Записки (ноябрь 1916 года - ноябрь 1920 года) - Петр Врангель

Рабочие ушли, видимо очень удовлетворенные. Забастовка не состоялась и дальнейшие попытки к агитации успеха не имели.

Глава III

Приказ о земле и волостном земстве

Комиссия сенатора Глинки, бывшего товарища министра земледелия и начальника переселенческого управления, которому я поручил сперва образовать в Ялте совещание по земельному вопросу из лиц мною указанных, а затем уже особую комиссию в Симферополе, работала весьма интенсивно. В состав комиссии, заседавшей в Симферополе, вошли в качестве ее членов: представители от ялтинского совещания общественных деятелей, в количестве четырех человек, управляющий отделом земледелия и землеустройства, начальник общей части этого отдела, начальник таврического управления земледелия и государственных имуществ, таврические: губернский землемер, начальник межевого отделения, заведующий государственным земельным фондом; управляющие государственным земельным банком и таврическим его отделением, старший нотариус симферопольского окружного суда, начальник симферопольского уезда, товарищ председателя съезда сельских хозяев, председатель таврической губернской земской управы, явившиеся из числа всех приглашенных земских деятелей, председатели перекопской, евпаторийской и член феодосийской уездных земских управ, три представителя волостей симферопольского и феодосийского уезда и шесть особо приглашенных лиц, общим количеством тридцать членов комиссии.

С первых же дней работы комиссии, вокруг нее поднялась буря страстей. И печать, и представители «демократической общественности» и «консервативные» представители крупной земельной собственности горячо отстаивали свои точки зрения. Одни требовали «признания завоеваний революции и безвозмездного предоставления малоземельному и безземельному крестьянству всей казенной и частновладельческой земли», другие, не допуская возможности принудительного отчуждения, хотя бы и за плату, утверждали, что «собственность священна», что всякое стеснение крупного хозяйства помешает экономическому возрождению страны. Трудно было вести комиссии эту работу в этой атмосфере, насыщенной борьбой, так как среди членов комиссии не было единодушия. Разрешать земельный вопрос во всем его общем всероссийском масштабе, комиссия не считала себя вправе, учесть же все психологическое значение известных аграрных мероприятий для успеха борьбы с большевиками, в условиях настоящего революционного времени комиссия не могла. Ища средней линии, стремясь найти выход из положения, комиссия ограничила свои работы, наметив некоторые земельные мероприятия и лишь в пределах многоземельного Крыма, применительно к этим особым его местные условиям.

Комиссия составила проект правил, согласно которым передавались земледельческому населению лишь те пахотные и сенокосные земли частновладельческих имений, которые сдавались в аренду или оставлялись владельцем без обработки за последние шесть лет. При этом каждому землевладельцу предоставлялось сохранить за собой до 200 десятин, а в хозяйствах, имеющих государственное или краевое значение - до 400 десятин. Совершенно неприкосновенными сохранялись у их владельцев - все усадебные земли и постройки, площади ценных культур, а у крестьян их надельные участки и земли, купленные при содействии крестьянского банка.

Все обреченные на отчуждение земли должны были немедленно быть приведены в ясность, но при этом допускалась еще в течение года добровольная их продажа владельцами покупщикам. Относительно выбора последних, как и о размере продаваемых участков, - установлены были особые правила. И только не распроданные к указанному сроку земли должны были поступать в распоряжение правительства для дальнейшего их использования по назначению. Преимущественное право покупки предоставлялось постоянным арендаторам и в особенности тем из них, которые имели на арендуемой земле усадебную оседлость о хозяйственное обзаведение.

Для приведения в исполнение постановлений законопроекта предполагалось учредить особые посреднические комиссии.

Вместе с тем, симферопольская особая комиссия разработала правила о немедленной разбивке на участки и продажи землепашцам всех пригодных для сельскохозяйственного пользования земель казенных и государственного земельного банка и о возвращении немецким колонистам земель, отобранных у них на основании особых узаконений 1915 года, а равно и ряд других практических мероприятий.

Однако этот проект комиссии не является результатом единогласного решения. Даже некоторые из подписавших его членов комиссии подали затем особые мнения о несогласии своем с наиболее существенными пунктами проекта, а часть членов вообще отрицала необходимость издания какого-либо имеющего законодательный характер акта по земельному вопросу и признавала возможным ограничиться пока отдельными приказами, охватывающими частные случаи, с расширением лишь деятельности государственного земельного банка по добровольной покупке земель у частных владельцев и наилучшим использованием незасеянных и вообще пустующих земель.

