже кто-то учует, и сбежит раньше, чем поймаю…. Какое «поймаю», о чём я? Меня поймает, скорее. Почему-то знаю, что не будет ловить. Я — плохая добыча. Опасная. Есть лучше. Откуда я это знаю? Куча вопросов, и никаких ответов. Смыть запах. Вот, здесь поглубже, вот так, теперь в сухой траве поваляться».

Омывшись и обсушившись, Роман побрёл к своему убежищу. Там медленно, стараясь не делать лишних усилий, убрал от входа сучья, перекрывавшие лаз, осмотрел внутренности берлоги. Остатки одежды нашлись у дальней стены. Свитер растащили на клочки какие-то зверушки, а вот джинсы, рубашку и куртку ещё можно было натянуть. Ну, если не обращать внимания на изорванную подкладку куртки и многочисленные вентиляционные отверстия в ткани. Джинсы к тому же постоянно сползали, уж очень костлявой стала Ромкина задница. Проблему Роман решил просто, до упора затянув ремень на своём впалом животе. Зажигалку найти не удалось. Тот, внутри, воспринял одевание двояко — тепло, но мешает двигаться. И шуршит.

Перестав зябнуть, вылез из логова, и медленно, постоянно останавливаясь перевести дыхание, стал собирать и таскать в него сухие палые листья, сгребая их в куртку. В очередной раз, подтаскивая груз листвы вдоль ствола поваленного дерева, обратил внимание на горку камней над бывшим беличьим дуплом. Забравшись к нему, обнаружил внутри орехи. Потом сидел на стволе, разламывая между камнями скорлупу и пережёвывая вкусные ядра. Насытившись, снова закрыл дупло и поплёлся в берлогу — спать.