Падение кумиров - Фридрих Вильгельм Ницше
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В нем истолковывалось страдание; казалась заполненною огромная пустота; захлопывалась дверь перед всяким самоубийственным нигилизмом. Истолкование это, несомненно, принесло с собой новое страдание, более глубокое, более сокровенное, более ядовитое, более вгрызающееся в корни жизни: оно ввело всякое страдание в перспективу вины… Но, несмотря на все это, человек был этим спасен, он обрел смысл жизни, отныне он перестал уже быть листком, подхваченным ветром, игралищем бессмысленности, «бессмыслия», отныне он получил возможность хотеть чего-нибудь, – на первых порах безразлично, куда, к чему и для чего он хотел; важно то, что сама воля была спасена.
Невозможно, конечно, скрыть, что, собственно, выражается всем этим хотением, получившим свое направление от аскетического идеала: эта ненависть к человеческому, и еще более к животному, и еще более к вещественному, это отвращение к чувствам и к самому разуму, этот страх перед счастьем и красотой, это страстное стремление уйти прочь от всего кажущегося, перемен, становления, смерти, желаний и самих стремлений – все это означает, осмелимся понять это, – стремление воли в Ничто, отвращение к жизни, восстание против самых основных предпосылок жизни, но это есть и остается волей!.. И чтобы сказать еще раз в заключение то, что я уже говорил в начале: человек предпочитает хотеть Ничто, чем ничего не хотеть…
Падение кумиров, или О том, как можно философствовать с помощью молотка
Предисловие
Сохранить свое веселое настроение, занимаясь невеселым и ответственным делом перед массами, – это немалое достоинство в художественном произведении… И действительно, что необходимо для веселого настроения? Без выходящего за всякие рамки веселья не удается никакое дело. Только излишек силы и служит доказательством силы. Вопрос «о переоценке всех оценок» так мрачен, так страшен, что он бросает тень и на того, кто его задает, – такая мрачная судьба этой задачи заставляет человека выбегать всякую минуту на солнце и стряхивать с тебя тяжелую, подавляющую своею тяжестью серьезность. Для этого пригодно всякое средство и всякий «случай» может считаться счастливым случаем. Прежде всего война. Война была всегда очень разумным делом с точки зрения серьезных и глубоких умов; даже сами раны обладают целительной силой. Уже давно моим излюбленным изречением сделалось следующее изречение, происхождение которого я скрою от любопытных ученых: virescit vulnere virtus[132].
Другой способ исцеления, в некоторых случаях, по моему мнению, даже более желательный, – это ПОДСЛУШИВАТЬ ТАЙНЫ КУМИРОВ… В мире больше кумиров, нежели настоящих героев: таков мой «злой взгляд» на этот мир и точно таков же мой «злой слух». Поставить здесь сразу вопросы, твердо, вбивая их как бы МОЛОТКОМ, и, может быть, услыхать в ответ на них тот всем известный глухой звук, который производят в кишках ветры, – в какой восторг это может привести того, у кого за ушами есть еще и другие уши, – меня, старого психолога и крысолова, перед которым именно то, чему не хотелось бы высказываться, НЕПРЕМЕННО ДОЛЖНО ЗАГОВОРИТЬ… И эта книга, так же как и та, которая называется «Казус Вагнера», есть прежде всего отдых, освещенное солнцем местечко, прыжок в сторону, в область праздности психолога. Может быть, это тоже новая война? Уж не подслушиваются ли в этой книге тайны новых кумиров?.. Эта маленькая книжка представляет собою объявление великой войны; что же касается до подслушивания тайн кумиров, то на этот раз дело идет совсем не о современных кумирах, но о кумирах ВЕЧНЫХ, которых мы пробуем и молотком, и камертоном, – вообще, это самые древние, самые самонадеянные и самые надутые кумиры… И вместе с этим самые пустые… Впрочем, это не мешает тому, чтобы им верили гораздо больше, чем другим, и даже в некоторых особенных случаях говорят, что это вовсе не кумиры…
Турин, 30 сентября 1888 года,
в тот день, когда была дописана первая книга «Переоценки всех оценок».
ФРИДРИХ НИЦШЕ
Афоризмы и стрелы
1
Праздность есть мать всякой психологии. Как, разве психология порок?
2
Даже самый храбрый из нас часто робеет, когда дело коснется настоящего знания
3
Для того чтобы жить в одиночестве, нужно быть или животным, или богом – говорит Аристотель. Есть еще и третий случай, о котором он не упоминает: это в одно и то же время быть и тем и другим, одним словом – философом.
4
«Всякая истина проста». Разве это не двойная ложь?
5
Я не хочу, говорю это раз и навсегда, знать слишком много. Уметь ограничивать познание – это тоже мудрость.
6
Человеку отдохновением от неестественности и умственного развития служит его первобытная природа.
7
8
Из устава военной школы, то есть жизни: то, что меня не убьет, сделает меня сильнее.
9
Помогай самому себе, тогда тебе и всякий поможет. Таков принцип любви к ближнему.
10
Никогда не будь трусом в своих действиях! Никогда не ограничивай себя всего одним намерением! Угрызения совести не имеют большого значения.
11
Может ли осел оказаться в трагическом положении? – Может, если он вот-вот упадет под тяжестью такого бремени, которого он не может ни нести больше, ни сбросить, не правда ли? Именно в таком положении часто оказывается философ.
12
Человек, упорно преследующий какую-нибудь цель, обычно бывает не особенно разборчив в средствах. Никто не добивается такого успеха в делах, как англичане.
13
Мужчина создал женщину – из чего же? Из ребра своего божества – своего «идеала».
14
Как? Ты ищешь? Тебе хотелось бы удесятериться, умножиться во сто раз? Ты ищешь последователей? – Ищи людей ничтожных: нулей!
15
Людей, обогнавших свое время, таких, как я, например, – понимают гораздо хуже, чем современных, но зато их внимательнее слушают. Говоря точнее, нас не поймут никогда – и вот причина того авторитета, которым мы пользуемся
16
Между женщинами. Истина? О, вы не знаете истины! Разве