Из представителей земств и крестьянского населения, председатель таврической губернской земской управы подал особое мнение о немедленной передаче земледельческому населению не только обычно сдаваемой в аренду земли частновладельческих имений, но и всей неиспользованной за последние три года площади, с предоставлением владельцам сохранить за собой участки лишь не более 100 десятин.

Таким образом, комиссия в сущности не указала общего решения земельного вопроса, недостаточно широко пошла навстречу сложившимся в крестьянской среде представлениям о действительных потребностях земельного устройства. Она только дала обширный материал, ценный для дальнейших работ.

Между тем как крестьянству, главному оплоту русской государственности, так и армии, для опоры ее на широкие крестьянские массы нужно было ясное и твердое слово о земле и слово отвечающее желаниям крестьянства, его чаяниям, мечтам. Слово закрепляемое и делом.

Газеты с известиями о работах земельной комиссии в это время проникли за фронт красных. В Севастополе пробирались через фронт отдельные крестьяне из южных уездов Северной Таврии, они осведомляли нас о положении и ожиданиях зафронтового крестьянства и сами справлялись о том, как новый Главнокомандующий предполагает разрешить вопрос о земле и местном управлении.

Я вызвал некоторых из них, именовавших себя представителями крестьянских союзов, к себе. Долго и подробно говорил с ними сам, поручив сенатору Глинке записать и формулировать их соображения и желания и поскольку они не противоречат моим взглядам, - принять все это во внимание при последующей работе.

Крестьяне говорили, что население тех местностей, откуда они прибыли, за исключением лишь голытьбы и отбросов, крайне тяготится советской властью и коммуной. Крестьяне желают водворения в деревне мира, порядка и государственности, они ждут закона о земле и земском управлении, но хотят сами взять в свои руки заведывание земским хозяйством и распоряжение землей; они уверяли, что поведут дело разумно, хозяйственно и справедливо, без всякой обиды и разрушения сохранившихся хозяйств частных владельцев. Только при таких условиях крестьянство, по их заявлению, поймет и признает, что дело Русской армии - их собственное и государственное, народное дело.

Эти беседы окончательно укрепили меня в моем решении идти навстречу настроениям армии и населения. Я тут же поручил сенатору Г. В. Глинке приготовить в самый кратчайший срок земельный законопроект, определенно указав ему те главные основания, на которых этот законопроект должен быть составлен.

Чтобы оценить необходимость и правильность этого решения, надо уяснить себе общую обстановку в областях, занимавшихся около года Добровольческой армией, так как и в тех, которые оставались вне действия законов правительства генерала Деникина. Условия сельского хозяйства, в связи с полной необеспеченностью его и с отсутствием правового порядка в землепользовании, привели к полной хозяйственной разрухе.

Захваченная крестьянами в Северной Таврии помещичья и хуторская земля, равно и часть крестьянской надельной, не признаваемая советским правительством собственностью ее давних хозяев - состоятельных крестьян-земледельцев и в значительной мере предоставленная, так называемой «деревенской бедноте», обрабатывалась далеко не полностью. Так называемые «совхозы», бывшие крупные имения, оставленные советской властью за собой и долженствовавшие служить для насаждения коммунальных хозяйств, дали столь жалкие результаты, что с начала 1920 года советская власть сама начала издавать спешно законы об уничтожении коммунальных хозяйств и создании, с ведома самих крестьян, из небольших участков этих имений, опытных станций. Впоследствии, по проведении в Крыму земельного приказа, в распоряжение правительства юга России было принято свыше пятнадцати крупных имений, бывших «совхозов». Имения эти были приведены советской властью в полное разорение. Живой и мертвый инвентарь сохранился в очень ограниченном количестве; постройки, частью сожжены, частью растасканы. (Например, в имении Фальц-Фейна «Аскания-Нова», из 400 лошадей осталась 1, из 120 верблюдов - 72, из 1000 волов - 60, из 300 коров - 3, из 200 свиней - 67, из 45 000 овец - 5000. Посевная площадь повсюду сократилась чрезвычайно, так в указанном имении из 4370 десятин экономической сельскохозяйственной земли было засеяно 415 десятин, в имении Кудрявцева из 980 десятин - 40 десятин, в имении Карабона из 2550 десятин - 180 десятин, в имении Желябина из 1945 десятин - 120 и т. д., т. е. в общем засеяно менее 8 процентов.)