Великая война. 1914–1918 - Джон Киган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Офицеры Генерального штаба, которые были в Ставке в Могилёве, опасность происходящих в столице событий сознавали. Вечером 27 февраля Николай II отдал приказ генералу Иванову с надёжными частями — батальонами георгиевских кавалеров из охраны Ставки — выехать эшелонами в Петроград, чтобы навести там порядок. К ним должны были присоединиться несколько полков пехоты и кавалерии с Западного и Северного фронтов. Сам император тоже направился в Петроград, но не прямо, а через станции Дно и Бологое. Царские поезда перешли на Николаевскую железную дорогу, но в 200 километрах от столицы их остановили восставшие железнодорожники. Вернувшись обратно, литерные поезда Николая и его свиты проследовали в Псков — в штаб Северного фронта. В Пскове царь дал Думе разрешение на формирование кабинета министров. Там же 2 марта Николай II отрёкся от престола, причём в нарушение указа Павла I о престолонаследии отказался и за себя, и за сына в пользу брата Михаила.
Решающим фактором, повлиявшим на отречение Николая II, стал взгляд на происходящие события начальника Генерального штаба Алексеева, который 1 марта направил государю телеграмму следующего содержания:
Революция в России… знаменует собой позорное окончание войны <…> Армия слишком тесно связана с жизнью тыла, и с уверенностью можно сказать, что волнения в тылу вызовут таковые же в армии. Требовать от армии, чтобы она спокойно сражалась, когда в тылу идёт революция, невозможно. Нынешний молодой состав армии и офицерский состав, в среде которого громадный процент призванных из запаса и студентов университетов, не даёт никаких оснований считать, что армия не будет реагировать на то, что будет происходить в России[547].
Отречение царя оставило Россию без главы государства, поскольку великий князь Михаил от престола тоже отказался. Революция быстро лишила страну и государственного аппарата — по соглашению, подписанному 3 марта комитетом Думы и исполкомом Петроградского Совета, все губернаторы, наделённые административными полномочиями, отправлялись в отставку, а полиция и жандармерия, инструменты их власти, распускались. За пределами столицы оставались только местные органы власти, или земства, — окружные советы, состоявшие из уважаемых и богатых людей, но они не имели ни опыта, ни полномочий, ни средств для исполнения распоряжений Временного правительства. Впрочем, в любом случае на его решения мог наложить вето исполком Петроградского Совета, который объявил военные, дипломатические и большинство экономических вопросов своей прерогативой, оставив правительству только принятие законов, гарантировавших права и свободы населения[548].
В одном оба органа власти были безусловно согласны друг с другом: война должна продолжаться. Мотивы у них, правда, оказались разные: у Временного правительства в основном престиж державы, а у исполкома и стоящих за ним Советов — защита революции. Советы продолжали клеймить войну как чудовищную, империалистическую, но в то же время опасались, что поражение от Германии чревато контрреволюцией, поэтому воззвание «К народам всего мира», подписанное 15 марта, призывало эти самые народы к совместным решительным выступлениям против своих правящих классов. В то же время армию через Советы солдатских депутатов агитировали продолжить борьбу против «штыков завоевателей» и «иностранной военной силы»[549].
Солдаты, ставшие на защиту народной революции, вновь обрели желание сражаться, казалось бы навсегда утраченное зимой 1916 года. «В первые недели [Февральской революции] солдатские массы в Петрограде не только не стали бы слушать разговоры о мире, но и не позволили бы произнести эти слова». Петиции солдат Временному правительству и Петроградскому Совету указывали, что сторонников немедленного мира они были склонны считать приспешниками кайзера[550]. Из всех групп социалистов, представленных в исполкоме, за немедленный мир выступали только большевики, однако они проявляли осторожность и не выдвигали данное требование. Впрочем, большевики и не могли этого сделать, поскольку все их руководители — Троцкий, Бухарин и Ленин — находились в эмиграции.
Возобновление военных действий требовало лидера, но ни в исполкоме, ни во Временном правительстве такого не нашлось. Члены исполкома были интеллектуалами-социалистами, а председатель Временного правительства князь Георгий Львов — благодушным популистом. Социалисты, одержимые абстрактными политическими идеями, не понимали практических сторон дела и не хотели ими заниматься. Львов придерживался благородных, но безнадёжно нереалистичных взглядов на способность народа определять собственное будущее. Большевики прекрасно знали, чего они хотят, но их влияние было незначительным из-за возродившейся воинственности масс. В этих обстоятельствах руководство неизбежно должно было перейти к энергичному человеку. Такой лидер появился в лице Александра Керенского, чьи нехарактерное для социалиста стремление к власти и безупречная репутация позволили сочетать членство в исполкоме с министерским портфелем, а также пользоваться горячей поддержкой рядовых членов Совета. Сначала Керенский был назначен министром юстиции, в мае (в апреле по юлианскому календарю, который Временное правительство отменило) стал военным министром и тут же затеял чистку среди высшего командования армии, которое, по его мнению, было охвачено пораженческими настроениями. Самый успешный из полководцев Первой мировой войны, Брусилов, занял должность начальника Генерального штаба, а эмиссары Керенского отправились на фронт с заданием поднять боевой дух рядовых солдат.
В первые дни после Февральской революции петроградский гарнизон был полон решимости продолжать войну. Солдаты подавали петиции и устраивали демонстрации под лозунгами «Война за свободу до победы!», прекрасно при этом понимая, что рисковать жизнью им не придётся: седьмой из восьми пунктов знаменитого приказа исполкома № 1, упразднявшего губернаторство и полицию, гласил, что военные формирования, принявшие сторону революции, не могут быть отправлены на передовую. Фронтовики, с восторгом встречавшие военного министра во время его инспекционных поездок, с меньшим энтузиазмом восприняли так называемое наступление Керенского, которое началось в июне 1917 года, имело своей целью изгнание «иностранной военной силы» и пользовалось большой поддержкой в тылу. Генерал Абрам Драгомиров, командующий 5-й армией, сообщал о тревожных признаках: «Находясь в резерве, полки заявляют о готовности сражаться до полной победы, но затем отказываются возвращаться в окопы»